Фиалка

Дверь открывается медленно, будто нехотя. Негостеприимностью и холодом явно веет от нее. Она так и не распахивается до конца, повисает на дверной цепочке. В образовавшуюся щель глядит усталое и недовольное лицо. Увидев это выражение на лице бабушки Лидии Ветровой, Анатолий уже не ожидает ни радушного приема, ни хороших новостей. Однако, вместо того, чтобы развернуться и уйти, он зачем-то начинает разговор, хотя и знает уже, какой будет ответ. - Здравствуйте, Фаина Константиновна! Лидия дома? – говорит он будничным тоном, будто зашел за своей подругой-одноклассницей и сомневается, не вышла ли она в магазин за хлебом. На лице пожилой женщины, кстати, на удивление молодом, практически не искаженном морщинами, появляется выражение крайней неприязни, почти ненависти. - Ее нет, - и рука тянется, чтобы закрыть дверь. Анатолий ловко ставит ногу в дверной проем, и решительно спрашивает: - А где же она? - Убежала! – отвечает бабушка. И вдруг, словно прорывает старую, давно не укрепляемую плотину: - Она ведь только вчера вернулась! Всю жизнь мне испортила эта несносная девчонка! Она такая же, как ее мать. Я знала, что ничего путного из этого брака не выйдет, отговаривала Сашу, но он меня не слушал. Как связался с этой…, так перестал уважать мать. А теперь? Что с нами стало? Я бедная, больная, старая женщина должна присматривать за моей полусумасшедшей внучкой? У меня нет денег, у меня ничего не осталось. - Мне очень жаль, - спокойно произносит Анатолий. – Если Лидию все-таки найдут, немедленно дайте нам знать. Юноша, не попрощавшись, направляется к выходу. Фаина Константиновна смотрит ему вслед. В ее глазах теперь нет ненависти, только боль и глубокая тоска. - Ты-то хоть не огорчай родителей, - тихо говорит она ему вдогонку. «Я устал. Мне все это надоело. Словно во сне, словно и не живу совсем. Все мое существование бессмысленно. Весь мир ничтожен. Он мал для меня, он тесен. Мне всегда хотелось большего. Но чем дальше я двигался, тем сильнее чувствовал неудовлетворенность. Так было всегда. Так будет всегда?» Голова медленно опускается под воду. Он задерживает дыхание до тех пор, пока не чувствует резкой боли в груди. Открывает глаза под водой, смотрит вокруг удивленно. Как все преображается под водой, даже контуры его тела становятся размытыми и немного нереальными. Он продолжает ждать. Воздуха не хватает, он усилием воли заставляет себя не всплывать. Ведь это еще даже не баланс между жизнью и смертью. Это просто пустая, глупая, бессмысленная жизнь. Вот, если бы действительно оказаться на грани. Скажем, болтаться в петле. О чем подумаешь, когда совсем чуть-чуть остается до… - Джордж, нам через полчаса выезжать! Странно… Голос Иззи настолько громкий и пронзительный, что проникает даже через толщу воды. Хотя нет… Как глупо, просто это вода, медленно выталкивая его тело наверх, сделала так, что лицо все-еще под водой, а уши уже над ней. Жена стоит у края бассейна. Она уже полностью одета для выхода в свет. Фиолетовое платье гармонирует с серебряными серьгами-кольцами, туфли на высоком каблуке подчеркивают стройность ее ног. Рано сегодня собралась. Он же, наоборот, припозднился. Выходит из бассейна, не встречаясь взглядом с Иззи, проходит мимо. В комнате надевает легкие брюки и белую рубашку с широким воротом. Никаких изысков, все строго и просто. Напоследок смотрит в окно, уже почти стемнело, на чистом небосводе зажигаются первые звезды. «Среди миров, на грани смутной тайны…»* - произносит он. - Жоржи, ты что-то сказал? Лицо его искажается жгучей смесью раздражения, ненависти и презрения, словно вдребезги разбивается красивая, но хрупкая маска вежливого равнодушия, которую он постоянно одевает. Однако когда Изольда подходит к нему и бесхитростно выглядывает в окно, чтобы узнать, на что это так заинтересованно смотрит ее муж, Георгию Ивлеву уже удается совладать с собой. Он широко улыбается жене и говорит: - Я сказал: «Ананасы в шампанском»**, милая Иззи. - А… Я не очень-то их люблю. Знаешь, шампанское бывает хорошее, но ананасы - явно лишнее, - серьезно говорит Иззи, всеми силами пытаясь затронуть интересную, по ее мнению, для мужа тему. Похоже, Изольде удается ему угодить: Георгий долго и мучительно, почти до хрипоты, смеется. «Luxury rooms» - это место, которое славится безупречным сервисом и своими выдающимися посетителями. Георгию Ивлеву, пребывающему в состоянии жестокой меланхолии, обычная его компания кажется сейчас пиром живых мертвецов. «Сам я не лучше их», - упрямо твердит он себе. Борис Гольдберг, который стал в последнее время поразительно много общаться Ивлевым – не иначе, как ждать какой-нибудь подлости с его стороны, - присаживается рядом с Георгием и Иззи. Завязывается светская беседа. Отвечает в основном Изольда. Георгий, скрывая скуку, делает вежливо-внимательное лицо, но иногда посматривает в окно. На что он надеется? Что в третий раз случится чудо? Придет грязная оборванная беспризорница и сможет извлечь из рояля такие волшебные звуки, что способны даже его заставить почувствовать себя живым, ведущим осмысленное существование. За окном, на набережной показываются девочка с собакой и женщина. Ребенок с трогательной непосредственностью и любопытством заглядывает в окно ресторана. «Что она может увидеть? Окна тонированные. Только свои детские фантазии», - думает Георгий Ивлев. Однако он не может отделаться от беспокойного ощущения, что девочка рассматривает гостей в зале в поисках кого-то. Вот она переводит взгляд своих больших глаз (кажется, голубых) с одного столика на другой. И вдруг замечает Георгия Ивлева. Лицо ее мгновенно преображается, оно освещается широкой, практически от уха до уха, довольной улыбкой. А потом девочка весело и задорно подмигивает скучающему миллионеру и бежит вместе со своей собакой куда-то вперед по набережной. В этот миг в зал ресторана тихими шагами, беспокойно оглядываясь по сторонам, входит девушка. Выглядит она намного лучше, чем тогда, когда Георгий в первый раз увидел ее. Короткие волосы вымыты и аккуратно уложены. Одета она в голубую футболку и белую длинную юбку. Она движется через зал к роялю плавно, будто во сне. Лицо ее, прекрасное, бледное, печально и задумчиво. Ее появление вызывает всеобщий восторг. Гольдберг обращается к Ивлеву со словами: «Смотрите, это она!» Но Георгий давно уже сам заметил ее. Никто не препятствует сказочной незнакомке сесть за рояль и начать игру. Даже грозный Макс заходит внутрь, видимо, тоже хочет послушать. Лицо девушки столь трагично и печально, фигура ее горестно изогнута, руки безвольно падают на клавиши. Поэтому удивительно и неожиданно, что из-под ее пальцев вырываются вдруг мощные и сильные звуки сонаты №13 Бетховена. В ее исполнении музыка наполняется особым трагизмом и какой-то непреодолимой безысходностью. Чем дальше Георгия Ивлева уносит могучая волна чудесной гармонии, чем больше он теряет себя в лабиринте звуков и неясных ощущений, тем сильнее в нем, том человеке, что еще продолжает осознавать себя как личность, крепнет ощущение: «Так дальше жить нельзя. Иначе не стоит и жить» _____________________________________________________ * Неточная цитата из поэмы Дж. Г. Байрона "Дон Жуан" (пер. Т. Гнедич) ** Известное стихотворение И. Северянина