Forever and a day

Чем ближе самолет приближался к земле, тем сложнее было Кате скрывать нервную дрожь, проходящую через все тело, словно электрические разряды. И дело вовсе не в том, что она боялась высоты, а самолет легко подбрасывало то вверх, то вниз. А в том, что момент, который пугал ее больше всего на свете приближался с каждой секундой, с каждым сантиметром до земли. «Я доверяю ему. Доверяю. Все будет хорошо…» Она мысленно повторяла эту мантру с тех пор, как она поднялись на борт самолета, который должен был вернуть всех «ненужных людей» в Москву, не совсем осознавая, о ком именно это маленькое самовнушение – об отце или Паше. Но от того, что какое-то слово повторишь тысячу раз, оно не станет реальнее, оно лишь превратится в набор звуков, которые теряют всякий смысл. Последние годы ее жизни были не тем, что укрепило доверие к людям. Несмотря на то, что Катя действительно верила Паше, когда он говорил, что теперь все будет иначе, страх того, что они потеряют друг друга или себя самих там, дома, как это уже случалось с ними, был сильнее. Сотни вопросов роились в ее голове, жалили и кусали, заставляя сердце уходить в пятки от страха. Это было легко – быть самими собой на острове, говорить то, что думают, то, что чувствуют. Но что будет с ними в огромном городе, со всеми этими людьми вокруг, со всеми условностями, масками, ложью…? Что вообще будет теперь с ее, с их жизнью в Москве? Что может выйти у отличницы и аутиста? Рука Кати машинально поднялась, чтобы погладить щеку задремавшего Паши. Когда он спит, он похож на ребенка – невинного и наивного. Если не видеть его серо-зеленых глаз, которые словно зеркало отражают его слишком взрослую душу, его и правда можно принять за ребенка, за обычного девятнадцатилетнего оболтуса без забот и царя в голове. Но она знала лучше. Александрина Дмитриевна как-то сказала, что есть такие люди, которые рождаются со старыми душами: еще подростками они понимают больше вещей, чем их сверстники, они быстрее разбираются что к чему в этом мире и от этого им живется сложно. У нее не было сомнений, что это про нее и Пашу, но вопрос был в том, что же с этим делать. Еще один резкий прыжок самолета заставил ее желудок перевернуться, и Катя бессильно вжалась в кресло. Внезапно их отъезд с острова не казался уж такой хорошей идеей – в конце концов, там у них было все, что нужно. Не считая пиратов-психопатов, конечно же… - Сюда иди… - Хриплый сонный Пашин голос нарушил ход ее мыслей. Ловким и уже весьма привычным движением он притянул Катю к себе на колени, словно для того, чтобы убаюкать, как маленькую. – Опять боишься? - Мхм… - Катя уткнулась носом в его грудь и тяжело вздохнула. На Паше уже был теплый вязаный свитер, но он все еще пах морской водой, солнцем и их островом… - Ну и зря. Нормально все будет. – Паша зевнул и проверил время на депутатских часах. Они должны приземлиться в Москве через два часа. - Я в универ поступлю, работу найду, ты за меня замуж выйдешь, нормально все будет. Пойдешь за меня, м? - Как у тебя все легко получается… - А что сложного то? Руки-ноги есть, голова есть - значит, и работа будет и деньги. Я тебя люблю, ты меня тоже. Видишь, все что нужно, у нас есть. Легко не будет, но ничего такого невозможного я не вижу. Катя спрятала лицо в его свитер, пытаясь стереть с лица дурацкую улыбку. И что-то в его глазах, в том, как он нежно гладил большим пальцем ее бровь, в том в какую глупо счастливую ухмылку вытянулись его губы, говорило о том, что это не пустое обещание, а план их будущего. - Ну, что скажешь?