Дым табачный воздух выел. Комната - глава в крученыховском аде. Вспомни - за этим окном впервые Руки твои, исступленный, гладил. Сегодня сидишь вот, сердце в железе. День еще - выгонишь, может быть, изругав. В мутной передней долго не влезет Сломанная дрожью рука в рукав. Выбегу, тело в улицу брошу я. Дикий, обезумлюсь, отчаяньем иссечась. Не надо этого, дорогая, хорошая, Дай простимся сейчас. Все равно любовь моя - тяжкая гиря ведь - Висит на тебе, куда ни бежала б. Дай в последнем крике выреветь Горечь обиженных жалоб. Если быка трудом уморят - он уйдет, Разляжется в холодных водах. Кроме любви твоей, мне нету моря, А у любви твоей и плачем не вымолишь отдых. Захочет покоя уставший слон - Царственный ляжет в опожаренном песке. Кроме любви твоей, мне нету солнца, А я и не знаю, где ты и с кем. Если б так поэта измучила, Он любимую на деньги б и славу выменял, А мне ни один не радостен звон, Кроме звона твоего любимого имени. И в пролет не брошусь, и не выпью яда, И курок не смогу над виском нажать. Надо мною, кроме твоего взгляда, Не властно лезвие ни одного ножа. Завтра забудешь, что тебя короновал, Что душу цветущую любовью выжег, И суетных дней взметенный карнавал Растреплет страницы моих книжек... Слов моих сухие листья ли Заставят остановиться, жадно дыша? Дай хоть последней нежностью выстелить Твой уходящий шаг.
Тори снова перечитывала эти строки, переслушивала песню "Сплинов" на это стихотворение и лишь усугубляла своё подавленное состояние. С поэзией Владимира Владимировича Маяковского она была мало знакома, на примитивном школьном уровне - и не сказать, что его рифмы были ей тяжелы для восприятия, как это обычно бывает, но с тех самых школьных лет она больше не интересовалась его произведениями. А вот "Лиличка (вместо письма)" тронула её до глубины души. Тори всегда считала, что в русской литературе любовь описана лучше всего. Все грани чувства, до мельчайшего оттенка. И не раз доказывала это Тому, порой повышая голос для пущей убедительности. И даже отправила это самое стихотворение в переводе на английский (они тогда снова устроили баталию, только в переписке). Тогда Том ей ничего так и не ответил. "Может, обиделся, а может, есть над чем поразмыслить", - подумала она.***
Как всегда быстрым и широким шагом Тори шла домой с "уловом": мороженым, колой, всякими снеками и бутербродами из сабвея. Она с удовольствием представляла грядущую программу вместе с Полли, "Симпсонами" и приколюхами. "Может, уговорить брата на авантюру отправить Полли на учёбу здесь в старших классах? Но фиг его знает, вдруг ему тяжко без неё будет? И так он редко с ней виделся, пока она не пошла в школу - грёбаные очереди в детских садах! Только у бабушки с дедушкой по матери она могла ходить в садик: маленький посёлок, в саду одна группа. И опять отрывать ребёнка от родителя? Тем более просто в угоду своим прихотям". Размышления Тори лились одно за другим, плавно вытекая друг из друга - так обычно бывает, когда шагаешь по улице в одиночестве. Придя домой, Тори вывалила покупки на журнальный столик, попутно поприветствовав Тома, который зашёл в гости. - Ты бы хоть позвонила, - крикнула она Полли. - Я бы ещё сандвичей купила. А то молчишь, как партизан... - У неё же радость большая, куда уж там тебе звонить. Она от неё ни на шаг буквально, - Том кивнул на Полли, что сидела на кровати вместе с электрогитарой. - Всё-таки хахаль твой - мировой мужик! И гитарку подогнал, и целую аудиосистему, кстати, нифиговенькую, - сказала она, не отрываясь от подарка. - Он мне не хахаль, а непосредственный руководитель и наставник - раз. Я бы не стала на его месте такие подарочки тебе подгонять - два. А ты всё время у меня на работе так тяжко вздыхала о тяжёлой жизни без электрогитары, что и мёртвого бы достала - три. - Ой-ой-ой... - насмешливо протянула Полли. - Ладно, давай нашу. Бери топор, руби хардкор, - пробасила по-русски Тори. Полли хитро оскалилась и вдарила по струнам. - Давай, соло руби, пельмень души моей! - гитара громко и дико завизжала под медиатором. - Тихий ужас... - сказал Том, глядя на скачущую Полли и визжащую от восторга Тори. - Нет. Ни в коей мере не тихий, - довольно ответила Тори. - И это мне безумно нравится. - Неужели твои наставник так раскошелился из-за нытья этой хитрющей особы? - Том кивнул на Полли. - Нет, конечно. Аудиосистема была его, он что-то там покруче купил, но и это ведь техника качественная. Пельмешка оценила, пельмешка в восторге. А гитара - подарок от его приятеля, гаражного рокера. Он послушал Полькину игру и восторгался с полчаса наверное. И она помогла им с аппаратурой разобраться. Короче, вручил он ей один из своих инструментов и даже в группу позвал, - на этих словах Полли аж расцвела. - Меня ж, кстати, на репетицию приглашали. Сегодня, - сказала она. - Если хочешь, то иди. В метро не заблудишься? - Я думала на Агате подкатить... - Не борзей, пельменина. В подземку лезь. - Ну и ладно. - Ты что, её просто так отпустишь? Девочку четырнадцати лет из другой страны - одну в город? - Не маленькая - разбёрётся. У нас не каменный век - телефоны есть. Попробуй только на мой 56 звонок не ответить - урою, - обратилась Тори к племяннице. - Ладно, без проблем.***
- Колу будешь? С виски, конечно же, - спросила у Тома Тори. - Ладно, - ответил тот. Тори плеснула ему немного виски в стакан, бросила пару кубиков льда и залила колой. - Наверное, мне всё-таки придётся признать твою правоту. В отношении русской лирики, - добавил Том, сделав глоток. - Что ж ты никак не усвоишь, что я по пустякам споры не развожу. Если я спорю - значит, я права. - Стоит мне это усвоить, - рассмеялся Том. - Обычно я такого за другими девушками не наблюдал. Они спорят всегда и по любому поводу и редко бывают правы, как ни прискорбно. - Ну, я не другие девушки. - В этом соглашусь. Виктория Дедио, которая всегда права, - улыбнулся Том. - Из любопытства в бумагах на работе твою фамилию посмотрел, - ответил он на вопросительный взгляд Тори. - Ты сейчас переступил два непреложных правила: назвал меня по полному имени, да ещё и с фамилией. - А по мне, так звучит очень торжественно. Кстати, интересная фамилия для... - ...русской. В курсе, в курсе. Мои прадед был чистый грек, тот, как в древнегреческих мифах изображают: высокий, плотный, кудрявый. И бабушка по отцу у меня с такими же кудрями и высокая. И отец мой. И брат старший. У меня волосы просто в разные стороны торчат, так красиво не смотрятся. А вот Поля в полном объёме греческие кудри унаследовала. Вообще, я настолько интернациональна, что подумать страшно. У меня и восточные корни - турецкие, скорее всего - и даже, вполне может быть, французские. Но это самую малость. Если я начну о своём дереве генеалогическом рассказывать, то это очень надолго затянется. - Вот почему тебе так идут платья в греческом стиле. - Ты его ещё помнишь? - Скажу честно: его трудно забыть. Это как какой-то шок, что ли. То ты всё время в повседневной одежде и особо на вид не заморачиваешься, а тут словно с красной дорожки сошла. Такое не может не поразить. - Особенно когда я в нём бежала за гопниками, - рассмеялась Тори. - И это тоже. Ты поразительно ловко бегаешь в длинных юбках, - оба рассмеялись и сделали несколько глотков виски с колой, в которой уже успел растаять лёд. - А знаешь, - сказал Том после небольшой паузы. - То стихотворение, что ты мне прислала. Всё-таки есть что-то в русской лирике такое... Заставляет поверить. - Просто это реальные чувства. Так Маяковский любил Лилю Брик. Так кто-то любит и сейчас в мире. Мы говорили родителям, что времена другие, и любовь другая. А сейчас уже знаешь, что это самое наглое из всей лжи в мире. - Действительно, - согласился Том. - Знаешь, эти строчки: "надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа", - чистая правда. Я не знаю, это всех ли русских девушек особенность или только твоя, но ты одним взглядом влюбляешь, подчиняешь и зомбируешь, - Том смотрел в почти бесцветные широко распахнутые глаза Тори цвета моря, что отражается в сером зимнем небе. Тори тёрла внезапно похолодевшие руки, глядела в ответ и слабо улыбалась. Они так и сидели друг напротив друга и смотрели, не отрываясь, друг другу в глаза. Где-то рождалась новая звезда, рушились целые планеты, сталкивались галактики, гасли созвездия, а они всё продолжали так сидеть. - Мне кажется, такая способность есть не только у девушек, - улыбнулась Тори, взяла со столика стакан с уже тёплым виски с колой, в котором уже не было ни льдинки. - А мне ни один не радостен звон, кроме звона твоего любимого имени, - с задумчивым видом вспомнил Том ещё строчки из произведения. - А тебе не кажется, что Викки звучит куда звонче, чем Лиля? Тори задумчиво пожала плечами, продолжая смотреть в упор. В коридоре послышался шорох ключа во входной двери. - Вы чего тут в темноте сидите? - спросила вернувшаяся с репетиции Полли. - Ой, и правда, темно уже, - сказала Тори и хотела встать, чтобы включить свет. - Не напрягайся, я сама, - бросила Полли и щёлкнула выключателем. Комната наполнилась электрическим светом. - Да уж, засиделся я. Пойду уже, - сказал Том, поднимаясь с места. - Конечно, конечно. Заглядывай как-нибудь ещё, - рассеянно сказала Тори. Полли хитро смотрела на неё. Взрослые толком и не разобрались, но она уже всё для себя прояснила.