You could be my unintended Choice to live my life extended You could be the one I'll always love. You could be the one who listens to my deepest inquisitions You could be the one I'll always love...
- Ты что там делаешь? - спросил Том у Тори, которая закладывала мякоть тыквы в соковыжималку. - Тыквенный сок делаю. Ты не хочешь? - тот в ответ лишь покачал головой. - Зря. Я вот жить без него не могу. С детства обожаю, причём ничего тыквенного больше не признаю, кроме семечек. Вот и снова меня потянуло на подобное. Может, со мной что не то. Я уже как старая бабка: чувствую себя разбитой после работы, - улыбнулась она. - Знаешь ли, это не шутки... - Я не стану по врачам таскаться! Они мне ничего так и не скажут, а сидеть в очередях выше моих сил. Они мне скажут, что со мной, только когда я буду подыхать в реанимации, - неожиданно злобно прошипела она, глядя в пустоту волчьим взглядом сине-стальных глаз. - Ладно. Дело твоё. - Мне просто на море нужно. Поплавать в морской водичке, понырять, крабов половить. Правда, что-то я поздновато опомнилась - уже декабрь на дворе. - Почему это поздно? - Ну, у меня дома уже холодно, льют дожди и небо в тучах. - А ты, значит, домой укатить хочешь? - Иногда об этом подумываю. Оставаясь наедине с собой - в самолёте, номере гостиницы или в трейлере, Тома всё чаще одолевали мысли Тори. В последнее время она изменилась: стала больше уставать, сильнее побледнела, отчего её глаза выглядели ещё больше и ещё грустнее. И даже взгляд изменился, стал каким-то звериным. Скулы её ещё больше заострились, отчего рот выглядел ещё меньше, а нос - острей. Но на их взаимоотношениях это никак не отразилось: она всё так же тепло улыбалась ему, так же готовила, в её квартирке было так же уютно, правда, от обилия работы их обоих частенько вырубало, когда они вместе сидели на диване и неспешно болтали обо всём.***
Дым табачный воздух выел, Комната, глава в крученыховском аде. Вспомни, за этим окном - впервые - Руки твои исступленно гладил, Сегодня сидим вот - сердце в железе, День еще - выгонишь, может быть, изругав, В мутной передней долго не влезет Сломанная дрожью рука в рукав. Выбегу, тело в улицу брошу я, Дикий, обезумлю, отчаянием иссечась, Не надо этого, дорогая, хорошая, Давай простимся сейчас. Все равно любовь моя - тяжкая гиря ведь - Висит на тебе, куда не бежала б, Дай хоть в последнем крике выреветь Горечь обиженных жалоб...
Тори лежала на диване, свесив ногу, и не знала, куда себя деть. За последние несколько дней она буквально вся извелась. Работа её уже порядком достала, причём не только её работа, но и Тома. Ей уже тошно было от собственного поведения, от того, что творилось в её душе. Она презирала себя за раздражительность, плаксивость и вспыльчивость, волнами накатывавших на неё в последнее время. О, как же она ругала себя за то, что в последний звонок Тому она чуть было не устроила ему истерику! Каких сил ей стоило сдержаться! Она бесконечно ругала себя за свои "бабские штучки" - Тори прекрасно понимала, что Том тоже не хрены валяет в своих вечных разъездах по новым проектам. И от этого ненавидела себя ещё больше: человек работает, как проклятый, а она тут сцены собирается устраивать! Но нервы не железные, и почти каждый вечер она ревела в одиночестве в неосвещённой квартире от ненависти и жалости к своей персоне.***
На работе, в свободное время, Тори частенько бродила по павильону, погружённая в свои мысли. И сегодня она так брела, загружая ими голову. Неожиданно она притормозила. - Это и вправду так неожиданно для меня! - услышала она русскую речь, произносимую взволнованным женским голосом. - Нет, ну правда! Нет, я не собираюсь прыгать тут от радости и пищать, но всё равно... Непривычно слышать речи на английском. К своему стыду, я ещё могу фразы некоторые не расслышать. Вот, к примеру, в съёмочной группе есть девушка, так она говорит очень быстро и тихо - я ничего не понимаю! О, да, тебя только одно интересует... Да, симпатичная... Высокая, волосы короткие тёмные... Но тебе не по зубам уж точно... Суровая такая - как зыркнет, у меня сердце в пятки уходит! У тебя точно шансов нет: она занята, как мне кажется... Ну сам посуди: её босс перед ней на задних лапках ходит, а ей хоть бы хрен... Это ты метко про холодное сердце сказал... Ладно, мне идти скоро... Ловлю от тебя твой московский привет! - девушка с длинными светло-русыми, почти пепельными волосами положила трубку. "Ну нихера себе! Наши везде! Как же мир тесен..." - ухмыльнулась Тори. - А я правда так тихо говорю? - вкрадчиво спросила она по-русски, подкравшись к девушке со спины. Та аж взвизгнула. - Это... Ой! А-а... Я... Э... Ты... - только и пролепетала она. - О, личные местоимения! Я тоже так могу: она, он, оно, они, мы, вы. Вопросительные: кто, что, какой, чей, сколько, каков. Теперь твоя очередь, - загоготала Тори. - Что, правда русская? - уставилась на неё девушка. - Нет, бляха-муха, афганская! Ты тут только демагогий не разводи: сколько тут работаю, соотечественников не видела. Я уже, наверное, по-русски с акцентом разговаривать начала. Я Вика, если что, - Тори протянула вперёд ладошку. - И-ира. - А чего заикаемся-то? Как-то это не свойственно для актёров. Ты ж актриса? - та кивнула головой. - Да нет, я просто... Уж от кого не ожидала... Мне кажется, ты меня разводишь... - Во-первых, не развожу потому, что поняла, что ты имеешь в виду. Сколько бы иностранец не бился с нашим языком, он это выражение мало бы понял. А второе, я не собираюсь тут тебе ничего доказывать. Думай, как знаешь. - Ну ладно тебе, - улыбнулась Ира. - Мармеладно, - ответила Тори. - Так я и знала: суровая ты и обидчивая. Раздражаешься по пустякам. Недотрах что ли? - Ой, ну уж с этим проблем... - начала было Тори. - Ладно, не будем об этом, - Ира лишь расхохоталась. - Скрытная. Ясно-ясно. А скажи мне, ты "Войну и мир" читала? - Тори в ответ подняла глаза к потолку а-ля Тони Старк. - Прочитать его может любой, а вот сказать, в чём смысл жизни по Толстому не всякий русский даже сможет. А смысл жизни в том, чтобы сопрягать личную жизнь с жизнью своего народа; счастье - в мирной жизни с её радостями и горестями, болезнями и здравием, любовью и ненавистью, дружбой и предательством, а война - величайшее зло, несущее гибель и разруху. - Филолог что ли? - Вообще-то педагог начального образования, - ухмыльнулась Тори.***
- Знал бы ты, как мне тут без тебя тоскливо... - Ну не расстраивайся, бурундучок, я уже в такси еду, - бодро ответил Том на жалобную реплику Тори. - В запой бы уже ушла, да что-то к выпивке вообще не тянет, даже воротит. - Да? Это подозрительно... - Наоборот, радуйся, что твоя баба теперь не алкоголичка, - рассмеялась Тори. - Ты и так не алкоголичка, не надо на себя наговаривать. Ладно, я уже приехал. Сейчас поднимусь, и мы продолжим разговор вживую. Вечер выдался славным. Тори радовалась приезду Тома, как маленький ребёнок. Всё её вечное раздражение и недовольство куда-то ушло и будто бы безвозвратно. Она лишь сидела рядом и улыбалась, пока тот, отчаянно жестикулируя, в лицах описывал ей работу над ещё одним фильмом. И ничего не надо было ей больше... Том проснулся среди ночи. Оказалось, что Тори не спала и, лёжа на спине, громко шмыгала. - Ты чего? - спросил он. - Ты не спишь, что ли? - испуганно спросила она. И тут же жалостливо добавила. - Я так хочу абрикосового джема!.. Но мне так впадлу идти за ним!.. - она опять начала шмыгать носом. - Хей, давай я схожу... - Нет! - резко сказала она. - Ты после перелёта, ты устал, тебе выспаться надо, - произнесла Тори, приподнявшись на локте. - Я всё равно не засну, пока ты тут будешь всхлипывать и реветь от того, что тебе лень сходить за джемом. Лучше я смотаюсь. - Как хочешь, - пробубнила Тори. Через некоторое время Том вернулся из магазина. - А вот и великая жертва для любителя варенья, - весело сказал он. - Вот тебе ещё кое-что, - он метко кинул Тори какую-то коробочку. - Ты с дуба рухнул, Томас? - повертев коробочку в руках, сказала она, серьёзно глядя на него, подняв брови. - А что ещё, по-твоему, я должен думать? Ты пару раз за вечер отлучилась, мотивируя это тем, что "в последнее время в студии какую-то хрень в столовой продают"; ты стала очень раздражительной - да-да, я это заметил, как бы ты ни пыталась от меня это скрыть - и очень изменилась вообще; в конце концов, теперь жутко расстраиваешься, потому что тебе хочется абрикосового джема. Что тут ещё думать? - Не знаю я, - надулась она, глядя на сияющее лицо Тома, которым можно было освещать комнату вместо лампы. - Единственный раз мне хочется конкретно твои счастливые догадки обломать. - Ну... За чем же дело стало? - он кивнул на коробочку у неё в руках. Тори, сузив глаза, посмотрела на него и ушла. Вернулась она очень тихая и медленно села на кровать, обхватив себя руками. - А я думала, что буду умнее... Но нет, дура я набитая... - тихо произнесла она. Том лишь посмотрел на неё с лёгкой укоризной и, весь светясь, обнял её. - А по мне, так ты самый умный человек в мире, - сказал он.