Nobody told me I could fall

      Это странное чувство, когда вас с человеком разделяют тысячи километров, но на самом деле вы сидите друг напротив друга.       Мое первое итальянское утро встретило меня теплыми лучами солнца, блуждающими по комнате, чириканьем птичек за окном, ароматом чего-то восхитительного вкусного и запахом кофе, распространявшимся по комнате.       - Доброе утро!       За столом, одетая только в длинную растянутую футболку, сидела Ариэн и рассеянно дула на кружку, читая утреннюю газету.       - Доброе, - она тут же поднялась и прошмыгнула в свою комнату, вернувшись в гостиную в той же футболке, но уже в спортивных штанах. - Как спалось?       - Хорошо, спасибо, - я замолчал, думая, что бы еще сказать, но не нашел ничего лучше, чем: - А тебе?       - Неплохо, - она подняла на меня внимательные глаза. - Завтрак на плите. Если не понравится – холодильник в твоем распоряжении.       - Ты приготовила мне завтрак? – я улыбнулся. – Большое спасибо, милая.       Я быстро поцеловал ее в макушку и принялся исследовать содержимое кастрюль и сковородок.       Кажется, Ариэн запомнила, что я заказывал на завтрак в Торонто, потому что посуда была полна поджаренного бекона и сваренных вкрутую яиц, на столе лежали свеженарезанные фрукты и еще теплый хлеб.       - Ты умеешь делать круассаны? – прошамкал я, засовывая теплую маслянистую слойку в рот и сдерживая себя, чтобы не забрать сразу всю тарелку.       - Еще чего. Купила, когда выходила на пробежку.       - Возьмешь меня завтра с собой? Я тоже не прочь пробежаться.       - Тебе нельзя показываться на улице, извини. Здесь есть беговая дорожка, если совсем невмоготу.       Я кивнул и, наполнив тарелку, присоединился к ней за столом. Между нами снова установилась тишина. Та тишина, которая пускает мурашки по коже и заставляет смущенно смотреть на собеседника в надежде, что он заговорит первым, а самому в это время судорожно перебирать темы для разговора.       Ариэн, однако, выглядела спокойной и довольной происходящим.       - Сколько времени?       - Полдесятого. За тобой приедут, наверное, через час.       - Хорошо, спасибо.       Прошло еще пять минут тишины, сопровождаемой лишь тихим шипением автоматически подогревающегося чайника.       - Я даже не видел сценария, представляешь?       Ариэн широко улыбнулась.       - Ну это же Марвел. Меня они даже на съемочную площадку не пустят.       - В самом деле?       - Кевин так сказал, - она рассмеялась, - а ты не имеешь права мне рассказывать, что там происходит.       - Я все-таки расскажу, если тебе интересно.       - Не стоит, вдруг они повесят на тебя жучок и будут слышать все, что ты мне скажешь?       - Они могут, - пробормотал я, радуясь, что Ариэн снова рассмеялась.       И вновь молчание.       - Слушай, я так не могу! – я отодвинул от себя тарелку и вырвал газету из ее рук. На меня уставилась пара возмущенных светлых глаз, но мне уже было все равно. - Нам надо поговорить.       - Нет, не надо, - Ариэн встала из-за стола и, собрав пустые тарелки, ушла на кухню.       Вот же несносная особа!       - Стой. Все. Остановись! – я выключил текущую из крана воду и забрал тарелку из ее рук. - Во-первых, еще не хватало, чтобы ты за мной посуду мыла. Во-вторых, мы поговорим. Сейчас. Как взрослые люди. Как коллеги.       Ариэн глубоко вздохнула и развернулась в моих руках, оказавшись зажатой между раковиной и моим телом.       - Говори, - девушка скрестила руки на груди, с вызовом глядя мне прямо в глаза.       Я сделал глубокий вдох, стараясь успокоить гулко бьющееся в груди сердце и кровь, резко отхлынувшую от мозга в нижние и более прозаические части тела.       - Прежде всего, мне жаль, мне безумно жаль, что я тогда сорвался и наговорил этой ч… - я запнулся, думая, насколько довольна была бы Ари, если бы я назвал смерть ее родителей «чушью», и, решив, что эти слова были бы еще глупее и ужаснее уже сказанных, поспешил исправиться, - этих ужасных вещей. - Ариэн усмехнулась. - Это так, это действительно так. Мне стыдно за свои слова. Я, пускай это и не оправдание, поддался эмоциям. Это гнусно, грубо и глупо, и я никогда и ни за что на свете не должен был такого говорить, - проведя почему-то дрожащим пальцем по ее скуле, я подавил стон отчаяния, когда она отпрянула от моей руки.       - Не надо.       Я ненавидел себя за ту боль и уязвимость, читаемую в ее смущенном взгляде, за трепыхание ее ресниц и сбивчивость дыхания. Я ненавидел ее кулаки на своей груди, пытающиеся оттолкнуть меня как можно дальше за пределы личного пространства. Я ненавидел, что я не давал ей этого сделать. Потому что это было правильно – мне надо было в конце концов до нее достучаться, и если это значило расшатать ее раковину, то, черт возьми, я сделаю это.       Мысль о том, что она будет ненавидеть меня до самой старости при том, что эту старость мы встретим если не вместе, то хотя бы рядом, в одной пространственно-временной параллели и плоскости, немного освещала и делала мою ненависть к самому себе, своим поступкам и словам менее невыносимой.       - Ты мне нравишься, Ариэн. Я не соврал, когда сказал об этом Джанфранко. Ты мне нравишься настолько, что я приревновал тебя к Бенедикту. А до этого к Джаю, и к Тео, и… - я запустил руку в свои волосы, удерживая себя от того, чтобы снова к ней прикоснуться.       - Это не…       - Не оправдание, да. Не оправдание ни одному моему слову или действию. Но это единственное, что я могу сказать в свою защиту. Я не отрицаю, что виноват. Знаю, что слов назад не забрать, как бы ни хотелось. Но я действовал в состоянии аффекта. Ты – мой аффект, Ариэн, - я провел большим пальцем по ее дрожащей нижней губе и прошептал, наклонившись к ее лицу, практически касаясь своими губами ее. - И если ты меня сейчас не остановишь, я тебя поцелую.       - Не стоит, - она отвернулась и мне не оставалось ничего другого, как прикоснуться губами к ее мягкой щеке.       - Во-вторых, никуда не уходи, хорошо?       Добежав до своей комнаты, я вынул из чемодана давно приготовленный подарок и вернулся в кухню. Ариэн стояла все так же, у раковины, отвернув голову, будто я никуда и не уходил. И я, чувствуя себя неудачником, приглашающим королеву школы на выпускной вечер, протянул ей обернутый подарочной бумагой сверток.       - Это тебе. Знаю, что я с этим немного запоздал, но лучше поздно, чем никогда, верно?       Ари слабо улыбнулась и приняла подарок.       - Спасибо.       - Не хочешь открыть?       - Нет, я… - она помотала головой, - я открою, когда ты уедешь, хорошо?       - Конечно, - я забрал сверток обратно из ее рук и положил на барную стойку. - Третье и последнее – я расстался с Джейн. Окончательно и бесповоротно. Так что вот он я, - я развел руками. - Не знаю, что ты будешь со мной делать, но я, наконец, честен. С нами обоими.       - А с Джессикой?       - Джесс? – я нахмурился, пытаясь понять, при чем тут Джесс, но вспомнив, что она сказала про присланный ей послужной список, все понял. - Мы с ней спали, да, но это все в прошлом.       - Ну у меня, в таком случае, не было ничего с Кортни. Раз уж у нас такая минутка откровений. И твои слова, такие жестокие и безрассудные, преследуют меня ночами. И я не думаю, что твои извинения что-то изменят, - она судорожно вздохнула и обхватила себя руками. - Я рада, что тебе жаль, но я все это время думала, чем же я это заслужила, что я сделала не так, как я тебя так обидела, что подобные слова вообще сорвались с твоих губ, и, хах, единственное, что, как мне показалось, отличалось от нашего обычного общения, это платье…       - Платье было божественно…       - Я выкинула эту чертову тряпку!       - Я куплю тебе новое.       Она усмехнулась и помотала головой.       - И сейчас ты появляешься весь такой, - она обвела меня взглядом, - раскаивающийся и в то же время обаятельный, говоришь, что сделал это, потому что я тебе нравлюсь и потому что ты меня ревновал, но мне все равно больно, Хиддлстон, - первая слеза скатилась по ее щеке, и я стер ее своим пальцем. - Мне все равно больно, - прошептала Ариэн, позволяя мне заключить ее в объятья, но не обнимая меня в ответ, а продолжая держаться за свою футболку.       - Я знаю, прости.       - Но... Но это не должно нас волновать, понимаешь, потому что мы работаем вместе. И ничего больше.       - А если мне хочется больше?       - Это не сработает. Не получится.       - Давай попробуем?       - Нет.       Наши голоса перешли в едва различимый шепот, однако стоя, будто в вакууме, в который не проникал ли один посторонний звук, посреди комнаты, каждое ее слово, каждый полувсхлип-полувыдох, отдавался в моей голове громким, оглушающим эхом.       - Почему?       Она молчала.       - Ариэн, нельзя жить в вечном страхе. Люди уходят, да. Но не все. А если запереться в своей раковине из профессионализма, собранности и отстранённости, то никому и не захочется остаться.       - Кто тебе это сказал?! Чьи это слова, Хиддлстон?! – Ари, бледная, как простыня, с болезненным красным румянцем, горевшим на ее щеках, вырвалась из моих объятий.       Ох ты ж черт.       - Чьи? Это? Слова?       Она в самом деле это спросила? Мне не показалось?       - Отвечай, засранец!       - Когда я был в Лондоне… - комок размером с гору Рашмор застрял в моем горле, и я безуспешно пытался его проглотить.       - Я жду.       - …Я познакомился с Кэтрин.       К моему удивлению, Ариэн запрокинула голову и в голос расхохоталась.       - Наконец-то я поняла, зачем тебе нужна нянька. Ты можешь хоть разок не накосячить?       Отличный вопрос, на самом деле. Просто гениальнейший вопрос.