***
- Ты уже точно для себя решила, что ты поедешь домой? - обеспокоенно спросил Том. - Да, тут и решать-то нечего, - ответила Тори в трубку, глядя в окно, за которым медленно падал крупными хлопьями снег. - Я уже договорилась на пару отпускных неделек как раз на Новый год. - Это ты мне так мстишь за то, что я не приеду на Рождество? - Мне ваши католические праздники до задницы. Я просто хочу побывать дома. - Ладно, не начинай только сердиться, бурундук. - Меня долго мучает вопрос: почему я бурундук? Я, конечно, могу тебя заверить, что встречала более странные прозвища, но мне просто интересно. - Ладно, - весело сказал Том. - Ну, первое: ты не можешь отрицать, что всё-таки щёки у тебя... - ...со спины видны, я в курсе, - пробормотала Тори. Ответом был лишь хохот Тома. - Допустим. Ещё ты очень мило пародируешь возню сусликов или мышей, я уж не знаю. - Я так и знала, что ты мне это припомнишь. - Это просто было смешно и мило. А ещё у тебя передние зубы как у бурундука. Посмотри "Чип и Дейл спешат на помощь" - точно себя найдёшь, бурундучок. - Во, блин, припомнил мне мою детскую кликуху... - протянула Тори. - Меня действительно Чипидейлом величали... И прекрати ржать! - Кстати, ты что-то говорила про более странные прозвища... - Ты действительно хочешь этому внимать? - недовольно сказала Тори. - Более чем, - весело ответил Том. - Ну хрен с тобой. Просто мой дражайший братец ласковейшим образом называл Полькину маму "рыхлым кабанчиком". Причём, надо учесть, что она кабанчиком отнюдь не являлась, в отличие от дорогой золовушки. - Какая прелесть, - рассмеялся Том. - Вот это и есть вселенская любовь, Томас. Тебе не понять. - Так уж прям не понять... - Да, потому что ты тут разглагольствуешь на тему прозвищ и ни разу не поинтересовался моим самочувствием. - Ну, в последний раз, когда я так делал, ты наорала на меня и, кажется, чуть не разревелась. Мне уже страшно спрашивать. - А вот зря ты не интересуешься ни мной, ни прекрасной дочей. - С какого перепугу ты решила, что будет девочка? - Мне тут сон приснился. Чую я, что он вещий. - Я б не доверял снам. По мне, так лучше всё скажет УЗИ на нужном сроке. - Какой ты приземлённый... Я вот уверена - будет девочка. - Как это на тебя похоже... - Что именно? - Ты чересчур доверяешь суевериям. - Да ну тебя! Все вы, мужики, одинаковые - пацанов вам подавай! - Я этого не говорил... - Не важно. - А как же твоё "ой, всё!"? - Подождёт до лучших времён. - Ты когда вылетаешь? - сменил тему Том. - Уже завтра. - Нет, ну кто так дела делает? Всё равно проводить приеду. - А оно тебе надо? - Очень. Будут мучить кошмары, если не провожу до самого самолёта. - Ты посмотри-ка, уже у меня язвить в ответ научился! - развеселилась Тори. - Есть у кого учиться, - со смехом ответил Том.***
Тори ехала на такси в аэропорт. Лондон потихоньку накрывался снежным покрывалом - зима в этом году была весьма сурова и под Рождество обещала радовать стар и млад настоящим снегом. Но пока его было лишь чуть-чуть: он слегка покрывал клумбы и газоны. Тори снова полезла в сумку проверить билет и документы. Было немного волнительно, но в то же время и безумно приятно, до какого-то невероятного счастья, от осознания того, что через несколько часов самолёт приземлится в Москве, а уже оттуда она поедет поездом домой. А в поездах такие знакомые и родные стаканы в подстаканниках, а в самолётах после приземления раздаются аплодисменты... За окном поезда будут заснеженные берёзки и бесконечный равнинный простор. В Москве небо будет серое и унылое, а дома - голубое-голубое, высокое и холодное. И всё это бередило душу Тори. Едва она зашла в здание аэропорта, как раздался звонок. - Жалуйся, - сказала она в трубку. - Тори, ты вообще сейчас где? - ответил ей Том. - Только в аэропорт зашла. Неужели ты уже здесь? - Можно и так сказать. - Ну, я тогда пойду на регистрацию, подходи туда, - и Тори отключилась. Подходя к очереди на регистрацию, Тори заметила знакомую фигуру чуть дальше основного скопления народа. Она лишь улыбнулась Тому и прошла вперёд, занимая очередь. Ожидая, она слушала родную речь, прикрыв глаза. Думала о том, что, прилетев домой, целых две недели будет её слушать. И никакого английского. Даже как-то странно... - Ты всё-таки сдержал обещание, - весело сказала Тори, пройдя регистрацию и вприпрыжку прибежав к Тому. - Ты думала, что я так и не приду? - возмутился тот. - Ни в коей мере, - улыбалась она. - Вот, передашь Полли, - Том протянул ей гитарный чехол и небольшой свёрток. - Ещё гитара, что ли? - Я тут подумал: а пусть она коллекцию начнёт собирать. У неё уже прилично экземпляров собралось. - Она скорее сбагрит лишнее на EBay и купит какую-нибудь крутую электронную хреновину. - Да, это в её стиле. Но то, что в этом свёртке, она не сбагрит никогда. - Ты туда сотню фунтов положил? - Нет, просто очки, - рассмеялся Том. - У неё же фетиш на них. Я обратился к одной знакомой, поведал историю о маленькой племяннице и её большой любви к подобным аксессуарам. Ну и она меня выручила. Очки правда классные. - Слушай, ты решил пойти навстречу Полькиной привычке величать тебя "дядюшка Том"? - хитро спросила Тори. - А... Ну, в принципе, да, - быстро ответил он, но можно было уловить, что он ожидал другой реакции. - Да уж, вы спелись. - А тебе это не нравится? - Скажем так, я опасаюсь, как бы эта мелкая крыса не поделилась каким-нибудь компроматом на меня. Ох, уже посадка начинается, - сказала Тори. - Удачного полёта, - Том поцеловал её в щёку. - И всё? Когда вернусь, я тебе это припомню. - Иди на посадку уже, - сказал Том, улыбаясь.***
Сойдя с поезда в уже холодном и снежном Краснодаре, Тори подумала о том, что домой, в общем-то, можно и не спешить. Пройдя на автовокзал, она взяла билет на ближайший рейс с остановкой в Калининской. Сам автобус должен быть через несколько минут. Сидя в автобусе, Тори задумалась: а зачем ей вдруг понадобилось в такую холодную погоду ехать туда? Это же куча пересадок, перебои с транспортом могут быть... Но ей упорно казалось, что больше возможности там побывать у неё не будет. Но вот и станица. Пересадка на маршрутку. Ещё час по тряской дороге. И вот он, маленький посёлочек меж бескрайних кубанских степей. Неасфальтированные улицы, занесённые снегом, маленькие дома... Это родина одного из самых дорогих Тори людей. В этой земле она лежит вместе с заколкой с жостовской росписью. Обогнув посёлок, Тори вышла на дорогу между полями, стрелой ведущей к величественному кургану. Какого скифского вождя там хоронили, она не знала, но была уверена: на его могиле хоронили и Полину маму. Вот и памятник, с которого улыбалась она, и тот самый орешник, не дававший Тори покоя, и Полины тёти, которые умерли в младенчестве. Вот оно как вышло: всех девочек этой семьи забрала Смерть. Но до Польки её костлявые руки уж никак не дотянутся. Она в другой семье.***
Снова она в родной квартире. Снова видит эту маленькую тесную комнатку с кучей книжных полок. Мать с отцом ещё больше постарели, ещё больше переругиваются, что свойственно супружеским парам, прожившим вместе почти всю жизнь. Но Тори знала, что в начале их совместного пути они бы и слова поперёк друг другу не сказали. Гуляя по дорожкам старого санатория, она словно видела эту немного странную парочку: невысокую, узкоплечую, хрупкую черноволосую девушку с короткой стрижкой, загадочными голубыми глазами и таинственной полуулыбкой и высокого статного парня с густой копной тёмных каштановых волос крупными кудрями и слишком суровым взглядом для столь юного возраста - около двадцати лет. Вспоминала мамины рассказы о их жизни в Таганроге в домике, который топился углём и без водопровода. Как они там жили вместе с маленьким сынишкой - будущим Полькиным отцом. Как уже в родном городе скитались по квартирам и углам с двумя сыновьями. Как отец ежедневно навещал мать в больнице, шагая пешком более шести километров - денег ему хватало только на половину пути до города. Как он с её братом на плечах бежал сломя голову в роддом, когда узнал, что у него родилась дочка. Маленькая Виктория. Как любила приговаривать мать в минуты воспоминаний: "Наша маленькая победа". Тори уже шла домой после прогулки, но вдруг остановилась. В храме шла вечерняя служба. "Что ж, - подумала она, - не мешало бы зайти, поставить свечки за тех, кого с нами нет. И вообще, вряд ли я ещё буду заходить в храм, кроме этого". Это была сущая правда. Атмосфера, что царила здесь, больше не встречалась ей ни в одной церкви, пусть она была богато и пышно убрана. Здесь её крестили. Здесь крестили Польку. Сюда она ходила маленькой девочкой ставить свечки за бабушку, которой даже не знала, и за учёбу - свою и братьев. Но со временем свечек за учёбу она не ставила, а вот количество заупокойных выросло. Выйдя за ворота церкви Тори ощутила какое-то умиротворение вместе с тоской. Пение в церкви напоминало мелодию "In Noctem" из шестой части Гарри Поттера. Казалось, что вдалеке среди снежного пейзажа мелькает фигура в тёмно-бордовом длинном пуховике и малиновом берете с длинной косой ниже пояса. А рядом скачет девочка трёх лет в розовой курточке и радуется тому, что мама наконец идёт домой с работы.***
Наверное, эти две недели помогли зарядиться Тори какими-то новыми силами. Старые воспоминания играют по-новому, если ты идёшь по родным дорожкам и улицам. Море... Это серое зимнее море. Большой котёл, который кипит от холода, разбивая волны об пирсы. Старые скалы, горы, сосны и ставшая уже непривычной вечерняя тишина, когда на улице мало кого встретишь. Вот и сейчас, в свой последний день поездки домой она шла по аллее в городе, а не в своём селе с дивным названием, но всё равно людей на улицах почти не было. Может, потому, что было холодно, и по земле крутилась снежная позёмка. "Давненько я такого не наблюдала у нас в городе. Снег, да ещё и почти метель", - подумала Тори. Опять метель И мается былое в темноте... Тори вдруг вспомнились эти строчки из песни. Несмотря на её "фи" к таким старым звёздам российской эстрады, эта песня чем-то цепляла и как никогда подходила к ситуации. Она принялась потихоньку мурлыкать её и вспоминать, как в такой же холодный снежный день они с папой возвращались из кино. На ней тогда была светлая дублёнка, которая была уже немного маловата, и странная серая шапка. Тогда поход в кино для Тори был чем-то вроде невероятного таинства. С учёбой в университете это всё развеялось и приелось, но тогда она была невообразимо счастлива. Она вприпрыжку шла рядом с отцом, крепко держа его за руку. Уже тогда он был наполовину седой (Тори сама опасалась, как бы её шевелюра не начала седеть после тридцати с такими генами), но, несомненно гораздо моложе, чем сейчас. Уже шестнадцать лет прошло с тех пор, но площадь и аллея почти не изменились. Всё те же платаны стояли вдоль аллеи, всё так же крутила позёмка по дороге...