Искра надежды

После наступления темноты горы стали еще более холодными и пугающими. Ночная роса навела зыбкий глянец на зубчатые гранитные утесы, меж скал, издали походивших на огромных зловещих чудовищ, скользили неясные тени. Негромко и задумчиво вздыхал в ущельях ветер. Леголас поежился, энергично растирая замерзшие ладони, и свернул на узкую тропинку, еле заметную за сухим кустарником и поваленным деревом. Какое-то время он шел, не видя ничего, кроме стылого камня, огромного мрачного неба над головой и крошечных островков чахлой травы, монотонно шуршащих под ногами. Затем дорога повернула влево и пошла под уклон, так что перед ним внезапно открылся вид на раскинувшийся внизу широкий уступ, посреди которого возвышалась высокая фигура в черном. Леголас невольно вздрогнул и остановился. Все это время он не был уверен, что двигается в правильном направлении. Предполагал, конечно, что Паэн не будет прятаться по тесным ущельям, как основная часть его войск, а спустится вниз со скалы, потому что после многочасового штурма тропа осталась незащищенной. И все же, увидев его здесь, Леголас продолжал терзаться сомнениями. Осторожность шептала: это обман, ловушка, западня. Но когда тишину разрезали звуки битвы, начатой его отрядом, он понял, что обратного пути теперь нет. Услышав звонкие удары клинков, Паэн раздраженно подернул плечами — мгновенно раскусив их нехитрую задумку, он пришел к выводу, что путь к оркам теперь для него отрезан. — Не ожидал, что вы явитесь ко мне сами, принц. — Голос его звучал устрашающе, чем-то напоминая глухой скрежет металла. — Впрочем, так даже лучше. Дальше все произошло слишком быстро. Паэн развернулся — из посоха, что он сжимал в руке, вырвались искры света. Укол ужасной боли пронзил Леголаса. Он даже не успел осознать, что падает набок, что голова уже коснулась земли. И что за одно мгновение он провалился в тяжелое забытье. Перед глазами возник дворец лесного королевства, погруженный в настороженную тишину. Впереди, в конце длинного, словно населенного тенями зала, просматривалась разветвляющаяся надвое лестница, ведущая на верхние этажи. Еще дальше, окутанная сумраком, располагалась библиотека с тысячами томов в кожаных переплетах. Островок безопасности, храм воспоминаний… В детстве это место всегда наполняло его спокойствием. Но сейчас Леголас испытывал лишь первобытный ужас травимого зверя. Взгляд упал на арочный проем в дальней стене — едва заметное пятно черного на темно-синем. За ним, он отчетливо помнил, начинались ступени, спускающиеся в хаотичный лабиринт покоев нижнего подвального этажа. Леголас двинулся к закрытой двери и вошел в одну из комнат. Там, внутри, потрескивал огонь в камине, и оплывали свечи на изящных столиках; воздух наполнялся древесным дымом. С чувством, близким к отчаянию, Леголас замер посередине — откуда-то из-за спины повеяло сырым холодом. Он медленно обернулся. У стены лежало чье-то окровавленное тело и сотрясалось в жутких предсмертных конвульсиях. Леголас почувствовал, как его захлестнул страх — здесь никого не было, когда он зашел. Пытаясь унять мелкую дрожь, он направился к углу. Еще шаг, и еще один. Вот клубы дыма, застилающие взор, наполовину рассеялись. Леголас наклонился и будто бы со стороны услышал собственный крик — он смотрел в бледное, обезображенное смертью лицо отца. Комнату окутал непроницаемый мрак. Видение сменилось, картинки замелькали перед глазами с удивительной быстротой. В утреннем, дышащим весной и жизнью лесу он находит мертвого Риана, спустя секунду сжимает в объятьях Маргарет — ее грудь пронзила стрела, глаза бесцветны и пугающе пусты… Разум начинает медленно окутывать пустота, зияющая черная бесконечность, где нет ничего, кроме отчаяния, ужаса и безысходности… Сквозь калейдоскоп образов просочилось безбрежное ночное небо, прохладный ветерок, коснувшись разгоряченной кожи, подействовал успокаивающе. Леголас пошевелился, прислушиваясь к своим ощущениям. Мучительная, отвратительная боль ушла — по крайней мере, на данный момент. Чуть приподнявшись, он развернул голову. Паэн стоял у него в ногах и тихонько посмеивался; этот смех звучал страшнее, чем самый дикий, исступленный вопль. Холодный и безумный, он проносился по ущельям, эхом отражаясь от скальных разломов. Леголас дернулся, попытался дотянуться до меча. В этот же момент боль возобновилась. Он зашипел, откинулся на спину. Находясь в полном сознании, он чувствовал, как мышцы подрагивают в безотчетных судорогах, как бешено бьется его сердце, как бесполезно сжимаются и разжимаются ладони. Дышать стало почти невозможно. Медный запах крови ощущался в носу, пот струился с лица, стекая на холодные каменные плиты. Захлебываясь удушливым кашлем, Леголас еле нашел в себе силы пробормотать: — Заканчивай свои трюки, Паэн… Дерись, сражайся как мужчина… Ответом ему была новая порция издевательского смеха. Паэн приостановил пытку, но только на секунду — чтобы пронзить Леголаса новой вспышкой боли, которая после короткой передышки показалась тому еще более нестерпимой. Когда это испытание завершилось, он, по-волчьи скалясь, пинком подогнал к лихолесцу его клинок. — Что ж, раз ты настаиваешь… Покачиваясь, ощущая во всем теле предательскую слабость, Леголас поднялся на ноги. Он видел Паэна во время битвы и не питал иллюзий насчет исхода будущего поединка, но точно знал, как хочет встретить свою смерть — не содрогаясь от мучений и страха, а с мечом в руках, как подобает принцу и воину. Решимость, с которой он пошел на это, придала ему сил. Не отрывая от соперника полного ненависти взгляда, Леголас принял боевую позицию. Два клинка блеснули в предрассветном сумраке, и оглушающий звон разорвал тишину. Леголас наступал яростно — хотелось не только нанести врагу как можно больший урон, но и отплатить за причиненные страдания. Паэн откровенно пользовался его горячностью, но Леголас, зная это, уже не мог ничего с собой поделать. Совершив непозволительную ошибку, позволив эмоциям взять верх над разумом, он вскоре был вынужден отступить, отбивая четкие, уверенные удары. Паэн двигался так быстро, что Леголасу становилось не по себе — он был явно не в той форме, чтобы тягаться с таким противником. Не сдержав очередной сокрушительной атаки, Леголас невольно попятился и привалился спиной к отвесной скале. Сбитое дыхание со свистом рвалось из груди, сердце бешено колотилось. Он крепче сжал рукоять меча, пытаясь вернуть себе хладнокровие. Но мысли перепутались, в голове царил полный хаос — усталость неумолимо брала свое. Между тем соперник совершил новый выпад, и Леголас, с трудом сопротивляясь натиску, припал на одно колено. Паэн ухмыльнулся, подался вперед, отводя его клинок ловким скользящим движением. Зазубренное лезвие, последний раз взметнувшись в воздух, прошлось Леголасу по ребрам. Бок обожгло огнем, глаза расширились от резкой боли. Удары в висках отсчитывали последние секунды жизни — острие меча уже занесено над грудью, и нет сил дернуться или отпрянуть в сторону. Но что-то пошло не так — Паэн всполошился, замер, словно прислушиваясь. Уже проваливаясь в темноту, Леголас успел заметить, как кто-то подкрадывается к врагу со спины, как чужой кинжал пронзает горло, как в глазах Паэна вспыхивают непонимание и ярость — и мгновенно гаснут, сменяясь жутким безмолвным ужасом. Веки, налившись тяжестью, опустились, не дав узреть таинственного спасителя. Леголас потерял сознание, и вновь пришел в себя только когда лица коснулось теплое дыхание Маргарет. Ладонь мягко сжала плечо, и она склонилась ближе, успокаивающе лаская губами его скулу, висок, шею. Еще не до конца осознавая происходящее, принц с усилием приподнялся, и она порывисто прижалась к нему, срывая с уст сдавленный стон. — Прости… прости, Леголас... — пробормотала Маргарет, отстраняясь и бегло осматривая ранение. — Очень больно? «Да». — Нет, не волнуйся. — Он улыбнулся, накрыв ее ладонь своею. Она нахмурилась. Конечно, не поверила. Провела кончиками пальцев по поцарапанной щеке, потом спросила: — Встать сможешь? Нужно немедленно доставить тебя в лаза… Маргарет не договорила; взгляд, натолкнувшись на нечто странное за его спиной, выражал крайнюю степень замешательства. Вспоминая, что произошло на этом месте не более получаса назад, Леголас стремительно обернулся: рядом с телом Паэна, на покатом округлом выступе, сжимая в руках окровавленный кинжал, стоял Бертран.

***

Солнце совсем низко опустилось над горизонтом, прошивая тяжелое потемневшее небо колючим светом ржавых лучей, а в замке еще вовсю бурлила жизнь. Кто-то торопливо сновал по коридорам, со внутреннего двора на носилках доставляли раненых, из вестибюля раздавался целый хор нестройных голосов. Воздух был пропитан смертью, ненавистью, страхом и всеобщей эйфорией победы над врагом. Маргарет беспокойно расхаживала перед дверью лазарета, томясь от мучительного ожидания. Минуты текли медленно, растягиваясь, словно патока. Она уже была готова ворваться внутрь без разрешения, но вскоре из покоев показался лекарь, коротким кивком сообщая, что она может войти. После поединка с Паэном Леголас провел в беспамятстве почти целый день, но сейчас выглядел на удивление бодрым и отдохнувшим. Наклонившись, Маргарет порывисто прижалась к его губам — со страстью, за которой пыталась скрыть волнение. Коснулась ладонью волос, поглаживая их, чуть отстраняя и пристально вглядываясь в светлые глаза. — Как ты себя чувствуешь? — Намного лучше. — Он подался вперед, медленно обводя линию ее подбородка, опуская кисть к вороту туники и наконец касаясь шеи нежным поцелуем. Потом, внезапно посерьезнев, спросил: — Мэг, скажи… Ты с ним уже говорила? — Нет, — прошептала она, опуская голову. — Не знаю, как заставить себя сделать это… Понимаешь, Леголас, я боюсь услышать то, что он скажет… Знаю, потом все равно придется, но… — Не забывай, что он спас мне жизнь, — напомнил Леголас. — И я могу пойти с тобой, если хочешь. — Да, но… Ты еще не оправился до конца… Леголас мягко высвободился из ее объятий и уверенно встал с постели. — Я в порядке. К тому же пара часов ничего не изменит. Маргарет вздохнула и пошла следом за ним, стараясь не поддаваться необъяснимому страху, который охватил ее, растворяясь в жилах жгучим морозцем, сковывая движения и путая мысли. Бертран встретил их в уже опустевшем вестибюле. Волнение вновь захлестнуло Маргарет, но поскольку Леголас стоял рядом, крепко сжимая ее ладонь, у нее уже не было возможности пойти на попятную. Первое время никто не нарушал тягостного молчания. Тишина натягивалась струной, нервы готовы были зазвенеть. В конце концов, Маргарет, не выдержав напряжения, напрямую спросила: — Ты был приспешником Паэна? — Да, — ответил Бертран, и ни один мускул не дрогнул на его усталом, осунувшимся лице. — Как и Норман. Мы оба ему служили. Маргарет вздрогнула, руки невольно сжались в кулаки. Наверное, она сильно побледнела, отчего Леголас заботливо предложил ей сесть, но она не смогла сдвинуться с места. Она словно вросла в пол, чувствуя, как внутри разливаются волны потрясения, смывая все, кроме истины, которая была так долго от нее скрыта. Бертран был предателем. Бертран лгал ей каждый день на протяжении двадцати лет. Бертран и Норман учинили резню и пожар, от которых погибла ее мать. Ничто иное сейчас не имело значения. В голове кружился вихрь неотложных вопросов: «Как?», «Почему?», «Зачем?», и Маргарет знала, что ответы на них причинят еще больше боли. Она одна знала, чего ей стоили эти слова, но все же сказала: — Расскажи, как все было. Я должна знать правду. Бертран кивнул, и в его потухших глазах вдруг промелькнул огонек жизни. — Эта история началась очень давно, — наконец заговорил он. — Думаю, еще до смерти Сарумана Паэн задумался о том, как сделать породу орков более совершенной. Однако он собирался осуществить этот план не путем скрещивания людей и орков, а используя свои познания в области алхимии. Паэн хорошо осознавал масштаб своей задумки, понимал, что для проведения экспериментов потребуются и время, и пространство, а потому решил, что ему необходимо обзавестись сторонниками, и привлек к своим изысканиям Нормана. — Как он вышел на Нормана? — голос Маргарет был негромок, желание докопаться до истины смешивалось с яростью, вскипающей в груди при упоминании ненавистного имени. — Паэн часто посещал земли, откуда Норман был родом. Младший сын, не имеющий права унаследовать власть, он являл собой совокупность качеств, более всего привлекающих Паэна: кичливость, высокомерие, жестокость. Тогда Норман был еще очень юн и с воодушевлением принял предложенные ему идеи. Глупец, тщеславный мальчишка… Он слишком поздно понял, что был лишь пешкой в игре Паэна. Тот приглядывался к нему с самого детства, а когда пришло время — подчинил себе и создал чудовище, монстра, которому ничего не стоит отнять жизнь у невинного ребенка. Маргарет отстраненно кивнула и устремила взгляд в пол, пытаясь справиться с охватившими ее чувствами. Долгое время ни один звук не нарушал вязкую тишину; от скамьи, у которой стоял Бертран, холодными кругами расходилось безмолвие. Потом Леголас спросил: — Выходит, вы с Норманом были знакомы уже тогда? — Да, — вздохнул Бертран. — В то время мне едва исполнилось тридцать, но я уже сумел достичь некоторых успехов на военном поприще, и отец Нормана обязал меня давать уроки его сыну. За те два года, что я обучал его, мы достаточно сблизились, и он стал посвящать меня в планы Паэна. Как сейчас помню: я пришел в ужас от задуманного. Пытался образумить его, пытался даже говорить с правителем, но тот лишь поднял меня на смех. Я ничего не мог сделать, а время шло, и Норман становился все более одержимым. И вот настал день, когда он потребовал, чтобы я отправился на службу в соседнее княжество, но назвать причину этого решения наотрез отказался. Сказал лишь, что я должен изредка приглядывать за княжной и ее дочерью, а позже сам начал туда наведываться и проводить много времени с вами, миледи. Если раньше я относился к его поручениям настороженно, то с тех пор, наконец, вздохнул спокойно: решил, что господин мой неровно к вам дышит, а все его расспросы о вашей матери и об устройстве жизни в княжестве обусловлены только тем, что он не знает, как к вам подступиться. — Бертран устремил взгляд в пол, сокрушенно качая головой. — Эру Всемогущий, если б я только знал, как сильно тогда ошибался… — Взываешь к Илуватору? — горько усмехнулась Маргарет. — Напрасно! Он глух к таким жалким предателям, как ты! Даже после того, что Норман сделал с моей матерью, ты оставался на его стороне! Я одного не понимаю. Как ты жил с этим? Как смел смотреть мне в глаза, успокаивать, обещать, что презренный убийца получит по заслугам? — Я никогда не желал зла ни вам, ни вашей семье, ни вашему народу, — сказал Бертран, и Маргарет осеклась, пораженная его тоном и слезами, внезапно выступившими на глазах. Опустив взгляд, он продолжил: — После всего, что случилось, я просто не смог открыть вам правду. Можете назвать меня трусом — вы будете правы. Но, миледи, вы и ваша мать были так добры ко мне… За время, проведенное в княжестве, я привязался к вам и больше всего на свете боялся лишиться вашего расположения. Я знал, что и вы нуждаетесь во мне, знал, что узнав мою тайну, вы меня не простите… — И все равно продолжил служить Паэну? — жестко спросил Леголас. — Что вы, милорд, — голос Бертрана сорвался на умоляющую ноту, — тогда я уже понимал, какую угрозу он представляет, и что его необходимо остановить во что бы то ни стало. Но я был совершенно один: некуда идти, некого просить о помощи. Я стал ждать. И когда Норман вновь объявился, потребовав моего возвращения, я притворился, что готов помогать ему, но предупредил, что леди Маргарет вынашивает план мести и представляет для него серьезную опасность. В то время у них с Паэном не все шло гладко, и лишние проблемы явно были ни к чему. Он решил, что я могу остаться и оказывать ему помощь издалека. Мы долгое время общались по переписке, и как-то раз мне в голову пришла мысль, что воздействовать на Паэна можно через Нормана. Так я решил настроить их друг против друга… Маргарет не сводила глаз с Бертрана, и, затаив дыхание, вслушивалась в его слова, с трудом понимая их. Голова кружилась от переизбытка информации, в сознании всплывали и мгновенно гасли какие-то мысли и образы. Ладони слегка подрагивали, и это не укрылось от Леголаса. Он все-таки усадил ее в кресло, а сам присел на подлокотник. Бертран помедлил, но затем тоже опустился на скамью. — И тебе это удалось, верно? — наконец произнесла Маргарет. — Причиной набегов, которые совершал Норман на земли Хамона, был Паэн? — Да, вы правы. Я долгое время пытался убедить Нормана в том, что Паэну нельзя доверять, что тот не ценит его, постоянно плетет интриги за спиной, и, в конце концов, он поверил в это. Позже из очередного письма я узнал, что между ними состоялся разговор. Оказалось, Паэн и впрямь был не до конца откровенен со своим союзником — Норман пришел в дикую ярость, когда узнал, какое оружие тот на самом деле создал. Он не был к этому готов и приказал своим войскам напасть на деревню. — Я был в патруле в ту ночь, — сказал Леголас. — Мы встретили их в лесу и отразили атаку. — Да, но лазутчики все же смогли проникнуть в селение, — вспомнила Маргарет. — Они сожгли дом Паэна, но ему самому удалось бежать. — Он скрылся в одном из своих тайных убежищ, — кивнул Бертран. — И когда Норман после неудачной попытки расквитаться с ним исчез, Паэн призвал меня к себе на службу. — Ты стал шпионить для него, — нахмурилась Маргарет. Ее голос слегка подрагивал от подступающего гнева, но звучал уверенно. — Достал для него карту замка с подземными ходами, сообщил о том, что Леголас принял противоядие, и Паэн поручил своим приспешникам убить его. На лоб Бертрана набежала тень. На мгновение он опустил глаза, потом посмотрел на принца. Взгляд его был печальным и усталым. — Я ничего не говорил ему, милорд. Именно поэтому ему и нужна была ваша смерть. — Что это значит? — потребовал разъяснений Леголас. — Дело в том, что когда вы приехали в деревню, Паэн еще не успел закончить эксперименты. Конечно, основные приготовления были сделаны, и орки стали намного выносливей. Он часами пытал и истязал их, пытаясь сделать нечувствительными к боли. Сначала результат устраивал Паэна, но позже он выяснил, что эта сила отнюдь не безгранична: первые время подопытные и впрямь казались непобедимыми, ярость, движимая ими в бою, сочеталась с хладнокровием и расчетливостью, однако несколько часов спустя они начинали слабеть и чахнуть, словно от какой-то неведомой хвори. Паэн очень долго разрабатывал сыворотку, которая бы устранила этот дефект, и почти пришел к успеху, но Норман взбунтовался и нарушил все его планы. Маргарет не поняла, как это связано с вопросом Леголаса, и пропустила эти доводы мимо ушей: проклиная Нормана и Паэна, она испытывала жестокое наслаждение от того, что они оба потерпели провал, и эти чувства снимали с Бертрана часть вины, которую она на него возложила. Детали Маргарет мало интересовали, но, увидев реакцию Леголаса, который, в отличие от нее, был поражен этой историей, Маргарет невольно прислушалась. — Получается, эксперимент он так и не закончил, — задумчиво произнес Леголас. — Во время битвы орки два раза отступали без особых на то причин. Тогда я не придал этому значения. — Им редко удавалось продержаться дольше, чем несколько часов, — пожал плечами Бертран. — Паэн создал сыворотку, но так и не успел ее использовать. Его ошибкой стало то, что он решил испытать ее на варге, которого вы, милорд, позже убили. Паэн тогда был в отъезде, и за время его отсутствия животное истекло кровью, а содержащийся в ней раствор пришел в негодность. Спустя пару дней его дом сгорел, а вместе с ним — результаты многолетних трудов. Паэна переполнил гнев, когда узнал об этом. Состав сыворотки был невероятно сложен, и он понимал, что не сможет восстановить ее быстро. Но потом… — Потом я заявилась в его кабинет и потребовала противоядие, — онемелыми губами выговорила Маргарет, наконец начиная что-то понимать. — Но вещество, содержащееся в когтях варга и так странно подействовавшее на Леголаса, было не ядом, верно? — Не ядом, — подтвердил Бертран, — а тем самым элементом, над которым так долго работал Паэн и которого не хватало для того, чтобы сделать орков неуязвимыми. — Однако от него мне стало значительно хуже, — заметил Леголас. — Порез жгло, постоянно чувствовалась слабость, а от боли хотелось лезть на стену. — Причина в том, что тело сопротивлялось попавшей в кровь инородной субстанции, но, к счастью, вы вовремя успели принять снадобье. — Кстати, насчет него, — опомнилась Маргарет. — Тебе не кажется странным, что Паэн решил создать такого рода лекарство? — Скорее всего, противоядие, которое принял Леголас, было универсальным, — предположил Бертран. — Но на развороте книги, где оно было описано, имелось множество изображений волчьих зубов и когтей. По ним-то мы и поняли, что нашли нужный флакон. — Паэн много работал над варгами, у которых была отравлена слюна. Потом эти идеи отошли на второй план, но в ту пору, чтобы обезопасить себя, он создал очень мощное зелье. Уверен, оно могло вывести любую заразу из крови. Маргарет кивнула и откинулась на спинку кресла, пытаясь собраться с мыслями. Леголас некоторое время задумчиво смотрел в окно, потом сказал: — Значит, ему была нужна только моя кровь. — Да, поэтому орки и охотились за вами, — кивнул Бертран. — Убив вас, они должны были доставить тело Паэну, а он — завершить то, что начал много лет назад. Наступило продолжительное молчание. Прижавшись к Леголасу, Маргарет бездумно следила за тем, как граница лунного света ползет по стене, как ее голубоватое сиянье озаряет все выступы и неровности, и наконец, касается лица Бертрана — кустистых бровей, длинных темных волос с проседью, морщин, избороздивших его лицо, — теперь их, кажется, стало еще больше. Его история ошеломила ее, словно старый, привычный мир взял и перевернулся с ног на голову. И сейчас, напряженно вглядываясь в знакомые черты, Маргарет упорно не могла понять, какие чувства испытывает к человеку, бывшему ей верным другом двадцать лет, и в одно мгновение превратившемуся в лжеца. Мысли путались, обрываясь где-то по середине. Многое пока оставалось за гранью ее понимания, и Маргарет решила сосредоточиться на ином вопросе, долгое время не дававшем ей покоя. — Еще одна тайна осталась нераскрытой, — произнесла она. — Иса рассказывала о странных вещах, происходящих в деревне и за ее пределами. — Когда эксперименты начали давать результат, Паэн решил избавиться от лишних свидетелей. Первые беды, как вы знаете, обрушились на соседние поселения. Эпидемия, ужасная болезнь, подкосившая почти всех коренных жителей… Разумеется, это была не чумная лихорадка, как многие полагали. Паэн создал яд, вызывающий похожие симптомы, и опорожнил бутыль в местный колодец. Сотни людей буквально сгнили заживо. Молва разнеслась за многие лиги вперед, народ стал избегать этих мест. Ваше княжество располагалось намного дальше, но Паэн решил действовать наверняка и поручил заботу о нем Норману. Маргарет немного помолчала, размышляя, потом спросила: — Иса также говорила об убийце, карающем каждого, кто начнет распускать язык. В итоге, ты знаешь, нечто похожее случилось и с ней. Как это можно объяснить? — Паэн не мог уничтожить деревню — это привлекло бы слишком много внимания. К тому же он часто эксплуатировал крестьян в своих целях, а те, разумеется, ни о чем не догадывались. Но проблема оставалась проблемой: ему нужно было подчинить себе людей. Понимаете, Паэн, как и любой тиран, всегда боялся тех, кого угнетает. Возможно, он осознавал, что рано или поздно среди множества жертв появится тот, кто восстанет против него и нанесет ответный удар. Поэтому он решил воздействовать на сельчан с помощью страха. Страх делает человека слабым, пассивным, безвольным — словом, таким, каким угодно было Паэну. Лишние разговоры ему тоже были ни к чему, поэтому он распустил слух о том, что с каждым, кто сболтнет лишнее, случится нечто ужасное. Конечно, смельчаки или глупцы находились и после этого предупреждения, но тогда уже Норман приводил угрозы в исполнение. Каждое убийство окружалось ореолом таинственности: он облачался в темную мантию, действовал исключительно ночью и никогда не оставлял следов. Эта схема работала — люди были в панике. Ведь необъяснимое всегда внушает ужас. Маргарет пораженно уставилась на Бертрана. — Значит, силуэтом, виденным мною на рассвете, был Норман? Но почему он не убил меня? Ведь он знал, что я хочу ему отомстить. К тому же я нарушила табу, рассказав обо всем Леголасу. Я должна была быть следующей после Исы. — Я бы никогда не позволил ему добраться до вас, миледи, — ответил Бертран. — Поэтому он был вынужден прибегнуть к другим мерам: подсунул письмо Леголасу, пытаясь настроить его против вас, и вложил ваш локон в ладонь Исы, чтобы навести на вас подозрения. К счастью, ни то, ни другое ему не удалось. — Ты… ты защищал меня? — удивленно пробормотала Маргарет. Бертран опустил голову, задетый ее тоном. — Что бы вы не думали после всего, что я рассказал, знайте: я всегда любил вас миледи, любил вашу мать. Простите, что многое утаивал от вас. Это было так же необходимо, как и другие ужасные поступки, которые мне пришлось совершить. — А карта? — вдруг вспомнил Леголас. — Добыть ее явно было твоей инициативой, потому что Паэн к тому времени уже покинул деревню и не мог знать, что я собираюсь укрыть местных жителей в замке. — Да, таким нехитрым способом я собирался доказать ему свою верность. Паэн все равно бы о них узнал — это был лишь вопрос времени. Но я никогда бы не сообщил ему о тайных путях, если бы не был уверен в том, что вы тоже знаете о них и сможете принять все необходимые меры по защите цитадели. — Хочешь сказать, в тот день ты соврал мне, что Леголасу угрожает смертельная опасность, воспользовался моими чувствами, страхами и смятением, чтобы всучить этот проклятый клочок пергамента?! — взорвалась Маргарет. — Да, — просто ответил Бертран. — Нужно было, чтобы вы вернулись в крепость и показали карту принцу. В противном случае, победа бы осталась за Паэном. Маргарет со вздохом откинула разрываемую мучительными ударами голову на спинку кресла. Мысли лихорадочно сменяли друг друга, боль продолжала пульсировать в воспаленном мозгу — казалось, еще немного, и она просто умрет от этих нестерпимых ощущений. Новая волна потрясения захлестнула с немыслимой силой, и Маргарет не удавалось справиться с ней до тех пор, пока Леголас не вывел ее на улицу, где, жадно вдохнув прохладный ночной воздух, она наконец смогла дать волю слезам.