Шел седьмой год в Хогвартсе

Нужно было признать, что Гермиона своим упоминанием о Дамблдоре заставила его вновь вернуться в те воспоминания, от которых он так усердно пытался уйти. Это было ничто иное как угрызения совести. Да слизеринцы тоже могут их испытывать. Ведь по правде, Драко никогда не чувствовал неприязни к Дамблдору. Да, его раздражало, что старик выделал гриффиндорца, хотя никаких явных способностей у того не было. Драко вновь подметил что все проблемы упирались в Поттера. Не будь его не было бы никакого Волдеморта с его идеей фикс о новом мире. Но судя по разговору с Гермионой, Поттер думает, что Драко знает что-то о загадочной смерти Скримджера, а может даже подозревает, что сам Драко в ней замешан. Ну что же, пусть подозревает. Ему — это даже на пользу. Наконец подвернулся случай вернуться в игру. Осталось лишь узнать, кто отправил Скримджера к старику Дамблдору и можно начинать лавировать. Ещё неизвестно в чью пользу обернётся эта война. А для Драко, любой Поттер на расстоянии лучше чем Волдеморт оккупирующий мэнор. — Мерлин великий, — воскликнул Блейз, вывив Малфоя из задумчивого состояния, — Надо же такая личность и такие быстрые поминки. Ну Уизли и удружил. Теперь весь Хогвартс искренне полагает что Скримджер был связан с Волдемортом. Кто знал что Уизли такой тактик…-И все же кто убил Скримджера? — серьезным тоном спросил Забини. — Не трудно догадаться, — произнес Малфой. Но увидев как покосился на него Забини продолжил. — Ты на меня намекаешь? Меня сюда сослали в ссылку. Темный Лорд хочет проверить насколько я ему верен, — сказал Малфой не ожидая сам от себя такой честности. Забини решил ухватиться за эту реплику и продолжить разговор. — Не боишься, что отца могут посадить в Азкабан. — Непредсказуемость Волдеморта куда более опасна. Поттер и его подпевалы поступают по закону. В этом можно не сомневаться. — Думаешь, твой отец это одобрит? — Отец всегда говорил, что победитель прав. С какой стороны не посмотри, мой отец не победитель. И давай обойдёмся без вопросов сегодня. Тем временем, на другом конце замка Хогвартс, Рон который по праву мог считаться героям дня не спешил покинуть класс. Это было не похоже на гриффиндорца. Когда касалось еды Рон был первый в строю. Но он не хотел сталкиваться в лишний раз с Гермионой. С последнего их разговора, Уизли избегал ее. — Рон, — услышал он голос за спиной. Он повернулся и увидел Лаванду. Последнее время она слишком часто появлялась в его поле зрения. Всегда пыталась утешить и выслушать. И хоть Рон не был искусен в взаимоотношениях полов, все же ему хватило ума догадаться, что подобно Лаванде поступают те девушки, которые питают интерес. Он знал это по собственному опыту, так, как сам поступал подобным образом с девушкой, которая ему нравилась, девушкой, на которую сейчас очень больно смотреть. Что-то подсказывало ему, что-то, что между ними произошло, не было очередной ссоры. Это было начало конца. Как же некстати. Как раз сейчас, когда нужно было находить пути к преодолению Волдеморта. Но тут, перед ним стояла Лаванда. И Рон не собирался ее отталкивать. Ее присутствие было для него приятно, от неё веяло чем-то очень теплым. А он как никогда в этом нуждался. Сейчас когда он остался без Гермионы, а Гарри от всех отдалился, ему это было необходимо как никогда. Гарри воспользовался тем, что все ушли на обед и поднялся к себе в комнату. Суетливо преодолев ступеньки, ведущие в общежитие, он зашёл в спальню. Заперев дверь, он постоял немного, чтобы насладиться умиротворительной тишиной, которая стояла в комнате. На секунду он представил себе, что все, что его волновало, все, с чем ему предстояло и ещё предстоит столкнуться, осталось позади, за этой дверью. И почему это должен быть он? Почему все эти люди, студенты Хогвартса, сами не могут о себе позаботится? Почему, именно, он избранный? Такие мысли были мелочными, но ведь самому себе можно было признаться. Гарри сел на кровать, а спустя пару минут уже лежал. Он почувствовал, как веки его тяжелеют. Давно он не ложился вздремнуть в обед. Последний раз, пожалуй, был в первый год, когда он переехал к своим дяде и тете. Он вспомнил, как начал засыпать и над ним нависла тень. Гарри резко открыл глаза и повернул годову в сторону тени. Это был его кузен, который смотрел на него глазами полными недоумения, так как не ожидал, чтоое так быстро проснется. Так и не разобравшись в причине визита, Гарри отметил про себя, что лучше не ложиться спать в обед. Но сейчас он не у дяди с тетей. Все спокойно. Даже сегодняшний инцидент не особо затронул учеников Хогвартса, а после того, как Рон высказал сомнение в лояльности покойного, они и вовсе решили об этом забыть. Как странно, все они чувствуют эту опасность войны нависающая над ними, но тем не менее, в каждый день дни протекали обыденно, в некой неестейственной безмятежности. Едва ли это хоть как-то утешало Гарри. Он по прежнему не знал, с чего начинать борьбу против Волдеморта. А непредсказуемость и несвойственное поведение последнего, лишь осложняло все. Наверное Гермиона была права, Гарри слишком зацикливался на Малфое. Слизеринец может и гад, но ему вряд ли бы хватило духа все это провернуть. Возможно, причина по которой Гарри так злился на Малфоя заключалась в том, что он просто боится взглянуть в лицо реальной опасности. Гарри, просто, не знал, что делать. Пот тяжестью мыслей, сквозь обрывки фраз, Гарри провалился в сон. Он слышал рваные, вырванные из контекста слова диалогов, образы, которые начали превращаться в эпизоды с участниками, которые о чем-то говорили. А потом Гарри увидел Дамблдора. Он был участником разговора. Остальных, Гарри не мог распознать. Это были не Рон, не Гермиона, никого, кого бы он мог знать — В детстве… — доносился голос Дамблдора и потом последовал рассказ, который Гарри не смог вспомнить, когда проснулся — В детстве… — повторил про себя Гарри. Причем тут детство? Это всего лишь сон. А все эти образы всего лишь игры подсознания. Глупо искать в них зацепки. Не стоит обращать внимания на сны, пусть и с участием Дамблдора. Гарри приподнялся в кровати и спустил ноги на пол. Сколько он проспал? Не больше пятнадцати минут. Даже сон прекратил быть безопасным местом. Гарри закрыл голову руками. Вдруг послышался стук. Он посмотрел в сторону двери. Он встал и подошел к ней, попутно, гадая, кто это мог быть. И угадал. Это была Джинни. Гермиона прогуливалась по коридорам Хогвартса. Она гладила стены, будто ностальгируя о том, чем этот замок был и тем чем он никогда уже не будет. Она встряхнула головой, пытаясь вытрясти мысли. Ещё ничего неизвестно. Волдеморт ещё не победил. Слишком рано хоронить надежду. Но что-то более зоркое, чем ум гриффиндорки, подсказывало ей, что эти перемены ничего общего с предстоящей войной и Волдемортом не имеют. Это перемены другого характера, которые уже начались. Как неудачно! Почему именно сейчас? Гермиона вздохнула и направилась в библиотеку. Мало шансов найти там хоть какие-то подсказки, но все лучше, чем выслушивать Гарри с его 'нужно что-то предпринять'. Гриффиндорка свернула за угол и не заметила, нарастающую позади тень. В столовой Хогвартса уже образовалось столпотворение. — Винсента нет, — заявил Блейз. Малфой недоуменно приподнял брови, не понимая зачем вдруг Блейз сообщает ему об этом. — Нотта тоже нигде не видать, — внес Драко свою лепту, имитируя заинтересованность в вразговоре. — Да вон же он, — Забини указал взглядом ко входу. Малфой бросил безразличный взгляд в сторону Нотта. Он хотел что-то добавить, но Забини перехватил инициативу. — Прошлый раз, с билютенью Скримджера так-же было. Малфой посмотрел на него с любопытством. Зачем Забини следит за Винсентом. А может не только за Винсентом. — Послушай, Забини зачем тебе это нужно? — спросил Драко, зная, что одноклассник понимает о чем он. — А тебе зачем? — ответил Забини вопросом, и улыбаясь отошел от Драко, словно кто-то его окликнул. Драко продолжал смотреть на него, непринужденно болтающим с кем-то. Драко передумал есть и поспешил уйти из столовой. Нотт заметил это, но не подал вида. В Мэноре проходило очередное заседание между Пожирателями во главе с Волдемортом. Глава семейства Малфоев чувствовал себя не в своей тарелке. Если до настоящего момента, внешне это никак не проявлялась, то сейчас статное и гордое лицо Люциуса выглядело встревоженным. Сегодня, Малфою окончательно дали понять, что он более не хозяин в своем собственном доме. Темный Лорд попросил его поменяться местами с братьями Кэрроу. Малфой, впрочем как и все остальные знал что это значит — потеря позиций в глазах Темного Лорда. А еще это своеобразным разрешение для остальных ни во что его не ставить. И он ничего не может с этим поделать. Нарцисса заметила как ее муж сжал кулак под столом. Она накрыла его руку своей ладонью. Волдеморт суетливо начал ходить взад вперед. Было похоже, что он думает как начать разговор, что опять было ему не свойственно. — До меня дошли сведения, — начал внезапно он, — что твой сын, и мой (я ещё надеюсь) верный сторонник сблизился с этой магглой Грейнджер? Люциус по тону его гнусного голова догадался, что его будут отчитывать. Но Драко, этот паршивец, когда успел так проколоться. Он ему не раз напоминал быть осторожным. — Что вы? — искусно имитируя удивление и возмущение воскликнул он, — Это невозможно. Они не общаются. — Зато их молчание красноречивей слов. — Мой Лорд, — хотел начать оправдываться Люциус. — Полно, я все это понимаю, так как сам был как он. Молодым не всегда удаётся контролировать свои порывы. Да и сам я не вижу ничего страшного в этом. Я признаться вам, — обратился он к присутствующим, будто собирается поведать о самом большом откровении, — прекрасно осведомлен о силе полового влечения, особенно в их возрасте и не считаю, что молодые люди должны сдерживаться. Я не думаю, что нас чистокровных магов это унижает. Используя магглов для половых утех, мы ещё больше указываем на их место. К тому же, это будет единственный их удел в нашем новом мире. — Это не та ситуация, — сказал Малфой смущаясь. Нарцисса отвернула голову, так как слова Темного Лорда оскорбляли достоинство женщины. — А я и не утверждаю, что это так, — неоднозначно ответил Волдеморт, пытаясь не успокоить последнего, а намекнуть, что все может быть гораздо серьезней. — Но вернёмся к этой маггле Грейнджер. Я о ней наслышан, и вас это удивит, но не из-за Поттера. Эта маггла прославилась своими заслугами, и если бы в её крови не было грязи, я бы мог даже отдать должное её уму и эрудиции. Но не могу, так как уверен, что из грязной крови не может быть ничего выдающегося. Думаю, ее способности это случайность, либо она просто хорошо притворяется, чтобы утешиться, так как ей никогда не стать одной из нас и она прекрасно это понимает. — Если Поттера я хочу убить, то ей я желаю более мучительного наказания. Я хочу, чтобы она начала сходить с ума, перестала понимать где правда, а где ложь. Она ведь любительница почитать книги и я уверен, что сейчас она активно изучает информацию о крестражах. Я уверен, что старик Дамблдор оставил им зацепки, но почему бы нам тоже не помочь? Все улыбнулись. Волдеморту нравилось это внимание, это ощущение власти. Пожалуй единственное о чем он мог жалеть это отсутствие носа, чтобы сполна, всеми рецепторами ощутить власть. — Давайте подкинем ей пищи для ума? Нужно написать нечто такое, что убедит даже таких как она, что магия это для избранных, не таких как она. Она должна пожалеть о том, что пришла в Хогвартс. Она должна признать превосходство чистокровных магов и усомниться во всем, что говорил когда-то Дамблдор. Пора начинать операцию по уничтожению культа его личности. Именно такой участи она и заслуживает. Она должна сойти с ума и сломаться. Все начали ликовать. Им как будто не терпелось быстрей взяться за дело. — Что насчёт Уизли? — задал вопрос кто-то из Пожирателей Смерти. — Уизли? Какого именно из них вы имейте ввиду? — с пренебрежением спросил Темный Лорд? Тот что третьи в их трио? К нему я испытываю самую гнусную неприязнь, как впрочем и ко всем членам его семьи. В нем нет ничего выдающегося, хоть он и чистокровный. Мне иногда думается, что причина в том, что его семья обращала внимание на количество, а не на качество. Все рассмеялись. — Не следовало так распоряжаться генами. В любом случае, он настолько жалок, что я и думать о нем не хочу. После разговора с Лавандой, Рон почувствовал себя лучше. Ему стало легче. Он более не чувствовал обиды на Гермиону и Гарри. Хоть он взбунтовался и высказал им, что хочет, чтобы его воспринимали по другому, сам себя иначе воспринимать он не стал. От этого он выглядел еще более жалким. Джордж часто повторял ему, что он мало чего добьётся. Теперь Рон даже знал почему. Рон в очередной раз стал революционером без идеи. Он вдруг остановился. Нет, на этот раз он доведет все до конца. Он должен найти Гермиону и решить все сейчас. Где находилась подруга, ему было несложно догадаться. Она там, где можно быть подальше от Гарри (а кто хотел быть рядом с Гарри в последнее время?) и поближе к месту, где она сможет найти информацию о крестражах. Гермиона заметила его боковым зрением. Ну вот, опять он первый пришел мириться. Так всегда было. Рон не мог долго злиться. Он сел напротив нее. По нему было видно, что к разговору он не подготовлен.  — Ты знаешь, Лаванда изъявила желание меня послушать, — затараторил вдруг он, — и я ей открылся. Не знаю какие порывами она руководствовалась, но я решил ей выговориться, — вот эта часть была похоже на то, что Рон пытается оправдываться, — потому что Гарри не до этого, а ты, Гермиона, таишься. Боишься, что я начну ныть о наших отношениях? Но у нас имеется кое-что важнее, именующийся дружбой. Нет, Гермиона ошиблась. Рон не пришел с повинной. Он хочет прояснить ситуацию. Такое поведение было несвойственно её парню. — Перестань быть удобным. Стань тем кем ты боялся стать! — хотелось ей кричать, но это значило, что ей тоже нужно будет открыться в первую очередь самой собой. А ей было не до этого. Она хотела еще немного потянуть время. Быть искренним. Гермиона знала что быть искренней не всегда означает быть честным, и вот это главная причина по которой у них с Роном ничего не получилась. Она искренне им дорожила, искренне желала ему самого лучшего и искренне хотела быть с ним. Но если бы она была бы честной хотя бы сама с собой, то признала бы, что чувства к Рону прошли. А ещё Гермиона поняла, что хорошо они ладили лишь потому, что один из них никогда не высказывал своих настоящих желаний. Один из них, и это был Рон умалчивал о том, чего хотел на самом деле. Наверное это привычка с детства, как и донашивать за старшими одежду и делать вид, что тебя все устраивает. Так и тут, в их отношениях, он не считал что его, что-то должно беспокоить. Он не думал что имеет право на то, чтобы его, что-то не устраивало. Гермиона не хотела им манипулировать. Она испытывала к нему самые тёплые чувства, поэтому сама недоумевала, что привело к этому. Но понимала ли она, что между хорошего отношения и реального чувства любви ничего общего нет. Гермиона одернула себя. Было слишком много мыслей, а Рону нужно было что-то отвечать. Что ей следует сказать? Она не готова признаться себе. Стоит ли ей извиниться? Она ненавидела это слово. Прости прозвучит так, будто бы она снимает с себя всю ответственность или как будто перекладывает её на собеседника. Не простить кающегося это грех. А Рон честно признался, что общался с Лавандой. Он будто просил её, чтобы она прояснила ситуацию и остановила его. Он чувствовал себя виноватым. Нужно уметь прощать. Но нет смысла просить прощения, если не собираешься исправлять ошибку. Прости, я совершил ошибку. Пусть не прямым текстом, но Рон хочет это сказать. Так значит, Гермиона права и он пришел мириться? Но, он больше не возьмет вину на себя. Он хочет, чтобы Гермиона разделила её с ним. Они бы прояснили ситуацию и все стало бы на свои места. Гермиона не торопится объясняться и тянет время. Рон теряет терпение и, возможно, начинает о чем-то подозревать. А Гермионе не хочется, чтобы он узнал. Ей не хочется терять баллы и прослыть трусихой, ведущей нечестную игры со своим другом. Но до тех пор пока она отмалчивается, это именно так и выглядит. Рон признал, что совершил ошибку. Но, Гермиона так не считала. Ошибку совершаешь случайно, по невнимательности или по глупости. Но выбор нельзя назвать ошибкой. А Гермиона сделала выбор, пусть и не спешила ставить Рона в известность. Её выбор мог стать ошибкой если она вдруг о нем пожалеет. Но у гриффиндорки не было планов жалеть о чем-либо. Она понимала, что своим молчанием толкает Рона на то, чтобы он сам сделал этот шаг, чтобы расстался или спровоцировал его. И сейчас у Гермионы есть шанс свалить это на него. Он сам дал ей этот козырь. Но поступить так означало опуститься в собственных глазах. Она загнала себя в угол. Это был конец.