Ничто не освобождает от службы...

Дудочка не мог толком объяснить самому себе, что с ним творится. Какое-то выматывающее душу зудящее беспокойство, от которого никак не отвлечься, сколько ни старайся. Ощущение тяжелого взгляда, неотступно следящего за ним из какой-то бесконечной дали. Хотелось сжаться, спрятаться. Стать маленьким и незаметным. Нечто подобное он испытал на Грании, перед тем, как батальон попал в засаду. Но сейчас… сейчас ведь на Элии Примарис даже войны не было! «Что на меня нашло?» Кэлин перевернулся на спину и попытался отвлечься от неотвязной тревоги. Думать о Мёзии. Нет, мысли о доме вызвали сосущую тоску. Лучше о другом. Об учениях. О том, что суп из бобового концентрата уже в глотку не лезет, и у скаредного Овида наверняка на складе есть что-нибудь другое, но он это приберегает «на особый случай». О близящейся годовщине со дня основания полка – возможно, это и есть тот самый «особый случай». Неожиданно Тот осознал, что не думает ни о чем. Просто грызет ноготь большого пальца, тревожно вглядываясь в темноту казарменного барака, а сердце заходится от дурных предчувствий. Мёзианцы спали. Темноту оглашали вполне привычные звуки – сопение и храп на все лады. Временами кто-то начинал невнятно бормотать, кто-то стонал. Кто-то ворочался, поскрипывая койкой. На втором ярусе, прямо над Дудочкой, со страшным рычанием, будто лопались внутренности, храпел Брандуза. Все было как обычно. И что-то было не так. Устав ворочаться без сна, Кэлин тихо поднялся. Стараясь производить как можно меньше шума, натянул на себя форму и вышел. Максо, дежуривший в крохотной комнатке, отделявшей основное помещение казармы от выхода, поднял голову. - Эй, Дудочка… ты куда? - Душновато что-то, - не сморгнув глазом, соврал Кэлин первое, что пришло в голову, - подышу немного. Максо недовольно нахмурился. Объяснение его явно не устроило. - Заметят – голову снимут. С меня тоже. - Скажу, что в нужник пошел. Я дальше крыльца не сунусь, - заверил Дудочка и почему-то нервно улыбнулся. Дежурный смерил его подозрительным взглядом. - Слушай… ты того… хорошо себя чувствуешь? Может, медикам покажешься? «Да, Император меня покарай, я охрененно плохо себя чувствую. Мне страшно и я, кажется, вот-вот спячу…» - Да успокойся ты, Максо. Говорю же – просто душно стало. Максо покачал головой, но больше ничего говорить не стал. «Интересно, доложит утром или нет? Вроде не должен, парень нормальный…» Запахнув куртку, Кэлин поднял взгляд к небу. Свежий воздух и огромный купол над головой отнюдь не успокаивали. Напротив, ощущение недоброго взгляда только усилилось. Тота даже пробила дрожь – то ли от свербящей тревоги, то ли от, как он искренне надеялся, холодного ветра. - Рядовой? – от звука чуть глуховатого голоса Дудочка взвился, как ужаленный. Все страхи моментально отступили на задний план. Перед Кэлином стоял комиссар. И явно ждал объяснений, за какими гроксами солдат вверенного его заботам полка посреди ночи торчит перед бараком, пялясь в небо. «Вот ведь влип… и Максо подвел…» - расстроено подумал Тот. Захваченный своими переживаниями и страхами, он не заметил приближения реальной опасности. Теперь придется объясняться с Красавчиком. Комиссар безмятежно ждал, спокойно изучая замершего перед ним солдата. - Сэр… простите, сэр, - Кэлин зачем-то одернул куртку, - мне почему-то стало беспокойно, сэр. Я вышел проветриться. Максо он врал легко, а вот лгать комиссару почему-то не удавалось. Было причиной тому внушенное еще покойным Неметом уважение к комиссарскому званию, или же дело в самом Красавчике? В этом спокойном взгляде, который будто видит тебя насквозь. Раскусил же он их с Брандузой хитрость, хотя едва ли стеклением окон занимался… - Что вы хотите сказать, Кэлин? – ровно уточнил Март. Дудочка смутился и растерялся. Как объяснить комиссару, что он чувствует? Теперь, когда начал говорить правду, останавливаться нельзя. Еще хуже врать – если Красавчик почует, что солдат начал юлить, добром может не кончиться. - Тревожно, сэр, понимаете? Ну, как когда засада и ты шкурой чуешь, что дело неладно… - Вы псайкер? – взгляд комиссара стал пристальнее и холоднее, неуловимо и пугающе уподобившись наставленному в лоб дулу болт-пистолета. Проклятое предположение, которое Кэлин уже много лет боялся услышать в свой адрес, все же прозвучало. Сердце Тота ухнуло куда-то вниз и пропустило пару ударов. - Нет, сэр. Храни Император, нет… Март еще пару секунд изучал мёзианца. Дудочка замер, боясь вздохнуть. От желания забиться куда-нибудь в укрытие свело скулы. Где-то вдали раздался глухой гул, отчасти похожий на раскат грома. Комиссар и Кэлин тревожно прислушались. Гром в ясную и чуть морозную ночь? Никакие атмосферные причуды такого не выдадут, а это значит… Предположение тут же подтвердилось рвущим уши воем снаряда и грохотом близкого разрыва. Потом еще и еще. Перекрывая взрывы, над базой истошно взвыла сирена. - Поднимай своих! – рявкнул комиссар, почти вбрасывая Дудочку в барак, - стреляют со стороны моря! Полная готовность! Никакой паники! ++ Даже через много лет, уже в маститой старости, Аде Шербан продолжал считать ту побудку самым страшным, что было в его небедной событиями жизни. Это был не первый подъем по тревоге среди ночи. Но почему-то запомнился именно он. Быть может, причиной тому была неожиданность. Предшествовавшие ей пять недель спокойной размеренной чуть скучноватой жизни, в которой даже можно было найти некое удовольствие. Отсутствие врага, против которого нужно сражаться. А потом внезапный ад. Грохот разрывов, мерзкий свист разлетающихся осколков камня. Вой снарядов. Дрожащая и, кажется, готовая в любой момент уйти из-под ног земля. Непередаваемый миг растерянности и животного ужаса, растянувшийся в спутанном сознании почти на вечность, когда казалось, что каждый снаряд летит прямо в него и хотелось бежать без оглядки, забиться в любую щель и провалиться в беспамятство до тех пор, пока все не закончится. Из ступора Шербана вывел внезапный рывок. Перед глазами совсем близко оказалось лицо комиссара – напряженное и почти злое. Стиснув зубы, Март сгреб Аде за грудки и встряхнул, как куклу. Обтянутый перчаткой кулак врезался в лицо солдата, окончательно отрезвляя и выводя из полупарализованного состояния. - Не хлопать глазами, Шербан! К первой линии! Нет, ни голосам офицеров, ни голосу комиссара было не под силу перекрыть грохот обстрела, как бы ни изощрялись на эту тему пропагандисты. Ни одному человеку без усилителей голоса и модификаций подобное не под силу. Но хватало и того, что у слышавших их солдат срабатывала привычка повиноваться приказам. Люди обретали некое подобие уверенности, которая передавалась остальным. Мёзианцы бросились к линии укреплений. Пришло время наяву отработать оборону, которую они не раз репетировали на учениях. Паника прошла, и Шербан начал действовать почти бездумно, подчиняясь даже не еле слышным из-за взрывов и канонады командам лейтенанта, а тому, что услужливо подсказывала память. Нет, все же не зря они каждый третий день подскакивали по тревоге и неслись сюда, к вырубленным полтора века назад окопам. Солдаты до боли в глазах вглядывались в ночь, пытаясь угадать, какова численность противника и как далеко он находится. - И не темно им, проклятым, - прошипел рядом с Шербаном Менен, сплевывая кровь, текущую из рассеченной каменным осколком губы. Аде молча кивнул. Брандуза – тот, может, и ответил бы что-нибудь. Но у Шербана язык словно прилип к гортани. Впрочем, ответа сержант особо и не ждал. Автопушки мёзианских позиций уже начали стрельбу по наступающему противнику. Размеренно, четко – как на стрельбах в присутствии высокого гвардейского начальства. В небо взвилась ракета, ненадолго озарив окопы мертвенным голубоватым светом. Затем еще одна. «Бог-Император, великий и всеведущий, даруй силу слуге твоему и защити его в час битвы, - завертелась в уме Аде молитва мёзианцев, - и да не убоится он врага своего, да исполнит назначенное ему до конца и да обретет покой под Твоей дланью, ежели путь его подошел к концу…» Противник был уже близко. В ночи наступающие казались просто сгустками темноты. Шербан предпочел бы видеть их отчетливее. Эта темная безликость была хуже, чем чуждое уродство орков, которых Аде видел в кампании на Грании. - Спокойно, ребята, - сержант снова сплюнул, - не дергайтесь. Не в первый раз. Не опозорьтесь перед Красавчиком. Колышущиеся темные силуэты стали ближе. Еще ближе. Новая вспышка ракеты выхватила из темноты фигуры людей, форму… уже знакомую мёзианцам форму СПО Элии Примарис, но что-то в ней было не так. - Огонь! – надсадный крик лейтенанта был едва слышен из-за грохота разрывов. Синие вспышки, сухой треск лазганов. Ряды нападающих отозвались криками боли. Ответным огнем стабберов. В мире Шербана все стремительно вставало на свои места. Нет никакой разницы, кто и почему прет из темноты на линию укреплений и что там такого неправильного в их униформе. Дело гвардейца – сражаться. Элианцы-предатели ускорили шаг. Уже не нужно было прилагать усилий, чтобы разглядеть перекошенные в крике лица, форму, на которой вместо эмблем Элии Примарис красовались незнакомые изломанные знаки. Теперь, когда враг стал видим, Аде стало почти не страшно. Нужно было просто убивать. Не ради Империума – о нем Шербан в бою и не вспоминал. Не ради чести далекой Мёзии, уже пару лет как ставшей смутным миражом. Только ради того, чтобы грохочущая взрывами ночь не стала для него последней. ++ Майор Сабо тяжело опустился на первый оказавшийся рядом табурет и махнул рукой остальным офицерам, предлагая последовать его примеру. Устало потер лоб рукой, решая с чего начать. - Итак, наконец случилось то, для чего мы здесь. Враги Империума совершили нападение, - просто произнес он, - ничего объяснять не надо, сами все понимаете. Ответить ему никто не успел. - Сэр… - возникший на пороге офицер-связист был бледен и еле заметно дрожал. - Говорите, Ифрем. - На позывные никто не отвечает, сэр. Мне не удалось связаться ни с командованием, ни со Стаккитом. Похоже… сэр, я боюсь, что сменили коды и частоты, - в глазах парня билось отчаяние, которое он даже не пытался скрыть, несмотря на присутствие комиссара, - у нас нет данных… никаких новых ключей. Эрвин почувствовал нехороший холодок где-то у сердца. И, видимо, не он один. Тишину, повисшую в штабе, можно было без преувеличения назвать гробовой. Сабо поднял тяжелый взгляд на несчастного связиста. Потом перевел глаза на комиссара. - Мне и комиссару Марту нужно обсудить сложившуюся обстановку. Прошу всех выйти. Сведения, полученные нами от лейтенанта Ифрема, являются секретными и разглашению не подлежат до особого распоряжения, - сухой канцелярит давался майору так легко, словно свое звание он заслужил не на поле боя, а в уютной тиши штаба. Сабо дождался, когда подавленные офицеры один за другим покинут штаб, и лишь после этого вихрем повернулся к Марту: - Какого грокса здесь происходит? Можешь объяснить? – такие рычащие нотки появлялись в голосе Сабо только когда он распекал совершивших непростительный в своей глупости проступок рядовых. Эрвин вздернул подбородок. Впервые на его памяти офицер гвардии позволял себе подобный тон в беседе с комиссаром. Разумом это все можно было понять: комиссар при всех своих чинах и полномочиях остается смертным человеком, а не священной реликвией, к которой в любой ситуации следует относиться с исключительным почтением. Но все-таки подобные выпады следует пресекать. - Что вы имеете в виду, майор? – подчеркнуто холодно бросил Март. - Коды и частоты. Какие у вас секретные инструкции? – тон комиссара если и не до конца отрезвил майора, то хотя бы заставил вспомнить о некоем подобии субординации. - Никаких. А теперь остыньте и ответьте мне на тот же вопрос, - Эрвин приложил немало усилий, чтобы не повысить голос и не присовокупить к своим словам что-нибудь неприятное, хотя желание заорать было нестерпимым. Не конкретно на майора – а просто чтобы дать себе разрядку. Сбросить в крике пережитое напряжение и растерянность, как это делает мёзианец. К сожалению, подобное поведение для комиссара является непозволительной роскошью. Сабо с шумом выдохнул сквозь стиснутые зубы. Сжал и разжал кулаки, успокаиваясь. - Никаких. Ни одного секретного кода и ни одной гребаной инструкции кроме как занять базу и удерживать ее. - Значит, будем продолжать держать перешеек имеющимися силами. Майор прошелся по комнате. С ненавистью пнул некстати подвернувшийся табурет. - Но как? Как это могло произойти? Куда смотрят эти умники в штабе? Почему все прохлопали? Что за побудка идиотов? – от полноты чувств Сабо перешел на цветистые мёзианские обороты, часть из которых Эрвин понял с трудом. Еще раз выругавшись – уже не в адрес командования, а по ситуации в целом, - Сабо утомленно умолк. Март промолчал. Стены и дверь в штабном бараке достаточно толстые, чтобы наружу не вырвалось ни звука, а Сабо нужно проораться, чтобы вновь обрести хладнокровие и способность здраво рассуждать. И пусть он лучше выплеснет все перед ним, чем сорвется перед офицерами. Или, хуже того, перед солдатами. Командир должен оставаться спокоен, тогда подчиненные чувствуют себя увереннее… даже если никаких причин для этой уверенности нет. - На войне всякое бывает. Не мне вам это говорить, - чин комиссара давал Эрвину право говорить что угодно, но военного опыта у Сабо было куда больше, и, чтобы избежать ненужной сейчас конфронтации, с этим следует считаться, - для нас главное – исполнить долг Имперской Гвардии. Для того нас сюда и послали. Мёзианец снова повернулся к комиссару. Смерил его внимательным взглядом, словно впервые увидел. - Слушайте, Март… - казалось, майор с трудом удержался от слова «сынок», - а вы уверены, что никто не ошибся, когда вас направил в комиссары? Эрвин заломил бровь. Что имел в виду Сабо? Что святой обязанностью было влепить болт в голову за то, что майор дал себе волю, посчитав это критическим недостатком боевого духа? Или что следовало не разговаривать, а брать командование на себя? Как бы то ни было – для разговоров сейчас не время. Выяснять, что имелось в виду, они будут позже. - Понятия не имею, Сабо, - Март поднялся на ноги и надел фуражку, - разрабатывайте план действий, а я займусь тем, чем должен – поговорю с солдатами. Судя по знакам, которые были на нападавших, нам пришлось иметь дело с пораженными скверной. Теперь нужно быть особенно внимательными. - Вы полагаете, наши солдаты могут подцепить это… дерьмо? – Сабо посуровел. Эрвин прямо посмотрел в глаза майора. Очень хотелось бы соврать, что он верит в дух мёзианцев и их верность Императору. Но даже невеликий опыт Марта свидетельствовал о том, что при столкновении с еретиками события в собственном полку могут принять любой оборот. - Я не могу полностью исключить вероятность этого. К тому же по крайней мере один из солдат может оказаться латентным псайкером. Но о разговоре с Дудочкой Эрвин решил до поры не упоминать. Сабо хватит и его непосредственных забот. Наблюдение за потенциальным псайкером - тоже комиссарская обязанность.