Вера и гимназия
8 июня 2015 г. в 18:00
Мама отправила Серёжу в Петербург, а младшие остались дома.
Вера как-то перед сном спросила:
– Мамочка! А я иду в этом году в первый класс?
Мама сказала с сожалением:
– Нет, Верочка!
Мама всегда её так зовёт, не признаёт «Верунчика» – любимого папенькиного имени.
– Почему?! – удивилась Вера.
– Во-первых, тебе ещё нет десяти лет, во-вторых, ты не сдавала весной экзамены.
У-у-у! Весной! Тогда было совершенно не до Веры! Все были заняты: то Дашутку выдавали замуж, то Серёжа заканчивал корпус, то ещё какие-то дела. А теперь она и виновата, получается, что не может поступить в гимназию!
Вера знала, где находится Любочкина гимназия, но за ворота её одну не выпускали. Офимьевна строго следила за тем, чем занимаются малыши: Вера, Ванюшка и Динка. Как можно улизнуть?
Утром мама ушла в свой институт, а Люба решила пойти в гостиную поиграть на пианино, с ней увязались Динка и Ванюшка. Вера хитро спросила:
– Офимьевна, а ты не хочешь послушать, как Любаня играет? Люба, сыграй нянюшке её любимую песню!
– Какую, Офимьевна, ты хочешь? – обрадованно подхватила Любочка.
Она умела подбирать мелодии по слуху. Офимьевна отказалась:
– Наши песни не для фортепьянов!
Но Вере не терпелось отвязаться от надзора.
– Офимьевна, так послушай Моцарта там, Бетховена! Даже папеньке нравится, как Любаша наша играет!
Девочка уже чуть не топала ногой, но сдерживалась, чтобы не выдать себя. Няня взяла её за руку:
– Пойдём и ты с нами!
В гостиной Вера шепнула сестре:
– Играй что-нибудь позануднее, чтобы она уснула!
Люба не догадалась о Вериных планах – она стала играть прелюдии Баха. Няня вскоре захрапела, да и малыши тоже клевали носом. Люба боролась с двухголосной инвенцией, а Вера сползла с дивана и отправилась в детскую.
Там она надела красно-коричневое платьице, привязала белый широкий воротничок, похожий на пелеринку, обшитую кружевами, завязала на косе коричневую ленту. Сверху накинула бежевую мантильку без рукавов, на голову – лёгкий капор, обулась в красные башмачки и на цыпочках двинулась к выходу. «Только бы на Сошку не наткнуться!»
Дочь Петра и Акулины обычно в это время вытирала пыль в комнатах. Взрослых можно обдурить запросто, а дети понимают, кто чего стоит!
Вера благополучно вышла в сад. Девочка погуляла для вида по аллейке, потом огляделась, проверила, что никто за ней не наблюдает, и побежала к решетчатому забору, просочилась между прутьями, маленькая и гибкая, и потопала мимо института в гимназию.
Поднялась по ступенькам, стала дёргать тяжёлую дверь за медную ручку, но было заперто. Вере пришлось возвращаться домой. Она пролезла во двор тем же путём. От крыльца уже кричала Сошка:
– Барышня! Вас нянюшка ищет! Офимья с ног сбилась! Нехорошо так убегать!
Вера подумала, что в следующий раз надо что-то похитрее придумать.
Через несколько дней наступил день рождения мамочки, а с ним – и начало учебного года.
Вера прямо с утра подарила маме свою поделку: она вылепила из глины свистульку в форме петушка, заставила слугу Дениса обжечь её в печке, раскрасила масляными красками, высушила. Мама очень обрадовалась и поблагодарила дочку. Но глаза её были печальные: папеньки дома нет, и когда будет – неизвестно!
– Маменька, пусть твоё желание исполнится в день рождения! – искренне сказала Верочка.
Мама поцеловала её и пошла в институт. Люба вышла вместе с ней и отправилась в гимназию. Старшей сестре два года осталось учиться, но она мечтала поступить в педагогический класс и сдать экзамены на звание учительницы.
Вера вышла на прогулку с малышами и Офимьевной и, улучив минуту, когда нянюшка отвернулась на Динку с Ванюшкой, спряталась за толстой липой, а потом бочком, бочком – и к решётке. Уже испытанным путём – и в гимназию!
Девочка открыла тугую дверь и столкнулась нос к носу со швейцаром.
– А Вы к кому, барышня?
– Я – учиться! – смело заявила Вера.
Швейцар, пожилой мужчина с седыми висками и в форменной синей фуражке, сказал:
– Вы опоздали, уроки уже начались. Они скоро закончатся! А с кем Вы пришли?
Она отвечала уверенно:
– Я одна пришла, я рядом живу!
А сама уже втёрлась внутрь. Швейцар решил, что надо препроводить девчонку к начальнице или хоть к инспектрисе.
В это время Софья была на уроке изящного рукоделия в выпускном классе. В институте заметили, что Софья Ивановна лучше всех отделывает бальные платья, поэтому ей давали каждый год выпускной класс. Искусные кружева, вышивки и украшения девочки учились готовить под руководством мадам Воронцовой.
Эмма Оттовна заглянула в класс:
– Софья Ифановна! Мошно Вас на минуточку?!
Софья вышла и увидела, что Эмма взволнована, и напряглась сама. Дети? Владимир? Сердце сжалось.
– Пришёл посыльный из гимназии!
«Люба!» – пришла ясность, но тревога не прошла. Что случилось с дочкой?
Посыльный, парень лет 25 в сером пиджаке, внизу в вестибюле сказал, что был дома у графини, но его оттуда направили сюда, в институт.
– Зайдите, пожалуйста, к инспектрисе, мадмуазель Алтаевой!
Эмма сказала, что посидит с девочками на уроке.
– Софьюшка! Конэчно, идитэ! – отпустила она учительницу.
Когда Софья на неслушающихся ногах пришла в гимназию, полная круглоглазая инспектриса встретила её, загородив вход в свой кабинет.
– Мадам! – сказала она с визгливыми нотками в голосе. – На этот раз – ваша младшая выкинула фокус!
Она освободила проход в кабинет, и Софья увидела на кожаном диване Верочку.
– Мамочка! – девочка вскочила и бросилась к матери за защитой.
Софья смотрела с удивлением.
– Вера? Что ты здесь делаешь? А где Люба?
Инспектриса сказала, интонацией выражая досаду, что посетительница разговаривает со своей дочерью, а от неё, хозяйки кабинета, отвернулась:
– Ученица Любовь Воронцова – на уроках! Впрочем, они уже закончились, сейчас шестой класс спустится в вестибюль, и Вы сможете забрать Вашу дочь домой. А вот эта барышня самовольно явилась…
– Простите нас! – перебила Софья Ивановна, которая уже всё поняла. – Вере нет ещё десяти лет, и я не планировала отдать её так срочно учиться. Мы придём весной сдавать экзамены, и моя дочь пойдёт через год в первый класс.
– Слишком много, мадам, хлопот с вашими Воронцовыми! – сожалеюще произнесла Алтаева.
Софья слегка покраснела. Эта гимназия считалась одной из лучших, и по расположению близко к дому она была удобной. Да и Люба продолжала здесь учиться, и отдавать Веру в другую гимназию было просто не с руки такой занятой женщине, как графиня Воронцова. На следующий год Вера покажет, на что она способна в учёбе, и в гимназии не пожалеют, что примут её. Но объяснять всё это сейчас было некогда: у Софьи шли свои уроки!
– Мадмуазель Алтаева, простите великодушно! Я надеюсь, наш разговор не закончен! Сейчас я вынуждена откланяться!
Мама взяла Веру за руку и вывела из кабинета, не успела инспектриса что-либо ответить. В коридоре к ним подбежала Люба.
– Мама? Что вы здесь делаете?
Она была удивлена. Вера показала ей язык.
– Дома поговорим, – коротко ответила Софья и проводила дочерей на улицу.
Они втроём торопливо дошли до своего дома. Софья, не заходя внутрь, передала обеих няне и поспешила опять в институт.
– Что это за тётка, похожая на жабу? – спросила Верочка сестру, когда они переодевались в домашнее.
– Инспектриса, – ответила Люба, а выражение её лица показывало, что не больно-то хорошо гимназистка относится к своему начальству.
Вера смешно передразнила Алтаеву, и обе засмеялись. Няня позвала их к обеду.
– А маменька что, ушли, что ли, опять в свой институт?! – запричитала она, впрочем, без тревоги. – Чует моё сердце, сегодня ещё что-то произойдёт!
– Офимьевна, не пугай меня, ласточка! – сказала Люба, обмахиваясь батистовым платком.
– «Ласточка», ха-ха-ха-ха! «Ласточка»!
Вере было смешно, что сестра назвала старую няню словом, подходящим для девочки.
– А ты, Верушка, не смейся! С тобой ещё будет разговор! – пообещала Офимьевна.
Часа через два пришла мама с несколькими пакетами, в которых явно просматривались подарки.
Девочки попросили разрешения посмотреть, что подарили маме ученицы, и Софья позволила. Это были поделки: вышивки, вырезания из цветной бумаги, аппликации, браслетики и другие девичьи драгоценности.
Софья вела русскую словесность в четвёртом и пятом классах – самый тяжёлый возраст. Но воспитанницы её любили и старались баловаться поменьше, а свою любовь и привязанность подтверждали такими безыскусными подарками.
Кухарка Федора доложила, что обед для барыни готов, но голодная Софья только рассеянно кивнула. Она уже была в светлом домашнем платье. Женщина прошла по анфиладе комнат, а в столовой вдруг взглянула в окно и спустилась в прихожую, вышла во двор.
В ворота въезжала извозчичья пролётка, а в ней – главный человек её жизни, единственный человек, Владимир!
– Владимир! Вернулся! Вернулся домой, наконец!
Она кинулась ему на шею, как только он спрыгнул на землю.
– Софья! Желанная моя! Как я по тебе соскучился!
Муж целовал её, словно пил, не в силах утолить жажду.
– Это лучший подарок на день рождения!
Софья была в восторге. А граф приговаривал:
– Подарки тоже будут!
И девочки, и Ванюшка выскочили во двор, увидев, что папенька с маменькой обнимаются у крыльца. В кутерьме все принимали участие.
Вера говорила:
- Маменька, маменька, моё пожелание исполнилось? Ведь исполнилось?!
Мама только кивала, блестя счастливыми глазами.
Офимьевна стояла в сторонке, шепча себе под нос и крестясь: «Сотворил Господь чудо! Я же словно чуяла: что-то ныне будет!»
Дворецкий Пётр с довольной улыбкой сам носил багаж из пролётки в дом. Он тоже заждался хозяина и был рад его возвращению.
Динка заняла почётное место у папы на руках; потом, чтобы освободить их для объятий, Владимир переместил дочку к себе на шею. Она оттуда на всех взирала сверху. Ей казалось, что она как погонщик на слоне в Индии, о которых ей только что рассказывал Ванюшка, но озвучивать своё сравнение девочка поостереглась, чтобы не обвинили в неуважении к отцу.
Заходя в дом, папа спустил Дину на пол. Вера надеялась, что ей не попадёт посреди всеобщего ликования по случаю возвращения отца домой. Ваня с деловым видом держал мешок с серой и кедровыми шишками. Ему было обещано после еды попробовать орешки. Люба догадалась распорядиться насчёт обеда хозяину.
Софья после трапезы хотела уложить мужа отдыхать, но он не отпустил её.
– Как я могу спать?! Я секунды считал до нашей встречи! Ты лучше, чем самый расчудесный сон!
Но вечером всё же пришло время для маминого разговора с Верочкой.
– Дочка! Ты убедилась, что поступление в гимназию не зависит от одного твоего желания? Существует порядок! Можешь у папеньки спросить!
О да! Порядок - это по папенькиной части!
Мама обещала:
- В апреле ты сдашь вступительные экзамены, а пока мы с тобой будем заниматься дома! Имей терпение.
Хорошо маменьке говорить! Вера столь же нетерпелива, как её отец. Но генерал Воронцов требует своего по праву, а у Веры пока ещё такого права нет.
Когда же мама собирается заниматься с Верочкой? У неё ещё и Ванюшка, которого надо готовить в корпус. Как всё сложно!
Но главное – папенька вернулся, и у матушки совсем другое настроение! Она не ругается, а всё ласково объясняет и обещает!
Вера, удовлетворённая разговором («Уроки она обещала, значит, вытребую!»), побежала к Офимьевне выпрашивать пряжёничек с молоком.