Искра надежды

Вечер следующего дня Маргарет и Леголас провели в уединении. Поляна, на которой они расположились, была тесно зажата меж скал, но представляла собой место таинственное и живописное: трава, скрытая густой сенью от безжалостных лучей, была сочна и душиста, гибкие стволы склонялись над горным потоком, что с шумом и пеной падал с уступа на уступ, прорезая себе путь между зубчатыми утесами, и скрывался лишь в далекой расселине, дремлющей под тонким покровом сизой мглы. Леголас, заложив руки за голову, расслабленно растянулся на плаще. Маргарет расплела забранные у висков косицы, распуская его мягкие пепельные волосы. Время от времени ее пальцы шевелились с лениво-чувственным наслаждением, перебирая блестящие пряди, распутывая крупные узлы. Леголас прикрыл глаза. Эти плавные движения доставляли удовольствие им обоим. — Я так и не спросил тебя, Мэг, — вдруг тихо произнес он. — Что ты решила насчет Нормана? Надеюсь, с планами мести теперь покончено? Маргарет приостановилась на мгновение и протяжно вздохнула. Она не имела абсолютно никакого желания возвращаться к неприятной и все еще болезненной теме, но, понимая, что вопрос был задан Леголасом отнюдь не из праздного любопытства, не стала тянуть с ответом. — Ты был прав, тысячу раз прав. Может, на войне и рискуют жизнями двадцати человек, чтобы спасти тысячу, но мы-то сейчас не на войне. Если есть возможность избежать лишних смертей, лучше ею воспользоваться. Я приняла решение, Леголас. На следующую же ночь после того, как тебя покинула. И знаешь, это было очень просто. — Маргарет задумчиво помолчала, опустив голову, потом снова заговорила: — К Мороготу этого Нормана! Вернусь домой с остатками народа. Отстроим столицу заново, восстановим то, что еще можно восстановить. И жизнь наладится… начнется с чистого листа… или… Что в таких случаях принято говорить? — Звучит так, будто ты этого не очень-то и хочешь, — заметил Леголас, иронично улыбаясь. — Если честно, правительница из меня так себе, — призналась Маргарет, в душе прекрасно понимая, что это далеко не единственная причина. — Наставления и советы, касающиеся управления княжеством, я нередко пропускала мимо ушей. Думала, ближайшую тысячу лет они мне не пригодятся. Да… Кто бы мог подумать… Леголас мягко перехватил ее запястье и прижал к губам. — Будет непросто, — предупредил он. — Но я знаю, кто сможет тебе помочь. Маргарет удивленно вскинула бровь: — И кто же? — Бертран. — Не произноси при мне имя этого мерзавца! Он только и умеет, что плести интриги и манипулировать теми, кто ему доверяет. — Ты не справедлива к нему, Мэг, — возразил Леголас. — В борьбе против Паэна он сделал больше, чем каждый из нас. Его обман — всего лишь цена, которую пришлось заплатить за победу. Иной раз, чтобы одержать верх, нужно чем-то жертвовать. Не думай, что Бертрану было легко на это пойти. — Я понимаю, — нахмурилась Маргарет. — Но и ты пойми. Вся моя жизнь была сплошной ложью. Он врал, изворачивался, пользовался моими чувствами, а я принимала все за чистую монету и верила, что сама принимаю решения. Ты не представляешь, каково это… Каково осознавать, что ты двадцать лет был марионеткой в чужих руках. — Это слишком грубое преувеличение, — поморщился Леголас. — Нам обоим хорошо известно, что Бертран всегда заботился о тебе. Сейчас ты отзываешься о нем в таком тоне исключительно потому, что чувствуешь себя уязвленной. — Уязвленной? — Маргарет нервно усмехнулась, отстраняясь. — Я не просто уязвлена. Я опустошена, раздавлена и вывернута наизнанку. Леголас в ответ лишь задумчиво покачал головой. — Тебе просто нужно время. Последовала долгая пауза. Отвернувшись, Маргарет почувствовала, что огонек хорошего настроения затух, едва воспламенившись. Молчание, воцарившееся между ними, нисколько не тяготило, однако некоторая неловкость словно бы продолжала висеть в воздухе. В конце концов, Маргарет не выдержала: — Ты не мог хотя бы эти несколько дней не заводить разговоров о Бертране? Нам только поссориться из-за него не хватало. — А что изменится через несколько дней, Мэг? — вздохнул Леголас. — Ты уедешь, — прошептала она. — И это останется только моей проблемой. Губы Леголаса чуть заметно дрогнули, лоб пересекла напряженная морщинка. Маргарет опустила голову, боясь снова поднять на него взгляд, боясь того, что может увидеть в его глазах. Развернулась и стремительным шагом направилась к теряющейся меж крупных валунов тропе. К тому времени солнце уже зашло за горизонт, пик гор окрасился в золотистый цвет, и потом, когда над утесом опустился багровый сумрак, облака еще долго оставались подсвеченными алыми закатными лучами. Дорога под ногами Маргарет стремительно темнела, узкой лентой бежала вперед и извивалась, подобно змее. Путь предстоял недолгий: уже видны были шпили замка. Собственно, только они и были видны среди клубов густого серого тумана, что скользящими волнами хлынул из ущелий. Но вдруг она остановилась, покорившись порыву, которому не имела силы противостоять; казалось критически важным знать, не следует ли за ней Леголас, но легкий вечерний ветерок не доносил издали тихого шелеста его шагов. Томясь гнетущими мыслями, девушка вновь двинулась к крепостной стене, утопающей в мутном серебристом мареве. Леголас догнал ее у ворот замка. Догнал — и обнял порывисто и крепко, невесомо коснулся губами губ, прежде чем позволить себе более грубый и уверенный поцелуй. Маргарет судорожно вздохнула, ее дрожащие ладони легли ему на грудь, в трепетной, беззаветной ласке очерчивая изгибы мышц, скользя выше, наконец, сжимая плечи. Все вокруг вмиг исчезло: они остались вдвоем, в пустоте, чернеющем пространстве, под звездами, переливающимися над их головами. И только тьма все сгущалась, окутывала скалы, становясь совсем непроглядной… В ту ночь Леголас брал ее нестерпимо долго, то ускоряя, то нарочито замедляя движения, а Маргарет яростно кусала губы, в нетерпении впивалась пальцами в его бедра, пытаясь нарастить темп и получить долгожданное наслаждение, страстным томлением скопившееся внизу живота. Она упорно не понимала, почему он мучает их обоих затянувшейся, почти наступившей разрядкой. Сердце неистово колотилось, с эхом разбиваясь о костную клетку ребер. От длительного лежания на полу разболелась спина, но когда тело пронзила судорога оргазма, и Маргарет беззвучно вскрикнула, широко распахивая глаза, сил не хватило даже на то, чтобы пошевелиться. Мысли окончательно затерялись в лабиринтах подсознания, яркость картинок реальности потускнела, уступая место зыбким грезам. Голова Леголаса покоилась на ее часто вздымающейся груди. Он, как и Маргарет, тяжело дышал, но по-прежнему обнимал ее так крепко, словно боялся, что если отпустит — потеряет навсегда. Стряхнув с себя вязкое оцепенение, она осторожно подалась вперед, покрывая его лоб короткими беспорядочными поцелуями. Хотелось спросить о чем-то чрезвычайно важном, удостовериться в предположениях и домыслах, но Маргарет медлила, сомневаясь, что ей хватит мужества принять любой ответ. Вскоре за окном дрогнули рассветные тени, заря заиграла своими лучами на холодных стенах, а они за всю ночь так и не сказали друг другу ни слова. Как только взошло солнце, она поспешила ускользнуть из комнаты, оправдывая раннюю отлучку несуществующей кучей дел. Тревога и волнения, поселившиеся в душе, требовали срочного уединения, но разгуливающий по коридорам Бертран не позволил задуманному осуществиться. Едва завидев Маргарет, он тут же начал неспешный разговор, цель и суть которого представлялись настолько туманными, что понять, к чему он на самом деле ведет, было просто невозможно. Первое время на все реплики она отвечала демонстративным молчанием; потом, когда вновь нахлынувшие досада и злость поутихли, невольно втянулась в беседу и наконец смогла понять, что таким осторожным способом он пытается выведать ее планы на будущее. А перспективы меж тем открывались довольно безрадостные: навсегда покинуть Леголаса и отправиться восстанавливать ненавистное сердцу княжество, где каждый клочок земли до конца жизни будет напоминать о невинно пролитой крови, или остаться с Леголасом, но бросить нуждающийся в правителе народ на произвол судьбы. Пожертвовать личным счастьем, обрекая себя на вечное одиночество, или поступиться интересами сотни людей в пользу собственных — казалось бы, очевидно, какой следует сделать выбор. Более того, Маргарет знала, какое решение без малейших колебаний приняли бы ее родители. Но с каждой секундой, проведенной рядом с принцем, пойти на это было все сложнее. — …Так что вы на это скажете, миледи? — голос Бертрана вывел из короткого забытья, заставив ощутимо вздрогнуть. Маргарет сжала пульсирующие болью виски. — Да-да… — пробормотала она, не имея понятия, о чем идет речь. — Потом еще это обсудим, ладно? Затем стремительно пересекла коридор, сбежала вниз по ступеням и покинула центральную башню. Солнце уже почти стояло в зените, и над головой раскинулось огромное блеклое небо, во всей своей глубине и беспредельности равнодушное к мучениям Маргарет. Новый день казался жестокой бесконечной пыткой; она не хотела видеть ни это солнце, ни бесцветное мертвое небо; она предпочла бы вернуться в прошлое, туда, где перед ней не стояла необходимость выбора, где еще был жив Джо, где она не знала правды о Бертране, где между ней и Леголасом не было этой томящей, чудовищной недосказанности. Но реальность тяжким грузом давила на плечи и совсем не собиралась отступать. Тупое, беспросветное отчаяние правило ею еще четверо суток. Эти дни, однообразные и унылые, слились в сплошную серую полосу, и Маргарет сумела понять, что время в самом деле не замерло на месте, только когда одним пасмурным утром вдруг обнаружила, что Риан стал относиться к ней гораздо терпимее, что каждый раз при виде Бертрана ее не тянет отвести взор, и что местные жители постепенно начинают покидать стены замка. Леголаса она видела редко. Часами просиживая в оружейной, возвращалась к нему лишь под вечер, чтобы с порога броситься на шею, и, бессвязно шепча слова любви, покрывая шею ненасытными поцелуями, отдаться ему, как в последний раз. В сумрачные дождливые дни, когда за окнами не переставая висела мельчайшая взвесь дождя и тумана, переносить эту тягостную разлуку становилось еще труднее. Маргарет старалась держаться, но бывали минуты, когда она не могла с собой справиться и, не в силах переносить терзавшую ее боль, падала на колени и застывала, пряча лицо в ладонях, борясь с желанием завыть в голос. Сидела, устремив взгляд в пол, замерев в напряженном стремлении ничего не помнить и не чувствовать, и только губы в отчаянных попытках беззвучно повторяли вновь и вновь: «Ты смиришься, ты это переживешь». На пятые сутки наступил промежуток покоя. Как и прежде устроившись в оружейной, Маргарет бесцельно полировала и без того сверкающий на солнце клинок, вспоминая давнишний поединок с Леголасом и не ощущая ничего, кроме щемящей ностальгии, холодной, как промозглый осенний ветер. Вдруг тихий отзвук чьих-то шагов принудил ее прервать раздумья. Отложив меч в сторону, Маргарет в ожидании уставилась на дверь. Вскоре сноп пыльного дневного света разрезал комнату надвое и потух — проем загородила фигура Леголаса. — Надо поговорить, Мэг, — сообщил он, выжидательно прислонившись к косяку, и, окинув ее быстрым внимательным взглядом, добавил: — Ты здорова? Выглядишь уставшей и бледной. При виде его спокойного лица, при звуке его голоса, в сердце у Маргарет появился было крохотный росток надежды, но его тут же задушила паника, вызываемая мыслью, что этот разговор может кончиться трагично, по крайней мере, для одного из них. Стараясь не выдать волнения, которое ее охватило, Маргарет поспешно произнесла: — Я в порядке, правда. Так что ты хотел сказать? Леголас настороженно прищурился: — Кажется, ты меня избегаешь. — Н-е-е-т, вовсе нет, — протянула Маргарет, бездумно рассматривая гладкие каменные плиты. — Нужно было разобраться с делами, и… — …И? — осторожно переспросил Леголас, склоняя голову, кажется, с некоторым любопытством. — Я просто не хочу привыкать, — вдруг выпалила она, немало удивившись своей откровенности. Что-то странное и неожиданное отразилось в глазах Леголаса. Он напрягся едва заметно, искоса бросив на нее удивленный взгляд, затем крепко обнял, прижал к себе. — Я не отпущу тебя, Мэг, — прошептал он, прислонившись лбом к ее лбу. Дыхание Маргарет участилось, ресницы мелко задрожали, когда он провел большим пальцем по контуру ее губ, слегка размыкая их, и вновь склонился совсем близко. Казалось, прежде чем она отстранилась, прошли часы, вместо нескольких мгновений. В горле застыл ком, тело охватило тяжестью парализующего онемения, но Маргарет все же высвободилась из его рук и с усилием проговорила: — Если останусь с тобой, то не исполню своего долга. Пройдут годы, но бремя будет тяготить меня, мешать спать по ночам. Жизнь станет пыткой, превратится в бесконечный поток упреков и сожалений. В конце концов, я возненавижу себя, за то, что пошла на это, и тебя, за то, что ты был тому причиной. Нет, Леголас. Это не для нас. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы позволить этому случиться. Принц отвел глаза, как если бы эти слова его задели, потом серьезно произнес: — Ты полуэльф, Мэг. Полуэльфу не должно править людским княжеством. — Да, но что с того? Мне исчезнуть? Взять и бросить их? — Я это к тому, что есть кандидатура более подходящая, — терпеливо объяснил Леголас. Маргарет криво усмехнулась, вспоминая прошлый разговор. Недостающие паззлы наконец встали на свои места, вырисовывая целостную картину происходящего. — Бертран, да? — уточнила она. — Который лгал мне на протяжении двадцати лет? — Который бросил вызов Паэну, нашел в себе силы противостоять ему в одиночку и спас нас всех от неминуемой гибели. Которого ты, Мэг, на самом деле уже простила. И даже более того. Которому ты благодарна. От сильного возмущения у Маргарет перехватило дыхание. Она молчала, то и дело мучительно сглатывая, не в силах противостоять кипящей в груди жестокой внутренней битве. Мысли, которые озвучил Леголас, за последние дни не раз приходили на ум, но она упорно отгоняла их, не позволяя себе примириться с положением вещей. Теперь в голове остался последний вопрос, последнее сомнение, которое необходимо было развеять, и когда Маргарет наконец решилась спросить, голос ее дрогнул от невольного беспокойства. — Л-леголас, — осторожно начала она, — ты говоришь это потому, что считаешь правдой, или потому, что хочешь меня удержать? Тот в ответ устало улыбнулся: — Я слишком сильно люблю тебя, чтобы удерживать таким способом. Маргарет шумно выдохнула, не стараясь скрыть радостного облегчения. — Почему-то я до сих пор не рассматривала эту возможность, — пробормотала она. — Наверное, в этом, и правда, что-то есть… Но знаешь, я не особо надеюсь… — В том то и дело, Мэг, — перебил ее Леголас. — Ты перестала жить надеждами. Зациклилась на воспоминаниях, на причиненной тебе боли, боишься настоящего, сегодняшнего дня. Норман совершил ужасное преступление, и я искренне сочувствую твоей потере. Эта история изводила тебя двадцать лет, но пойми: после признания Бертрана она закончилась. Так не впутывай в это ни его, ни себя. Ты можешь поручить ему управление княжеством. Я знаю это, потому что прожил не одну сотню лет и кое-что понимаю в такого рода вещах. Забудь все, что было раньше. Не позволяй прошлому разрушить твою жизнь, не совершай новых ошибок. И прошу, доверься, наконец, своим чувствам! Маргарет не знала, что ответить. Каждое слово будто нашло какой-то отголосок в ее душе, и теперь казалось невозможным думать иначе. Сердце бешено билось в груди, мысли продолжади лихорадочно сменять друг друга. И вдруг из глаз брызнули слезы, теплые и крупные, которые она тут же размазала по щекам со счастливой, почти истерической полуулыбкой. Порывисто прижалась к Леголасу и поцеловала его, захлебываясь собственным дыханием, не имея ни возможности, ни желания оторваться. Лишь когда в легких кончился последний воздух, она разомкнула объятья и подняла взгляд на Леголаса. Луч заходящего солнца коснулся его лица, пробежал по подбородку и вспыхнул в глазах янтарными искрами. Они были такими же невыразимо-яркими, как новое чувство, зародившееся в ее сердце в тот самый миг, искреннее и неподдельное, вызывающее благоговейный трепет в груди и сулящее радость. Маргарет знала, что оно означает.