Dark shines, Julie и "гранжевая" квартирка в "самой жопе"

      Полли шла по центральным улицам Лондона и улыбалась своим мыслям. Всё-таки сегодня замечательный день. Она вновь заглянула на репетицию, познакомилась с бас-гитаристом - крутым парнем шестнадцати лет - нашла прикольное антикафе с классным видом из окошка и халявным вай-фаем, откуда и созвонилась по скайпу с отцом, и они задушевно поговорили. На рассказы той о приятелях Тори и житейских перипетиях между ними он мудро ей ответил: "Ну вот что ты родную тётю закладываешь. Ты ещё бабушке своей позвони и скажи это. Нехорошо как-то. Ты ж гостишь у неё". В общем, разговор удался.       Теперь же Полли бродила по городу, чтобы наделать так называемых "завистливых фото": кадры в стиле "Я и Лондон", "И вот Лондон", "А это Лондон и я". Бодро шагая, она точила на ходу мороженку и улыбалась своим мыслям, а прохожие улыбались в ответ. Тёмно-русые волосы на солнце отливали рыжеватым, в карих глазах плясали бесенята. Она думала о том, что тот басист был действительно крут. Таких дома не найдёшь. Ей безумно хотелось, чтобы и она произвела на него впечатление. Думала о том, чтобы попросить у него пару уроков игры на бас-гитаре. Поправив лямку от чехла для электрогитары, давившей ей на плечо, Полли немного замедлила шаг, чтобы оглядеть всё вокруг. Через три дня она уже улетает, пробыв у тёти три недели. - Хей, Полли, ты опять одна бродишь по городу? - возле неё притормозил Том, который проезжал мимо. - Приветик, дядюшка Том! Зачётные очёчки! - сказала в ответ Полли. - Спасибо. А с чего дядюшка? - Звучит прикольно. Я в детстве читала "сказки дядюшки Римуса", а тут дядюшка Том. А ты что-то другое подумал? - Нет. Просто поинтересовался. Мало ли что в твою светлую голову взбредёт. - С этим соглашусь. - И давно ты тут бродишь? - Давненько. - Насколько я знаю, электрогитары таскать на себе нелегко. Тебе не тяжело? - Она ненамного тяжелее моей школьной сумки. - Ты на метро сейчас идёшь? - Вообще-то мне скоро улетать, так что я думала сделать несколько кадров, чтобы мои дорогие однокласснички поудавились. - Какая ты добрая. У меня сейчас пара часов свободных, могу покатать по центру, сделаем тебе крутое портфолио, - улыбнулся Том. - Окей, - согласилась Полли и ловко запрыгнула на заднее сиденье, - Запах салона автомобиля... Детские воспоминания... - протянула она. - Почему это? - спросил Том, отъезжая от тротуара. - Я частенько в детстве моталась от одних родственников к другим. Сначала в машине дяди по матери, потом и дядя по отцу - ещё один родной брат Вики - машину купил, а потом и папа на права сдал, начал машину искать. Уж я-то наездилась. Частенько бабушка меня называет "лягушкой-путешественницей". Но мне это не особо нравится. - Куча новых впечатлений, наверное. - Не сказала бы. Ездила-то я много, а вот мест, где побывала - мало. - Ясно всё. Кстати, если бы не твои длинные волосы, тебя можно было бы принять за Викки со спины. У вас походка одинаковая. - На самом деле мы не так уж и похожи, - Полли принялась что то искать в своём телефоне. Том в это время притормозил возле площади. - Вот, смотри, - она протянула ему телефон, на экране которого было фото: две девушки на набережной возле моря и девочка двух лет, которая стояла на парапете, придерживаемая взрослыми. Обе девушки были высокими и примерно одного роста, одна из них поплотнее, с широкими плечами и тёмными волосами, забранными в хвост на макушке, в сиреневой футболке и джинсовой юбке, другая худощавая, широко улыбающаяся, с добрыми карими глазами, тонкими длинными руками, с веснушками, медно-русыми волосами в длинной косе, с чёлкой, в полосатой оранжево-белой футболке и серых бриджах. Девочка же была плотненькая, загорелая, с тёмно русыми волосами, собранными в два хвостика, в голубом лёгком платьице. - Интересная девушка, - сказал Том, указав на медноволосую улыбашку. - Красивая, да? Это моя мама, - сказала Полли. - Я посередине, а слева Вика. - Да ладно? - Здесь она ещё старше выглядит, да? Хотя тут она ненамного старше, чем я. Она не очень жалует свои старые фото, кроме тех, где я с ней. Или моя мама. Вика очень была к ней привязана. Она говорила, что вряд ли когда-нибудь встретит подобного человека. Она её очень любила. Не в обычном понимании, тут что-то другое. К сожалению, это фото сделано меньше чем за год до маминой смерти... - тихо произнесла Полли. - Оу, мне так жаль... - А чего жаль-то? Жалостью не восполнишь того, что я живу без матери с самого детства и получаю пенсию в четырнадцать лет. По потере кормильца. Но мне не так тяжело, я её почти не помню; бывает, что грусть накатит, но скорее по какому-то светлому образу матери. Вика вот иногда совсем депрессует. Может по полчаса сидеть, уткнувшись лицом мне в волосы, говорит, что они почти как у моей мамы, такие же длинные, такого же цвета. Ох, завела я тут беседу... - слабо улыбнулась девочка. - Нужно побольше крутых фото сделать. Очёчки не одолжишь?

***

- Ай-яй-яй-яй, я распиз**яй! Ай-яй-яй-яй-яй-яй, я рапиз**й! - распевала Тори, жаря картошку. - А никуда я не спешу, почитаю, попишу, - продолжила она, перемешав ломтики картофеля и посолив их.       Звук открывающейся входной двери прервал концерт, посвященный творчеству группы "Ленинград", который и без того длился уже полтора часа. - Ты чего так поздно? - спросила Тори не глядя, она и так знала, что ключи от квартиры кроме неё есть у хозяев или Полли. Хозяева бы заранее позвонили, поэтому сомнений не было. - Падай за стол, я такой картошечки пожарила - с вилкой схаваешь! Как ты любишь. - А ты кому из нас это сказала? - хихикнула Полли. Тори обернулась и узрела её вместе с Томом. - Ну, как всегда. Этого следовало ожидать в такой день. - А какой сегодня день? - спросил Том. - День жареной картошки. В этот день можно наблюдать прекраснейшее явление хвостопада. - Чего-чего? - Хвостопада. Обязательно кто-нибудь придёт и на хвост упадёт. Это загадочное явление происходит, когда ты делаешь или покупаешь вкусняшку, а тут приходит Кто-то и тут же: "А мне?" Это и есть хвостопад, друг мой. - Тебе жалко картошечки для Тома? - обиженно спросила Полли. - Мне жалко ещё одну вилку, которая будет проглочена. Ведь великий шеф по картошечке создал сегодня свой шедевр. Ладно, падайте оба, тут как раз газировка охладилась в морозилке.       Время за ужином проходило быстро: все болтали, смеялись, подливали ещё немного газировки, расхваливали шедевр Тори. - Как тебе удаётся такое простое блюдо сделать таким вкусным, что никакие деликатесы с ним не сравнятся? - спросил Том. - Мне б так глазунью жарить научиться. - С глазуньей тоже всё просто: раскаливаешь сковородку, выливаешь на неё куриные выкидыши, сразу же уменьшаешь огонь до минимума. Посолил, поперчил, крышкой накрыл, три-четыре минутки подождал, потом выключил, подождал, пока сковородка остынет и перестанет шипеть, и всё готово. - Блин, да тебе, по-моему, всё известно! - Просто за студенческие годы, когда у тебя на всю зиму мешок картошки, ну и пачка макарон или пельменей кой-когда, научишься и из пельменей делать фуа-гра. Полькин папа, мой брат, в этом огромный специалист: он может из нихера и трёх литров воды борщ забабахать, да такой, что за ушами трещать будет, когда его лопать будешь. Это высший пилотаж, конечно. Салатика подкинуть? - улыбнулась Тори. - Что-то ты мне о моих университетских годах напомнил... - Это когда ты полкастрюли супа слопала, когда домой приехала на выходные? - хитро спросила Полли. - Я тогда на мели была, пельменидзе. Два дня кипяточком попиталась бы - и не столько супа бы захавала! - сурово ответила ей Тори. - Суровая у тебя студенческая жизнь, - заметил Том. - А мне кажется, весёлая. Знаешь, как я за первый курс похудела? Меня мама тогда с моим братом перепутала, дядей Полькиным, такой же дрищ, как ты, - Полли от смеха хрюкнула в стакан с газировкой. - Диеты лучше не придумаешь. Но грустно было, когда ещё в конце выпускного класса опять же мать перепутала меня уже с Полькиным папаней, а он... - Во-о-от такой ширины, - рассмеялась Полли. - Не ржи, мне до сих пор стыдно это вспоминать. - Бабуля никогда в отношении вас с папой тактом не отличалась. - А у неё это заскок. Вбила в голову про дурные гены, передающиеся одному из потомков, и высматривала, в нас с братом паршивую овцу. Причём только в нас - мол, проблем с нами столько. Как бы она нас ни любила, но подобный бред мне всё равно неприятен. Мы, конечно, похожи характерами и у нас всякие есть свои тараканы, но мы же не люди с дурными генами. - Бабуля - это бабуля, и этим всё сказано, - сказала Полли. - Ей, кстати, никто не догадался выслать кресло-качалку, трубку и плед, чтоб она сидела там, как дон Корлеоне? Могу с тобой ей отправить, - Полли рассмеялась в ответ. - А я, кстати, сделала себе альбом для зависти моих дегенератиков из класса. - Не била бы их по голове часто, не были бы дегенератиками, - сказала Тори. - Они меня иногда просто выбешивают, - сказала Полли, сжав руку в кулак. - Но не об этом. Вот, полюбуйся. - Фотограф, я так поняла, сидит с нами сейчас, - сказала Тори, просматривая фото. Том кивнул. - Жук ты, а не пельменина, Поля. Всегда найдёт, кого принапрячь, вся в папку. "Вика! За лимонадом нажми-ка!" - передразнила она своего брата. - Ещё и очки у Тома скоммуниздила! Ну не пельмонелло ли? - Да ладно тебе, - сказал Том. - Вообще-то это было моей идеей. - Поверю во всё, кроме очков. Тебе бы такое не взбрело, а у этой хитрюги на них фетиш большой. Сколько раз мои утаскивала, не счесть! А в конце концов самые лучшие раздавить своей задницей умудрилась, когда на шашлыки пошли. - Я же извинилась тогда... - А очки ведь... не вернуть... - деланно-трагичным тоном произнесла Тори. - Хорош тебе, актриса погорелого театра! - ответила ей Полли. - Да ладно тебе, у неё есть талант, - сыронизировал Том. - Да-да, - Тори важно нахохлилась и начала качать головой, подыгрывая Тому. - Я ж и чтец, и жнец, и на дуде игрец - куча разных талантов! - Слушай, игрец, а чего у нас фортепиано простаивает? Сыграй какую-нибудь крутую штуку, - попросила Полли Тори. - Ой, так неохота... - Ты что, действительно играть на нём умеешь? Я думал, что твои друзья ради прикола его тебе подарили, - сказал Том. - Семь лет проучилась в музыкалке, так сказать, от пиано до форте, от диминуэндо до крещендо, от басового ключа до скрипичного... Что б ещё наподобие сказать? - рассмеялась Тори. - Да сыграй ты! - бросила Полли. - Ладно. Сейчас я напомню тебе родной дом в два счёта. Спорим? - Я с тобой спорить не буду: это бесполезно и иногда опасно, - ответила Полли.       Тори села за фортепиано, открыла крышку, положила руки на клавиши, немного посидела так, прикрыв глаза, и начала играть "Неаполитанскую песню" Сен-Санса. Это произведение напоминало ей шторм у моря дома, когда волны с силой ударяются о парапет набережной, выбрасывают на берег водоросли, бурлят, сталкиваясь друг с другом. Так же, как шумят волны, то приближаясь к берегу, то уползая обратно, и звук становился то тише, то громче, от едва уловимого до громогласного двойного форте. Играя кульминацию и выжимая из фортепиано всё, что оно может, Тори почувствовала, как у неё вспотели кончики пальцев и дрожат мизинцы, как тогда, когда она играла это произведение на выпускной экзамен. Но внутри она чувствовала бескрайнюю свободу и простор, ту самую силу, величие и мощь моря, которую она пыталась передать через ноты. Заканчивая играть, она осознала, какая тоска по морю, по высоким соснам, скалам и пыльным дорогам-серпантинам её охватила. Но это всё осталось дома. Сейчас Тори даже начала немного завидовать Полине.       Полли и Том завороженно слушали игру Тори. Полли была поражена тем, как это произведение прозвучало сегодня: Тори играла его много раз, но так, как сегодня, оно не звучало никогда. Том просто восхищался.