Не было бы счастья, да несчастье помогло

Легкий, едва заметный ветерок развевал мои волосы, а солнце опускалось все ниже, все ближе к земле. Оно, как и всегда, возвращалось на свое законное место. – Думаешь, Виктора постигнет несчастная судьба Жерарда? – усмехаясь, спросил Алексис и опустился рядом со мной на ступеньки, ведущие на террасу. – Завтра, когда он проснется, меня уже здесь не будет, – чересчур спокойно произнесла я и поднесла к губам стакан с искрящемся на солнце напитком. – Поэтому, ему будет не в кого тыкать пальцем и обвинять в колдовстве, – улыбнулась я и устремила взгляд на горизонт. Огненная жидкость растекалась по телу и придавала ощущение потрясающей легкости. Я не танцевала на столе и не веселилась, как делаю это обычно после подобных споров. Я была растеряна, впечатлена прошедшими событиями, да и попросту не знала, что теперь делать. Если быть точной, особого выбора у меня не было: билет на самолет в сумке, сбор чемоданов и "Adíos, amigos!". Но сердце считало иначе, и если раньше оно хранило верность светлому чувству, то сейчас и вовсе сомневалось в его существовании. Такое душевное состояние вперемешку с алкоголем возымело довольно–таки странный эффект: меня не покидало чувство плавучей невесомости и здоровый пофигизм. – Обязательно приезжай к нам зимой, – не унимался мужчина. – Виктор не переживет такого поражения, да и я буду скучать. Меня несколько удивила постановка "я буду скучать" вместо "мы", что явно было бы разумней. Или же он хотел сделать акцент именно на своих чувствах? Эх, не зря говорят : "что у трезвого в голове, то у пьяного на языке"! – Не думаю, что это хорошая идея, Алекс, – немного грустно улыбнулась я. – Почему? – искренне удивился он. – Так будет лучше, – неопределенно ответила я. – Может, просто легче? – серьезно произнес он, пытливо смотря мне в глаза. – Ты прав, – выдохнула я и закрыла лицо руками. В этот же момент сильные руки прижали меня к себе, а ладони гладили по волосам. – Алексис? – всхлипнула я. – Дани? – тихо откликнулся он. – Я совершенно не знаю, что мне делать, – еле выговорила я и уткнулась ему в плечо. – А чего бы ты хотела? – после некоторого молчания вновь начал разговор футболист. Он мягко коснулся моего подбородка и, приподняв мое лицо, с безумной нежностью, объяснимой, наверное, высокой долей алкоголя в крови, посмотрел в глаза. Едва я успела открыть рот, чтобы ответить, как вконец обнаглевший чилиец накрыл мои губы своими. Я падала в бездну, кружась на лету и стукаясь о скалистые стенки узкого прохода. Множество мыслей, скопившихся в голове, решили устроить дебош: вытащили швабры, метелки и веники и тарабанили в потолок, пытаясь достучаться до моего разума, который, к сожалению, был уже недееспособен. Когда я почувствовала, что мой так называемый друг хочет чего-то большего, а его пальцы давно уже запутались в моих волосах, моя растерянность мигом прошла: я резко оттолкнула его от себя и, широко распахнув глаза, возмущенно открывала рот и, совсем как рыба, не могла ничего произнести. Я надеялась, что выражение лица, глаза и жесты говорили за себя. – Прости, – смутился Санчес, – это все выпивка. Наверное, я слегка перебрал, – взявшись за голову, пояснил он. – Значит, я настолько плоха, что целовать меня можно только сильно пьяным? – еще больше возмутившись, воскликнула я. Очевидно, перебор подействовал и на меня: оскорбленное самолюбие кричало громче, чем чувство вины за "легкую измену". – Нет, ты не так поняла! – отчаянно жестикулируя, продолжал он. – Ты хороша, очень хороша! Просто потрясна и очень мне нравишься! Но ведь ты девушка Лео, а он мой друг, и так нельзя... – убивался Алекс, пока я, положив ладонь ему на плечо, не стала его успокаивать. – Не напрягайся так, Алексис, я все поняла, – подбодрила я мужчину и закопала пальцы ног в прохладный песок. – Тебе не удалось добавить мне проблем, – уверенно улыбаясь, сказала я. Эх, знала бы тогда, как же я ошибалась... – Ты расстроена? – А в тебе проснулся психолог? – резко произнесла я. – Он никогда не засыпал! – улыбнулся он и, сложив локти на коленях, посмотрел на тихое холодное море. – Зима все-таки будет, – расстроено подвел итог сидящий рядом. – Каждый раз хочется думать, что лето будет длиться вечно, – поделилась мыслями я. – Ты любишь его, – с долей разочарования и легкой грустью произнес парень и вновь посмотрел на меня. Это не было вопросом, скорее фактом, известным всем и каждому, кто видел нас вместе. – Порой это не имеет значения. – Это всегда является самым главным! – настаивал на своем чилиец. – Он ведь тоже тебя любит. – И это ничего не изменит, – продолжала упорствовать я, но постепенно теряла уверенность в своих словах. – Он имеет право знать, что его чувства взаимны. Для всех это важно, – как маленькому ребенку объяснял Санчес. – Он имеет право как можно быстрее забыть меня и снова начать жить нормально, так, как было до нашей встречи! – Не получится, – горько улыбаясь, ответил девятый номер. – Никогда не получается... Расслабленную атмосферу душевного разговора разорвал голос за спиной: – Алексис, подвезти тебя? – недавно объявившийся непьющий Сеск вызвался водителем. – Конечно, если тебе не трудно, дружище, – поднимаясь и подавая мне руку, ответил Алекс. – Куда уж там, трудно! Звонила Шакира, требует жениха домой, говорит, ребенок скучает! – вскинул брови к небу Фабрегас. – Жери! Душечка, где тебя носит? – кричал удаляющийся испанец. – О каком ребенке он говорил? – удивилась я. – Жерарда и Шакиры. Наш Пике станет папашей, – просветил меня девятый номер. – Ты серьезно?! А я и не знала... – растеряно произнесла я и осознала, что теперь в клубке моих мыслей затянулись парочка новых узлов. Пике, Шакира, ребенок и Катя. Решать подобные задачи и трезвым не выходит, а пьяным всегда получается слишком просто, но все равно неправильно. – Зато теперь знаешь, – улыбнулся он, – надо бы оградить его от выпивки на некоторое время, иначе Шак сойдет с ума, – будто бы сам себе сказал Алексис и отправился на поиски новоиспеченного водителя. Бесконечный поток мыслей, новых выводов и догадок никак не хотел иссякать. Все казалось совсем другим, не таким родным и оттого ненастоящим. – Нам надо проводить гостей, – от очередных размышлений меня отвлек бархатистый голос, надолго засевший в моей душе. Голова начала кружится, я споткнулась о валявшуюся на полу бутылку и приземлилась прямиком в объятия создателя моих новых проблем. – Вот как тебя отпускать, а? Не долетишь же до дома! – засмеялся Алексис и поставил меня на ноги. – Знаете, ребята, а я уже скучаю! – воскликнула я и бросилась в череду многочисленных объятий и наставлений. Уже пошатывающийся Пике висел на шее у Фабрегаса и клялся мне стать хорошим отцом, а потом сделать меня крестной своего малыша. Вечно улыбающийся Алексис обнимал меня несколько дольше, чем все остальные, и прижимал к себе сильнее, чем просто друг, но смог сгладить ситуацию успешной шуткой. Катя прощаться не спешила – завтра нам предстояла встреча в аэропорту и перелет в Вену. Никто не проронил страшного "Прощай" – все свято верили в скорую встречу и очередную вечеринку. Я же старалась поддерживать эту многообещающую иллюзию. – Как же я устала! – бросила я и плюхнулась на диван. Вокруг валялись переливающиеся в свете ламп фантики и бутылки, оставляющие разноцветные блики на стенах. Лео никак не ответил на мое восклицание – он лишь сел в кресло, стоящее напротив, и непрерывно смотрел на меня. Слишком долго и с необъяснимой грустью в глазах. Хотя, если хорошо подумать, его тоска имела вполне обоснованные причины. И главной причиной снова стала я. Его улыбка уже не была такой теплой и счастливой, как раньше. От радости на лице остались лишь скупая тень жизни, ранее бурлившей внутри. Глаза еще не потухли, но успели потерять былую яркость и жизнь, которую дарили мне каждое утро. Он выглядел смертельно усталым и удрученным. И тогда я поняла: он все видел. – Лео... – виноватый тон и переигрывающие бровки домиком явно не добавляли уверенности моему виду. Он молчал. Будто бы ждал, пока я решусь продолжить монолог, но этого не последовало. Все вокруг застыло и давило, перекрывая воздух и сковывая движения. Я чувствовала себя обнаженной в лучах тысяч прожекторов, но одежды было лишено не тело, а душа. Хотя я всегда знала, что уход от проблемы не является ее решением, на тот момент это показалось мне самым разумным выходом. – Мне надо собрать вещи, – отчеканила я и вмиг оказалась на первой ступеньке лестницы, ведущей в мое временное укрытие. – Дани. – Бесцветный, немного грубый голос заставил поежиться – так непривычно жестко стало звучать мое имя в его устах. Рука так и осталась лежать на перилах, а ноги не сдвинулись с места. Вот они, отговорка и безопасность – близко, но так далеко и уже недопустимо. – Сядь, пожалуйста, обратно, – на этот раз строго, с раздражением. Гнев в его глазах постепенно поднимался с нулевой отметки и грозился выплеснуться наружу довольно скоро. Хотелось упасть на колени и рассыпаться в извинениях, а лучше попросту сбежать. Алкоголь выветривался и растворялся в крови, и до меня уже понемногу начал доходить смысл свершенного. – Ты можешь объяснить мне, что с тобой происходит? – медленно, по слогам произнес он. На ум сразу пришли фразы вроде "Я не понимаю, о чем ты!", но я осознавала, что врать в этой ситуации не самый лучший выход. Надо объясниться, сказать, наконец, правду. Только этой самой спасающей и необходимой правды я и сама толком не знала. – Нет, – увереннее, чем ожидала, ответила я. Нежелание осознавать свою вину пробудило во мне неуместную дерзость. – Какого черта ты сегодня вытворяла?! – не в силах сдерживать эмоции, мужчина встал и подошел ко мне. – А что тебе не понравилось? – не придумав ничего лучше, чем ответное нападение, я резко встала и с вызовом посмотрела в его глаза. – Дай-ка подумать. Может быть то, что ты напилась и решила развлекать народ бешеными танцами, вешаясь всем на шею? Или то, что тебе хватило наглости целоваться с моим другом в моем же доме? – от наших криков, должно быть, давно разлетелись чайки на улице. С танцами он явно преувеличил. Ну, станцевала я разок с Жери, но это же Пике! Разве на такое можно реагировать серьезно? Но суровый взгляд аргентинца убеждал: можно. – Знаешь, не так легко вырваться из объятий футболиста, который в два раза больше тебя! Поэтому разбирайся сам со своими друзьями, которым хватает ума чуть ли не влюбиться в девушку друга! – размахивая руками и чудом не сбивая предметы вокруг, голосила я. – А может, дело в том, что у тебя сносит голову от любого испаноговорящего футболиста, и ты перестаешь понимать, с кем ты? - грубо высказался он. Как и во всех остальных сказанных им фразах, в этой присутствовала доля правды, но она все равно жестоко резала слух и нагоняла слезы. – Можешь больше не волноваться по поводу гуляющей девушки! Завтра я оставлю тебя в покое! И даже то, что я тебя люблю, не будет иметь никакого значения! – гневно бросила я и быстрым шагом, срываясь на бег, выскочила из дома, задев недоумевающего аргентинца плечом. Я бежала по пляжу и не могла остановиться, но скрыться от проблем и застилающих глаза слез не удавалось. Справа шумело море, а слева зеленели пальмы. Наконец, когда легкие накрыл новый нестерпимый спазм, я упала на колени и, закрыв лицо руками, дала себе волю. Плакать, кричать, бить кулаками податливый песок – неважно, что надо было сделать, лишь бы снова научиться дышать. Хотелось без слез в последний раз взглянуть на это летнее море и согнувшуюся в сторону луны пальму, но не получалось. Внутренности ритмично сжимались, а пустоту вокруг заполнял стон раненного в самое сердце животного. Хотелось домой. Лечь в теплую постель, предварительно пожелав всем родным спокойной ночи и быть уверенной, что тебя защитят и никогда не предадут. И даже, если ты совершишь глупость, простят. В то место, где тебя всегда будут любить и ждать. Беспросветную тьму внутри осветил яркий лучик надежды: Завтра меня ждет дорога домой.