Сын Луны

      Лёд раскололся, открыв синюю воду, и её нога соскользула вниз. Потеряв равновесие, Китнисс упала, больно ударившись коленом. Под штанину забрались тысячи жидких льдонок, режущих кожу и сковывающих мышцы. Поставив кулаки на полотно льда перед собой, девочка оперлась на них, выдернула ногу из полыньи, упала набок и откатилась от расползающейся дыры. От страха сердце прыгало к горлу, а замёрзшая нога дрожала под дуновениями ветра. Голова закружилась, и облака на небе смешались в одно серое пятно.       Собравшись с силами, она перевернулась на живот и замерла от ужаса: Пита нигде не было видно. У края льдины рябилась вода, сытая грязно-белыми осколками.       – Пит! – вскрикнула Прим, и Китнисс обернулась, чтобы посмотреть, куда указывает сестра.       В другой стороне от полыньи среди снега, припорошившего лёд, на секунду показались кончики пальцев и исчезли, не оставив ни следа. Одно белое поле, истекающее водой, как кровью.       Она поползла на животе вперёд к центру озера, подминая мокрый снег, но заблудилась, не увидев ничего, кроме сине-серого омута и пустоты.       Время шло, свист ветра и всхлипывания Прим казались мёртвой тишиной, давящей на уши. Девочка встала на корточки и медленно поползла к берегу. Забравшись на пологий скат, она поднялась на ноги, оглянулась на озеро, неподвижное и холодное, скованное льдом, раненное двумя прогалинами, и поджала губы.       Китнисс взяла сестру за руку и потащила к тропинке – прочь от воды.       Вернувшись домой, она спряталась в комнате, позволив плачущей Прим всё объяснять самой. Сестра рассказывала раз за разом: сначала матери, потом родителям Пита, а там и незнакомым людям, наполнившим дом. От звука её дрожащего голоса Китнисс жмурилась и накрывала ладонями уши, уткнувшись в подушку, а когда в небе взошла луна – выбралась из дома и со всех ног побежала к озеру.       Бледный свет золотил воду, плескавшуюся в полынье. Девочка долго стояла на берегу, пока ресницы не покрыл иней, а слезы, стекающие по щекам, не замёрзли.       Спустя несколько лет она потеряла счёт таким ночам. Китнисс боялась лишь одного – что когда-нибудь рассветные лучи упадут на воду раньше, чем она успеет уйти.       Девушка бежала по тёмному лесу, расталкивая склонившиеся ветви деревьев, которые обнажались, роняя снег. Взгляду открылась ровная белая поляна, блестящая тысячами павших снежинок. Гладкий слой зимнего порошка накрывал уснувшее озеро, предательски пряча его пологие берега.       Китнисс подошла к редкому камышу, окутанному пушистым инеем, и в глазах снова закололо. Она опустила взгляд, стараясь не смотреть на маленькую проталину в самом сердце озера, там, где лёд некрепок. По чёрной воде бегали юркие голубые искорки, сливающиеся с золотым светом луны. Подул лёгкий ветер, ласкающий её щёки, и снова опал, возвращая тишину.       Над озером поднялась снежная пыль, завиваясь позёмкой выше в воздух. Белые пылинки, кружащиеся в вихре, посеребрила луна. Они устремлялись вверх, мерцая в золотистых бликах. Китнисс подняла голову: снежинки ласкались в воздухе, липли всё плотнее друг к другу, и воздух наполнил туман.       Сгустившаяся дымка пошла тонкой рябью, превращаясь в золотистый кокон. Девушка завороженно смотрела на чарующую игру воздуха, снега и луны, когда туман пал, разлетаясь тысячами серебристых капелек. Вместо дымки на льду появилась белая фигура, от взгляда на которую сердце Китнисс отчаянно ёкнуло.       Она прищурилась, стараясь распознать силуэт, но ничего не смогла разобрать из-за снежинок, зависших в воздухе. В тихом шуршании льда он подходил всё ближе, пока свет луны не прорисовал знакомые, и вместе с тем новые, черты.       – Пит… – еле слышно прошептала Китнисс.       Он посмотрел девушке в глаза, отчего по её телу пробежал холодок: голубые радужки ярко горели на фоне снежной кожи. Выбеленные волосы больше не походили на мягкий пепел: от них веяло зимой и стужей. Только печальная улыбка, преобразившая его черты на несколько секунд, осталась прежней.       Когда Пит ступил на берег, девушка на миг перестала дышать, боясь, что видение исчезнет, покинув хрупкий лёд, но он остался ранить её сердце своей иллюзорностью: лёгкая белая одежда из льна, оголённая кожа рук, бледно мерцающая в темноте, беззвучные шаги, едва касающиеся земли, не давали забыть, что только жестокое воображение могло создать такой образ.       Китнисс была готова зажмуриться, переждать, пока призрак исчезнет вместе с метелью, прижимающейся к земле, но не смогла оторвать взгляда от заострившихся черт лица друга, жадно впитывая мелочи, чтобы запомнить, каким бы он стал, если бы вырос, если бы успел возмужать.       Её слезы иссякли, оставив сухими глаза, ловящие взгляд Пита. Он подходил всё ближе, пока их дыхание не смешалось в воздухе. Холод, цепко сжимавший её тело, отступил, освобождая путь робкому теплу.       Подняв руку, Пит осторожно дотронулся до её щеки: девушка вздрогнула, почувствовав касание, боясь, что к игре воображения подключилось и осязание. Отдёрнув пальцы, он опустил глаза и улыбнулся самому себе.       Как только Пит отстранился, тепло исчезло, уступая пронизывающему ветру, и Китнисс шагнула за ним, закрыв глаза от страха, что, прикоснувшись, разобьёт видение в туман, но Пит не растаял в воздухе – девушка попадала в мягкие объятия друга.       – Ты вырос, – прошептала она, пряча покрасневший нос у него на плече.       – Ты тоже. – Пит провёл пальцами по её косе, спускавшейся почти до поясницы.       – Тёплый. – Китнисс повернула голову, рассматривая его шею: кожа лучилась серебряным мерцанием, сотканным из миллионов блестящих крупинок.       – Да, пока луна в силе, – его голос сорвался от горькой дрожи.       – Исчезнешь?       – Да, – слетело с его губ на выдохе. Пит прижал девушку крепче, опуская подбородок ей на плечо. – Помнишь, какой сегодня день?       – Твой день рождения.       – Точно. Сегодня мои желания сбываются. Пусть и ненадолго.       Он поднял голову, всматриваясь куда-то ввысь, пока ветер затянул свистящую песню, играя промёрзшими зарослями камыша.       – Ответь мне, – Пит ослабил объятия, заглядывая в её глаза, – ты… счастлива?       Губы Китнисс приоткрылись, не выпуская ни звука – только дуновение молчания. Смотреть в пронизывающую голубизну глаз стало невыносимо, и она отвела взгляд в утоптанный снег.       – Не грусти, – Пит коснулся лбом её лба, совсем как в детстве покачивая головой и щекоча кончик её носа. В тени, залёгшей между их лицами, два голубых глаза соединились в один. Китнисс фыркнула и не смогла удержать глупую улыбку.       – Я скучала по тебе.       – Знаю, – он откинул голову чуть назад, смотря ей в глаза. – Видел, как ты приходила к озеру, но не мог спуститься. Прости.       – Спуститься? – Китнисс нахмурила брови.       – С Луны, – вздохнул он, не давая поверить, что это может быть шуткой.       – И там все? – тихо спросила она, думая о своём отце.       – Нет, только я… – грустно улыбнулся Пит, – один.       Искорки в его глазах вспыхнули и чуть померкли, тлея уставшими огоньками. Казалось, радужки начали выцветать, теряя голубизну.       Ветер донёс лёгкий шорох, будящий лес. Китнисс обернулась на шум – по тропинке шёл Гейл, засунув руки в карманы. Она виновато взглянула на Пита и замерла: его кожа блестела ещё ярче, чем раньше, будто пронизываемая лунным светом.       – Что с тобой?       Пит поднял руку навстречу лучам, и они прошли насквозь, рассеиваясь в мерцании его кожи. Девушка судорожно вздохнула.       – Я исчезаю, – он задумчиво сжал прозрачные пальцы в кулак, а потом подхватил её ладонь в обе руки, даря последние крупицы тепла.       – Китнисс, пойдём домой, – осипший голос мужа прозвучал у самого уха.       – Подожди, я… – отмахнулась она, – я ещё не всё сказала.       Выжидающе замолчав, Гейл положил руку ей на плечо.       – Я увижу тебя ещё когда-нибудь? – спросила девушка, ловя увядающие голубые всполохи глаз Пита.       – Когда-нибудь, – эхом отозвался он.       – Повернись и увидишь, – голос Гейла за спиной прозвучал раздражённо.       – Я не тебе.       – А кому?       Гейл сделал несколько шагов по подтаявшему снегу, выходя из-за её спины. Когда его плечо чуть задело Пита, тот поморщился и отошёл в сторону, а в её глазах застыла картинка того, как рука мужа рассекает видение как туман. Словно рядом никого нет.       – Он не видит, – прошептала она, на что Пит кивнул, подходя ближе и обнимая её за плечи. Девушка подняла руки, чтобы погладить друга по волосам. Прикосновение стало едва ощутимым, почти невесомым. Она зажмурилась, чувствуя, как из-под опущенных ресниц по щекам стекают слёзы. – Я буду скучать. Не уходи.       – Я не могу. Прости. Я бы всё отдал, чтобы остаться, но не могу. Прощай.       Подул ветер, унося из рук Китнисс тысячи снежинок, и капельки лунного света посыпались ей под ноги.       – Прощай, – девушка поднесла к губам сцепленные в замок руки, пытаясь удержать дуновения холодного воздуха и согреть их своим дыханием. Она стояла так, прижав ладони к лицу, ещё долго, пока муж что-то глухо спрашивал, а слёзы прокладывали мокрые дорожки вдоль её пальцев.       – Китнисс, Китнисс, – он встряхнул её за плечи, – очнись! Что с тобой?       Чуть только она открыла глаза, их обжёг холодный ветер, и фигура мужа размылась в неясных бликах.       – Пойдём, – он взял её за руку, ведя в сторону леса, – ты совсем замёрзла.       Еле-еле переставляя ноги, девушка побрела за ним, оглядываясь на спящее подо льдом озеро и бледную луну, грустно мерцающую вдали.       Слёзы удушливой волной поднимались из груди, и каждая капелька звучала голосом Пита. «Ты счастлива? Счастлива? Счастлива?» – перекликались они на разный лад. Внутри грустно покачивалась душа, нашёптывая ответ.       Ветви сомкнулись над головой, рисуя причудливый узор леса, укрытого снегом. Гейл, спешащий домой, всё ускорял шаг, ведя её по протоптанной дорожке.       – И зачем тебя опять понесло в лес? Китнисс, сколько можно! Сколько мне ещё тебя вылавливать?       – Не надо меня искать, – горло першило, и девушка закашлялась.       – Да? А что мне делать? Ждать, пока ты в лёд вмёрзнешь? – от быстрого шага его голос сбился. – Или сойдёшь с ума? – добавил Гейл тише.       Услышав его слова, Китнисс вздрогнула, представляя, как выглядели её руки, зависшие в воздухе, и взгляд, устремлённый в пустоту, и почувствовала себя очень одинокой.       – Я буду жить у мамы, – её слабый голос почти затерялся в дыхании и хриплых стонах ветра.       Гейл остановился.       – Мы уже это проходили, – он сжал губы, прожигая жену взглядом. – Снова сбегаешь. Может, хватит? Всё равно вернёшься.       – Нет, Гейл. Я насовсем.       Её муж вздрогнул, чуть подаваясь вперёд, и Китнисс зажмурилась, ожидая, что он упадёт на неё, но Гейл лишь бросил её ладонь, отвернулся и зашагал по тропинке, засунув руки в карманы, оставляя её наедине с неприступной луной, сияющей в ночном небе.