Nobody told me I could fall

"Basically, I'm a madman." – Tom Hiddleston for GQ

      К концу дня, когда водитель, присланный Марвел, позвонил и сказал, что их с Томом путь до съемочной площадки составил три часа, я решила, что лучше нам с Томом все-таки жить в моем загородном доме: кроме Марии и изредка заезжающего Советника народу там не было, да и путь от виноградников до Барского форта по грунтовой дороге, незаметной для тонированного джипа, присланного кинокомпанией, занимал бы не более часа.       Страх допускать Хиддлстона в свой дом был меньше, чем страх потерять работу и устроить медиа-скандал, если бы его заметили рядом со съемочной площадкой фильма Марвел, в котором его участия не ожидалось, поэтому я собрала вещи Тома и, предупредив Марию о своем переезде и отдав все указания водителю, который должен был привести Томаса обратно, поехала в сторону семейного поместья.       К тому же прятаться от внезапно навязчивого и рвущегося вперед актера на нескольких гектарах виноградников было бы проще, чем в трехкомнатной квартире. Не то, чтобы меня начали смущать мужские приставания, просто мне казалось, что в определенный момент, зажатая в четырех стенах городской квартиры наедине с Томом, я не смогу устоять и сдамся его шарму.       Неделю назад, когда я только вернулась в Италию и объезжала уже стёршиеся из памяти дороги, мысль о том, что мне придется провести с Томом более недели в доме, один запах которого заставлял меня рыдать, заставляла мое сердце судорожно сжиматься. Однако сейчас я стояла на пороге и смотрела, как тетя Мария заключает его в теплые, почти домашние объятья и по старой итальянской традиции, которую она обычно отказывалась соблюдать, однако сейчас отчего-то решила сделать исключение, расцеловывала раскрасневшегося от смущения актера в обе щеки, и эта идея не казалась мне такой пугающей.       Он был смущен, устал после нескольких часов съемок, однако удивительнейшим образом вписывался в окружающий его пейзаж.       - Добрый вечер, Ариэн, - пробормотал Хиддлстон, наклоняясь и целуя меня в щеку. - Как прошел день?       - Неплохо, - я улыбнулась ему в ответ. - Пойдем, я покажу тебе твою комнату.       Стараясь не замечать его теплой ладони, обхватившей мои пальцы, которые я не могла освободить так, чтобы не чувствовать себя полнейшей дурой, я провела ему краткую экскурсию по дому.       Это был классический итальянский двухэтажный особняк с глиняной выгоревшей черепицей на крыше, выбеленными стенами и деревянными полами внутри, в котором большинство мебели и других мелких вещей не менялось несколько десятилетий. Маме, у которой не было собственной семейной истории, было очень важно сохранить историю мужа, поэтому ей не хотелось ничего менять в старом доме. Конечно, ремонт проводился регулярно, после смерти родителей даже чаще, но оставшиеся на некоторых дверях отметки с моим ростом, вырезанные папой, вызывали воспоминания о трагически закончившемся детстве.       - Джосс просил тебе передать, что не может дать точное расписание. Ему хотелось бы снять несколько сцен про запас, но снимать меня он может только тогда, когда закончится основной съемочный день.       - Без проблем. Ты ему сказал, что не можешь оставаться дольше недели?       - Да, конечно. Мы должны успеть.       - Ну и здорово, - я улыбнулась и указала на одну из закрытых дверей. - Твоя комната здесь. Мы с Марией живем на первом этаже, так что, считай, весь второй этаж в твоем распоряжении.       - У тебя очень красивый дом, - вежливо заметил Хиддлстон, но даже не посмотрел в сторону комнаты. - Может быть покажешь мне виноградники?       - Уже вечер, - я замялась, раздумывая, можно ли любоваться уникальным итальянским закатом вместе с чрезвычайно впечатлительным актером, однако получив одну из его ослепительных обезоруживающих улыбок вместо нормального ответа, не смогла отказать. - Ну пойдем.       Проведя его по заднему двору и выслушав комплименты маминым розам, которые все эти годы находились под чутким присмотром садовника и успели разрастись в пышные кусты, заливавшие пряным ароматом мили вокруг них, я остановилась перед невысокими деревянными воротами, отделявшими территорию дома от виноградников.       - В Валле Д'Аоста всего почти семьсот гектаров виноградников. Это просто мизер по сравнению с тем, что растет в других регионах. Зато у нас проще с импортом, потому что мы находимся прямо на границе с другими странами.       - Сколько виноградников у тебя? – тихо спросил Томас, обводя завороженным взглядом кусты, скрывающиеся за горизонтом.       - Около двухсот-трехсот. Гектаров. Примерно столько же у Джанфранко, - Том вопросительно на меня взглянул, и я пояснила: - Когда он разбогател, то скупил виноградники папиных конкурентов. На двоих мы практически владеем здешним виноградным рынком.       - Ничего себе…       - Да, как-то так. Виноградники разбросаны по всему региону, в зависимости от сорта винограда, который там выращивается. Есть один в горах.       - Я бы хотел на него посмотреть.       - Как-нибудь в другой раз.       - Ты сильно на меня злишься? – Том положил свои руки мне на плечи, притягивая ближе к себе и зарываясь носом в волосы на макушке. - Скажи, что не злишься.       Я помотала головой.       Смысл злиться? Они же не специально встретились. Том не специально подбирал самые обидные слова в мире. Все случилось случайно, поэтому какой смысл злиться на случай? Я скорее перебирала в голове возможные темы их разговоров, ибо не могла поверить, что все ограничилось тем, о чем Том мне рассказал.       Даже наоборот, вспоминая смущенный румянец, заливший бледное даже под слоем таитянского загара лицо Тома, мне почему-то становилось весело, а мои губы растягивались в широченной улыбке.       Это же надо было так лопухнуться все-таки!       Я усмехнулась, поражаясь своим непрофессиональным мыслям, и Том озадаченно на меня посмотрел.       - Я рад, что ты находишь смешным одно из самых постыдных событий в моей жизни.       - Ну ты серьезно накосячил, согласись!       - Согласен, - улыбнулся Хиддлстон и оставил мягкий поцелуй на моем лбу. - А теперь я могу надеяться на какую-нибудь еду?       - Конечно, – в этот раз уже я переплела свои пальцы с его, уводя Тома на кухню, где Мария колдовала весь день с тех пор как узнала о приезде знаменитого гостя. - Тетя готовит просто божественно.       - А где она кстати?       - Прилегла. Устала стоять у плиты, пытаясь приготовить что-нибудь удовлетворяющее аппетит Его Величества.       Вместо того, чтобы оценить мой изящный реверанс, Томас ущипнул меня за руку и легко рассмеялся.       - Мне нравится видеть тебя такой.       - Какой?       - Расслабленной, шутящей… итальянской.       - Что значит «итальянской»? – теперь настала моя очередь смеяться. - Том, я наполовину русская. Ни одна из этих наций напрягаться не любит.       - Значит до этого вечера я общался с другой Ариэн, - он пожал плечами и отправился исследовать содержимое холодильника. - Ты ко мне присоединишься?       - Нет, я уже поела, спасибо. Я буду в гостиной, если что-то понадобится, хорошо?       Завернувшись в одну из маминых шалей, которая все еще хранила ее запах, я взяла с полки один из домашних альбомов и устроилась в широком кресле.       Мама, папа... Дедушка и бабушка… Лица, знакомые мне до каждой запечатленной на пленке морщинки и трещинки бумаги… Люди, которых я больше никогда не увижу… Воспоминания, которых я избегала всю свою сознательную жизнь, обрушились на меня подобно лавине и поглотили подобно цунами. Я избегала этого уже пятнадцать лет, боясь той боли, тех страданий, которые они могли принести. Однако…       Было совсем не больно.       Тоскливо. Да. Грустно. Дважды да. Одиноко. Hell yes.       Но не больно.       Неужели у боли есть срок годности? Или это я изменилась? Переживала эту боль, воссоздавала ее в своей душе столько раз и с таким наслаждением, что перестала ее чувствовать? Привыкла к ней? Paramore – Turn it off       - Черт возьми!       Резкий вскрик, сопровождаемый звоном бьющейся посуды, донесся откуда-то с кухни. Соскочив с дивана, я бросилась на звук.       - Том? Все в порядке?       - Д-да.       - Том? Черт возьми, у тебя кровь!       Кажется, он порезался одним из осколков разбитой тарелки, которые неуклюже пытался собрать с пола, и поэтому сейчас заливал мой пол своей кровью.       - Брось это все, я уберу. Тебе надо промыть рану.       - Прости, я тут все испачкал.       - Забудь.       Я усадила его за стол и принялась обрабатывать рану. Вернее, царапину. Довольно маленькую, если забыть о количестве пролитой им крови. Настолько маленькую, что хватило одного пластыря, чтобы спрятать ее, покрытую противовоспалительной мазью, от бактерий.       Однако, Томас продолжал дрожать и выглядел настолько бледным, что я всерьез задумалась, не встретил ли он какое-нибудь привидение, в мертвую голову которого пришло забрести на мою кухню.       - Боже мой, Том, что произошло? Ты в порядке?       Ответом мне послужил раскат грома и озарившая комнату молния. Хиддлстон судорожно вдохнул и закрыл глаза, не открывая их до тех пор, пока не затихли последние отголоски грома.       - Пойдем со мной, - пробормотала я и поволокла его за руку на улицу в стоявшую рядом с домом деревянную беседку. Ему было тяжело и даже, наверняка, страшно, ибо он запнулся о декоративный камень и почти упал, когда очередная молния разрезала темное небо, но он не остановился и позволил мне довести его до единственного островка земли, скрытого от дождя деревянной крышей. - Когда я была маленькой, мне было лет пять, наверное, лето выдалось на удивление засушливым. Тогда от одной из молний, ударившей в еще не промокшую землю, загорелась пара кустов винограда вон там, - я была уверена, что Том следит за моим пальцем, поэтому указала на кусты в противоположном от огромного черного облака направлении. - Отец и несколько рабочих сорвались посреди ночи и поехали тушить кусты, которые были настолько сухими, что загорались друг от друга. Небо заливало огненное зарево, и мне казалось, что именно так бы выглядел Мордор, если бы в тот день здесь снимали Властелина Колец.       - И что случилось?       - Он вернулся под утро. Грязный, уставший, но живой. Они потушили пожар, и никто даже не пострадал. Но нам с мамой было так страшно, что мы не спали всю ночь.       - Спасибо, - пробормотал Томас, заключая меня в нежные объятия. - Мне стало немного легче.       - В самом деле?       - Да. Ч-черт, - он вздрогнул в ту же секунду, как раздался очередной раскат грома. - Знаешь, я могу со многим справиться. Выучить триста страниц текста, пережить сложнейшую подготовку к роли, убить паука, - он слабо улыбнулся, но от этой улыбки у меня защемило в груди, - но гроза… Это криптонит для маленького супермена внутри меня.       - Что я могу сделать для тебя, Супермен? – «у меня сердце разрывается, когда я вижу тебя таким».       - Все в порядке, милая. Спасибо, что пытаешься меня отвлечь, - он прижался дрожащими губами к моему лбу, и я прикрыла глаза, позволяя себе на секунду расслабиться и насладиться пряным ароматом его парфюма.       - Том?       - Ммм?       - У меня будут неприятности, если я тебя поцелую?       Вместо ответа он прижался своими губами к моим и облегченно выдохнул, когда я обхватила его затылок и всем телом прижалась к нему.       Его язык проник в мой рот и я умерла.       Моя душа, мое сердце, вся моя защита, которую я возводила и охраняла тщательнее, чем Ночной Дозор охранял Стену, все сдалось и подчинилось властным движениям его языка, его губ. Том зарылся рукой в мои волосы и из моего рта вырвался тихий стон.       Его рот покорял, вытягивал из меня душу, возвращая ее совсем другой… исцеленной.       Мне казалось, что его поцелуй, мягкий, нежный и неторопливый, пробующий меня, раскрывающий меня, залечивал те раны, о существовании которых я и не знала.       Ведь я всегда была сильной девочкой.       Но в этот день, сегодня, сейчас, мне надоело быть ею. Надоело быть той, у которой всегда все было хорошо. Поэтому я позволяла тому, кто сейчас нуждался в поддержке больше моего, успокаивать мою душу своим волшебным поцелуем.       Том прервал поцелуй и, проведя своим тонким пальцем по моей нижней губе, прошептал:       - Потанцуй со мной?       - Что? Прямо здесь?       Он кивнул и, положив руки мне на талию, начал двигаться, увлекая меня в только ему известный ритм.       - У нас нет музыки…       - Хотя большинству кажется иначе, я пою просто отвратительно. Черт! – Томас вздрогнул, когда сверкнула новая молния.       - А я думала, я тебе помогла…       - Я совсем не против продолжить терапию, милая, - пробормотал Хиддлтон и снова прижался к моим губам.