Фиалка

- Вайолет! – резкий крик, почти на уровне визга, отрывает Лидию от глубоких размышлений. Она думала о том, как странно и нелепо все-таки быть человеком и находиться в обществе таких же, как ты, людей, но при этом разительно с тобой несхожих. Как это, в сущности, глупо страдать в одиночестве, находясь в самом центре веселой и говорливой толпы, зная, что тебя никто не поймет, не услышит. Как это жестоко, когда в один миг теряешь все, что тебе дорого, но продолжаешь жить, как бы по инерции, по случайной ошибке. Для чего в этом ужасном мире когда-то люди создавали великолепную музыку и писали прекрасные стихотворения? Чтобы потом какой-нибудь клоун со сцены читал уставшим от работы и бесконечной суеты слушателям бессмертные творения давно ушедших поэтов? Чтобы потом какая-нибудь бедная, оборванная и грязная, но, что важнее, опустошенная изнутри, девушка играла поистине неповторимую и не выразимую словами музыку самодовольным богачам? - Вайолет! Ты меня слушаешь? Я спрашиваю, почему ты сбежала? Не беспокойся, сейчас мы вернем тебя домой! Это Вика. Она тараторит своим тоненьким голоском, и глаза у нее расширенные от испуга и волнения. Ее непослушные волосы, выкрашенные в неуместный ярко-розовый цвет, растрепаны, бежевая футболка с фотографией статуи Свободы и красная юбка до колен совершенно не сочетаются между собой. Не то, чтобы Виктория не придерживалась какого-то определенного стиля, скорее всего, она одевалась и собиралась в большой спешке. Кажется, подруга пришла, чтобы забрать ее из отделения полиции, куда Лидия попала в качестве несовершеннолетней беспризорницы. - Мне ничего не нужно. Оставьте меня в покое, - устало и нехотя произносит Лида, даже не глядя в лицо подруги. - Мы понимаем, как тебе тяжело. Но и ты пойми нас! Тебя не было три недели, мы всю Москву обегали, боялись, что с тобой случилось что-то ужасное. Мы даже не знали, что делать, вдруг ты погибла или… - Спасибо, не нужно было так беспокоиться. - Твоя бабушка тоже волновалась. - Это не может быть правдой. Она меня ненавидит. Ей все равно. - Вайолет! Ей позвонили из полиции, сказали, что ты нашлась, тогда она… - Давай угадаю? Она позвонила тебе, поскольку твое имя было первым в списке моих друзей просто потому, что фамилия твоя начинается на «а». Ну, сказала тебе самой разбираться. Ты позвала ребят, вы приехали сюда. - Может, это так, но… - Я бы ни за что не сказала полицейским, кто я. Но они бы все равно рано или поздно узнали. Кроме того, этот молоденький так рьяно на меня нападал. Кричал все: «Как ты можешь быть такой бессердечной? Твои родные и друзья беспокоятся о тебе!» Пришлось назвать ему мое имя, признаться, что моя опекунша – бабушка, дать ее номер телефона… - Ты поступила разумно, наконец-то, - в голосе Вики слышится горькая ирония. – Вайолет, может быть, ты и отказалась от нас, но мы не готовы бросить тебя. Сейчас Анатолий уговорит полицейских тебя отпустить, и мы поедем… Ну не хочешь домой, поедем ко мне в гости. Отпразднуем твое возвращение, да? - Анатолий здесь… - Ну да, ты же его знаешь! Сейчас со всем своим актерским талантом плетет там трогательную историю о том, что бедная твоя бабушка тяжело больна, с постели встать не может, поэтому послала лучших друзей внучки забрать ее и срочно привести домой, - заговорщически шепчет Вика на ухо Лидии. - Вы не могли ничего лучше придумать… Я же просила просто забыть обо мне… - на глазах Лидии появляются слезы, она поспешно вытирает их рукой. - Привет, Вайолет! – голос Анатолия звучит, как будто ничего особенного не происходит, будто они встретились после непродолжительного расставания. Марина подбегает к Лидии и крепко ее обнимает, прижимается щекой к ее грязной щеке, из глаз подруги текут крупные слезы. Всегда она была слишком чувствительной и сентиментальной. Марина даже одета сейчас будто героиня волшебной сказки: легкое воздушное белое платье, тонкая нитка жемчужных бус на шее, небесно-голубые босоножки сочетаются с такого же цвета лентой в толстой русой косе. Анатолий с мягкой доброй улыбкой смотрит на Лидию. Он сейчас выглядит настоящим красавцем: высокий, стройный, одетый в белую футболку и легкие светло-голубые джинсы. Они с Мариной были бы хорошей парой, по крайней мере, они прекрасно смотрятся вместе. Лидия понимает, что, несмотря на все свои старания казаться равнодушной и даже враждебной, она рада видеть своих друзей, их родные, дорогие лица, ласковые улыбки, слышать их ободряющие слова. Друзья все вместе выходят из отделения полиции и направляются к метро. Вика, поддерживая Лидию за руку, будто для того, чтобы подруга не сбежала, продолжает непринужденно болтать. Слова так и сыплются градом, беспорядочным и беспощадным: она купила себе новый айфон, потому что разбила старый, когда каталась на велосипеде. Марина, в ужасе от перспективы изучать столько технических предметов, попросила, чтобы Анатолий позанимался с ней математикой. Последний совершенно обленился, говорит, что нет смысла в продолжении деятельности актерского кружка, раз они закончили школу. И, конечно, они бегали по всей Москве, искали Вайолет, просто все улицы, переулки и подворотни проверили. Лидия рассеянно слушает эту болтовню, наблюдая за своими друзьями. Они стараются делать вид, как будто ничего не произошло. И только у Вики это прекрасно получается. У Марины очень печальное лицо, Анатолий идет рядом, о чем-то глубоко задумавшись, причем, судя по морщинам, проявившимся на его лбу, мысли эти совсем не веселые. Лидии вдруг становится бесконечно больно за своих друзей. Они все еще любят и ценят ее, хотя она и принесла им столько горя. Но их дружба никогда уже не станет прежней. Все кончено, все ушло навсегда. Но она все равно произносит: - Ребята, спасибо вам! Вы многое сделали для меня! Я благодарна, правда! Вика бросается обнимать Лидию, Марина облегченно улыбается. Анатолий говорит: - Надеюсь, ты сама нам на досуге объяснишь произошедшее? - Может быть. Только не спрашивайте у меня ничего сейчас. Пожалуй, я поеду домой. Нужно сказать бабушке, что я в порядке. «Конечно, я ничего не расскажу им. Зачем им знать? У них своя жизнь, пусть они будут счастливы без меня», - думает Лидия. Девочки разъезжаются по домам, оставляя Анатолию право провожать Лидию. Они договариваются встретиться завтра, вместе погулять, посидеть в каком-нибудь кафе. Анатолий, видимо, решил довести Лидию до самых дверей квартиры. Все-таки они ей не доверяют, бояться, что снова убежит. По дороге юноша и девушка перекидываются ничего не значащими фразами, а потом вспоминают школьные годы, причем у обоих эти воспоминания отдаются лишь тоской и болью в сердце. Когда они уже подходят к дому, Анатолий все-таки решается спросить: - Почему ты убежала? И что ты делала все это время? Лидия смотрит на друга пристальным изучающим взглядом. Как он дорог ей сейчас! Каждая черта его лица, каждое движение, звук его низкого голоса… Все это для нее – приметы того золотого времени, в которое она уже никогда не сможет вернуться. Их пути разошлись. Ей остались только боль, ночные кошмары и смерть. - Я «не могу, я не умею расстаться с тем, что я хочу отдать, взять то, что мне нужнее самой жизни»*, - отвечает Лидия и бежит к подъезду. Не оглядываясь, распахивает дверь и скрывается от своего друга. - Миранда… Совсем не то, не то, - сокрушенно бормочет Анатолий и закрывает лицо руками. Бабушкино лицо несет печать непередаваемой строгости и ужасного гнева, когда она, открыв дверь, видит на пороге Лидию. Следующий час, пока у нее не садится голос, старушка распекает внучку, обвиняя чуть ли не в покушении на убийство своей любимой бабушки. Лидия слушает ее, глядя на пианино в углу комнаты. Ей снова хочется бежать к роялю в ресторане. Но нет, начала надо помыться и поесть что-нибудь. И хотя бы сделать вид, что она раскаивается. Хотя какой в этом смысл? Притворяться теперь, когда терять уже нечего? Лидия всегда ненавидела лицемерие, а в такой ситуации оно кажется ей просто кощунственным. - Бабушка, пожалуйста, не притворяйся, что волновалась за меня, когда я ушла. И не изображай праведный гнев теперь. Тебе стоит беречь силы… Девушка, преследуемая удивленным взглядом потерявшей дар речи бабушки, уходит в ванную. Звук мягко текущей из душа воды успокаивает ее, но и только. Он не приносит ей глубокого душевного покоя, и тем более радости. Лучше бы снова окунуться в мир звуков. Бетховен… Что бы еще сыграть? - Я рад слышать, что Вам тоже понравилась манера исполнения той девушки. Признаться, мне сначала было несколько стыдно, что такая оборванка меня очаровала. Но Ваше мнение я ставлю очень высоко, знаете ли, - с любезной улыбкой говорит Борис Гольдберг. - Несмотря на свою внешность, она гениальная музыкантша. Кроме того, я люблю семнадцатую сонату Бетховена, - с точь-в-точь такой же любезной улыбкой отвечает Георгий Ивлев. Собеседники сидят в небольшом элитном ресторанчике и беседуют с глазу на глаз, понятное дело, главным образом не о музыке. - А что Вам еще нравится? Из Бетховена? Георгий Ивлев задумывается. Никогда особенно он не любил этого композитора. Если ему что-то и нравится, то это красивая бледная хрупкая девушка с вдохновенными глазами, играющая на рояле «как будто время ни при чем», как будто нет вокруг ни людей, ни вообще прозаичного окружающего мира. Все, что ни сыграет она, будет прекрасно. Но нужно же что-то сказать сейчас. - Соната №13, - он пожимает плечами и умело переводит разговор в деловое русло. _____________________________________________________ Неточная цитата из "Бури" (пер. Мих. Донского), реплика Миранды.