Правильный выбор

Следующие несколько дней прошли, словно в похмельном бреду, хотя не сказать, чтобы Генджи много пил. Настроение его колебалось от апатии, когда начинало казаться, что все это происходит не с ним, до злости – такой сильной, что хотелось крушить все вокруг. Во время одного из приступов ярости он ворвался к отцу. - Почему ты говорил, что Нацуко мертва? Хорошо хоть, тот был не с бабой, а то вышло бы глупо. Помощники отца исчезли так, как будто их ветром сдуло. Хидео оторвался от журнала, который он до этого внимательно рассматривал. Генджи увидел глянцевый разворот с фотографиями каких-то свитков (была у Хидео, кроме баб, страсть собирать всякое старье, которое называлось умным словом «антиквариат». Мало того, что это стоило кучу бабла, что Генджи, правда, волновало мало, он чужих денег не считал, но оно еще и валялось по всему дому, и ему иногда казалось, что он живет в ебучем музее). - Решил, что так будет лучше, - спокойно, как будто Генджи спросил, когда они будут ужинать, ответил отец. - С чего ты взял, что можешь решать? - А с чего ты взял, что не могу? - Генджи даже растерялся, не зная, что на это возразить. - Теперь ты знаешь, что она жива, что еще ты от меня хочешь? И снова уткнулся в свой журнал. Генджи хотелось затолкать его отцу в глотку. Разве это ответ? Он вылетел из гостиной, как ошпаренный, жалея, что там нет двери, которой можно было бы шарахнуть от души. Полчаса спустя Усияма, качая головой, уже ставил перед ним очередную порцию виски. В воскресенье Генджи зависал с Чутой и Макисе в «Bar Darts Garage». Нельзя же, в конце концов, все время пить, злиться, пялиться в потолок или метаться, как загнанный волк. Некоторые отцовские помощники, завидев молодого босса, старались либо слиться с окружающим интерьером, либо побыстрей исчезнуть: Генджи рявкал так, что стены дрожали. Удивлялся потом сам себе: он никогда не был груб с людьми отца. Хидео по-прежнему делал вид, что ничего не произошло. Разве что за эти несколько дней ни одной бабы в доме не появилось. «Импотентом, что ли, стал?» - злорадно думал Генджи, слыша, как по вечерам закрывается дверь отцовской спальни. На выходных Генджи собрался отдохнуть от предков, но до конца расслабиться не получалось. Он вполуха слушал байки Макисе о том, как у него все здорово складывается с Кёко Рин, и вспоминал, что всего несколько месяцев назад здесь, в этом баре, Чута объяснял им с Кеном расклад сил в Судзуране. Рисовал схемы маркером на стекле, рассказывал, кто с кем и против кого. И все было так просто и понятно. То есть, тогда все было сложно, но сейчас, из этого душного августовского полудня, те апрельские дни казались очень простыми. - Гэн-сан, а, Гэн-сан, - Чута толкал его ногой. - Ну чего? - проворчал Генджи. - Ты только не оборачивайся, но, кажется, на тебя запали. Генджи поморщился: - Охренел, что ли? - Зуб даю, сидит тут уже полчаса, глаз с тебя не сводит. Не оборачивайся, говорю. - Нахрен надо. - Это какая? - завертел стриженой головой Макисе. - Ну ты, Гэн-сан, мужик! - продолжал шептать Чута, перегнувшись через стол и возбужденно блестя глазами. - Мало того, что самую крутую тёл… девчонку подцепил, так еще и шикарные бабы заглядываются. - Да про кого ты? - не мог успокоиться Макисе. - Маки, слюни подбери, вон там видишь, в углу сидит, в зеленом. - Эта старуха? - Много ты понимаешь! Такая шикарная краля! Э, Гэн-сан, ты куда! Генджи! - но Генджи не слушал. - Опять таскаешься за мной? - он в два шага пересек зал и навис над ней. Нацуко и бровью не повела. - Я ничего не слышала о тебе несколько дней и забеспокоилась. - С чего бы, я не младенец, нехрен за мной ходить. - Это твои друзья? - она кинула взгляд ему за спину, где Чута и Макисе глупо хихикали и толкали друг друга локтями, как девчонки-младшеклассницы. Только этого еще не хватало. - Типа того. - Не познакомишь? - Пошла нахуй! - привычно сорвалось с языка. В следующую секунду и без того темные глаза Нацуко стали почти черными, а крылья носа затрепетали. Это произошло в один миг, и Генджи почти физически ощутил, как его обдало ледяной волной гнева. Он даже почувствовал некое подобие стыда, хотя обычно его совершенно не смущала собственная лексика. Он собирался развернуться и уйти, как вдруг рядом возникли Чута и Макисе, которым надоело зубоскалить за его спиной. Макисе тяжело дышал ему в ухо, Чута глупо улыбался и играл короткими бровями. «Да чтоб вы провалились!» - с тоской подумал Генджи. - Мои школьные друзья, - пробурчал он, - Чута и Макисе. - Дра-а-асьте, - вразнобой протянули. - Рада знакомству, - за какую-то долю секунды лицо Нацуко вновь преобразилось. Теперь она смотрела с заинтересованной благожелательностью. Генджи чуть рот не открыл. - Зовите меня Нацуко-сан. Я старый друг господина Хидео, отца Генджи. Это, значит, так теперь называется, «старый друг». - Классные у твоего папаши друзья, - захихикал Макисе, подозрительно сжимая колени. Брови Чуты зашевелились еще сильнее. Они не стесняясь, жадно разглядывали Нацуко, а она как будто не замечала. Генджи стало противно. Чута и Макисе чуть ли не раздевали глазами его… его мать. Она была не их ровесница, которую можно было бы зажать в каком-нибудь темном углу, чтобы полапать, и не просто красивая тетка с шикарной фигурой, она была его матерью, и они должны были проявить к ней уважение. «Мать, - сказал себе Генджи. Он поднял глаза и твердо посмотрел на Нацуко. - Она моя мать». И оказалось, что ничего страшного в этом нет. Только трусы боятся правды, а он, Генджи, трусом не был никогда. - Валите отсюда, - бросил он, повернувшись к пацанам. Те удивленно переглянулись. - Генджи, - протянул Макисе. - Повторить? - он сжал кулаки, и Чута дернул приятеля за рукав. - Поняли-поняли, уходим! Потом расскажешь, как все прошло. Обещаем, Руке ни слова, - Чута подмигнул ему и утащил Макисе прежде, чем Генджи успел расквасить его физиономию. «Теряешь хватку, Такия». - Рука – это твоя девушка? - как ни в чем не бывало спросила Нацуко, снова садясь к столу. - Почему ты разрешила им так себя вести? Они же… - Генджи запнулся, не зная, как сформулировать мысль поцензурней. Нацуко улыбнулась. - У тебя очень милые друзья. Не думаю, что они хотели меня обидеть. - Ты их не знаешь. - Хидео… - сменила она тему. - Вы с ним поговорили? - Нет. Нацуко откинулась на спинку стула. - Он ничего тебе не рассказал? Генджи сел рядом. Прикурил сигарету и с наслаждением затянулся. - Я спросил, почему он говорил, что ты умерла. - И что он ответил? - Нацуко снова чуть подалась вперед, Генджи пожал плечами и оглянулся в поисках пепельницы. - Ничего. Что решил – так будет лучше. Но я и без него знаю. - Знаешь? - Нацуко вертела в руках лист меню. - Откуда? - Как будто так сложно догадаться, - пепельница была позаимствована с одного из соседних столиков. - Наверняка нашел себе очередную шалаву, а ты терпеть не стала – или выгнал из-за одной из них, - он стряхнул пепел. - Сколько себя помню, вечно они в доме ошиваются, одна тупей другой. Он таких любит. Чтобы делали все, как он хочет, и своего мнения не имели. А ты совсем не такая. Разве нет? - Наши отношения действительно нельзя было назвать простыми, - Нацуко помахала перед лицом меню, отгоняя дым от сигарет. - Ты чего? - удивился Генджи. - Не люблю сигаретный дым, - объяснила она. - Вредно и запах въедается в волосы и одежду. - Но ты же сама куришь, - от удивления Генджи даже не заметил, как сигарета догорела до фильтра. - Черт! - он бросил в пепельницу бычок, обжегший ему пальцы. - Нет, я никогда не курила, разве что раз или два в школе баловалась, как, впрочем, и все, полагаю. - Ты же просила у меня прикурить, когда подошла на улице. И потом в баре стрельнула сигарету. - Мне просто был нужен повод для знакомства, - немного виновато улыбнулась Нацуко и засунула меню между пластиковыми рекламками акций «Выпей два коктейля и получили третий в подарок» и «С восьми до девяти вечера в баре счастливые часы, скидка на светлое «Саппоро» тридцать процентов». - А ты сам давно куришь? - Да так, - Генджи пожал плечами, с сожалением убирая пачку. - Лет с четырнадцати. - И Хидео тебе позволяет? - Кто его спрашивает. - Понятно. Кажется, вы не очень ладите. Генджи в ответ только пожал плечами. Обсуждать отца совершенно не хотелось, и Нацуко это поняла. - В какой школе ты учишься? - В Судзуране. Нацуко поставила на стол маленький пузатый чайничек, который так и не донесла до чашки. - Вот как, - кашлянув, сказала она. - Это Хидео хотел, чтобы ты там учился? - Я сам так решил. Отцу эта школа не покорилась, и я решил, что утру нос старику. - И как? - она снова взялась за чайник. - Получилось? - Почти, - уклончиво ответил Генджи, вспомнив Риндамана. - Но я доведу дело до конца, и тогда... - Совсем остыл, - она поставила чашку назад. - И что будет тогда? - Отцу придется признать, что я сильнее его. И я получу клан. - Что?! – Нацуко впервые отреагировала резко: на ее лице появилась смесь недоверия, удивления и явного недовольства. - Ты имеешь ввиду, Рюсейкай? Так он вроде бы называется? - Да. - Хочешь сказать, Хидео пообещал тебе Рюсейкай, если успешно окончишь школу? – съязвила Нацуко. - Да. Она замолчала. Молчал и Генджи, понимая, что сболтнул лишнего. Не стоило этого рассказывать. Нацуко вряд ли могла бы понять и одобрить подобные вещи. Тишина напрягала. Генджи очень хотел спросить, что же произошло между ней и отцом, почему она ушла, но не мог решиться. Нацуко вертела туда-сюда чашку и что-то высматривала на дне. - А ты чем занимаешься? - наконец спросил он. - Сотрудничаю с Национальным театром Токио, - оживилась Нацуко. - Ты актриса? - вытаращил глаза Генджи. Хотя чему тут удивляться - она такая красивая. - Нет, что ты, - Нацуко засмеялась и отодвинула чашку, - я работаю с балетной труппой. Организация гастролей, приглашение иностранных постановщиков, танцовщиков. - Круто. - Разве что на словах. На самом деле – куча бумажной возни, бюрократии и вечное потакание звездным капризам. О, как хорошо, что ты напомнил, - Нацуко бросила торопливый взгляд на часы, - мне нужно еще кое-что сделать. Написать очень важное письмо, сделать несколько звонков, - она махнула рукой, подзывая официанта. - А какие у тебя планы? Если хочешь, могу куда-нибудь подвезти. *** Они затормозили у ворот дома. - Я рада, что мы поговорили, - призналась Нацуко, не заглушая мотор, пока Генджи отстегивал ремень безопасности. - Ага. - Прости, что я так срываюсь. У тебя, наверное, осталось много вопросов. И я тоже хочу узнать о тебе как можно больше, - она повернулась к нему, и Генджи вновь показалось, что его как в воронку засасывают темные, непроницаемые глаза. - Ты не против, если мы снова встретимся, поговорим спокойно, без спешки? - Позвони тогда. Идя по вымощенной плитами дорожке, Генджи увидел отца, стоявшего на открытой галерее, опоясывавшей дом. Хидео чуть покачивался на каблуках, сунув руки в карманы брюк. Генджи поднялся по ступенькам, прошел мимо. - Гэн! - Ну, - он остановился, но не обернулся. - Где ты был? - Тебе-то что? - Снова с ней? - Тебя не касается. - Послушай, твоя мать умеет произвести впечатление. Но будь осторожен. Не стоит слишком доверять ей. Она дама ветреная… как все женщины, - после короткой паузы добавил Хидео. Генджи дернул плечом: - Если хочешь что-то сказать, говори. - Я все сказал. - Ну, тогда сам разберусь. - Гэн! - Отвали! В эту ночь Генджи впервые за долгое время лег спать абсолютно трезвым. Видимо, поэтому не мог заснуть. Он лежал, пялился в темноту, слушал, как шумит починенный кондиционер, как за окном верещат цикады, и думал о Нацуко, отце и о том, что было между ними. Почему они оба молчат? Нацуко меняет тему, а отец делает вид, что его это не касается, как будто ничего не произошло. Разве не обязаны они объяснить, что это была за хрень длиной в семнадцать лет? А еще Генджи знал, что проще было победить Серидзаву, чем задать им эти вопросы. А потом, когда усталость все-таки взяла верх и он начал проваливаться в сон, то понял, что ему совершенно не нужны ни Нацуко, ни Хидео. Не хотят говорить – и хрен с ними. Нужно просто найти тех, кто мог быть рядом с ними в то время. Найти и спросить. И, уже совсем отключаясь, Генджи подумал, что Идзаки им бы гордился. *** - Ивасаки! - Молодой босс, - застать Ивасаки одного очень сложно: он или рядом с Хидео, или где-то бегает по особенно деликатным поручениям. (Генджи старался никогда не думать, что это за поручения). Единственная возможность поговорить с ним наедине – это время между тремя и четырьмя часами дня, когда Ивасаки медитирует в одной из дальних комнат дома. Даже Хидео никогда не беспокоил своего помощника в это время. Помещение маленькое, всего в два татами, те приятно пружинят под босыми ступнями, когда Генджи переступает порог. В комнате легкий полумрак: три окна затянуты коричневой промасленной бумагой, от маленькой курительницы тянет чем-то сладковатым. Ивасаки в одних трусах и майке – брюки, рубашка и пиджак лежали у стены – сидел и не сводил взгляда полуприкрытых глаз с маленького бронзового толстячка Хотэя*, покровителя тех, чья судьба зависит от удачи. - Сколько лет ты служишь отцу? - Очень много лет, молодой босс, - Ивасаки не обернулся, наверное, надеялся, что Генджи все же уйдет. - Моя мать. Ты ведь знал ее тогда. Ивасаки все-таки опустил руки и повернулся к Генджи, взгляд у него был отсутствующий. - Ты ведь знаешь, что за херня была между ними? Это ведь при тебе было? Расскажи. - Молодому боссу лучше спросить об этом самого Хидео-сана, - Ивасаки снова повернулся к алтарю, но уж чего-чего, а упрямства Генджи было не занимать. Он задвинул за собой дверь. - Не хочу. И госпожу Нацуко тоже не хочу. Я тебя спрашиваю. - Простите, молодой босс, но это не мое дело, - Ивасаки закрыл глаза, показывая, что Генджи может валить отсюда. - А Хидео-сан в курсе, что ты прикарманиваешь процент от выручки с баров? - Молодой босс! - Ивасаки явно было неудобно смотреть снизу вверх и явно хотелось, чтобы Генджи оказался по другую сторону двери, а еще лучше – где-нибудь на другом конце города. - Так расскажешь, почему она ушла? Или мне пойти к отцу? - Сопляк ты, Генджи, задницу бы тебе надрать как следует! - взгляд отцовского помощника стал вполне осмысленным. - Так я пошел? - Подожди! - Ивасаки развернулся к нему. - Прошло много лет, и я плохо помню, - Генджи глубоко вздохнул. «Многие знания умножают печали», - так говорил то ли Идзаки, то ли кто-то по телеку, и сейчас самое время воспользоваться советом и не копаться в прошлом родителей. Но тот, кто боится правды, не может быть лидером. Генджи опустился на колени напротив Ивасаки. - Говори! - Хидео-сан и госпожа Нацуко, - начал Ивасаки неохотно, - познакомились давно, лет двадцать назад. Хидео-сан только начинал свой путь в Рюсейкае, но тогдашний босс уже приглядывался к нему и поручал серьезные дела. - Не отвлекайся, - нетерпеливо перебил Генджи. - Мне похрен, чего у него с бывшим боссом было. - Он познакомился с госпожой Нацуко в одном клубе, - послушно продолжил Ивасаки, - она там по вечерам танцевала. Ничего такого, ты не подумай. Она там просто подрабатывала, вроде Руки твоей. А днем вела какой-то кружок танцев. Госпожа Нацуко и тогда была непростая. Мечтала стать балериной. Я слышал, что она дважды ездила в Токио поступать в какую-то академию. Но ее не брали, говорили, что очень высокая, мужиков не найдется, чтобы ее таскать. Но она не сдавалась, такая упрямая была, собиралась поехать учиться в Америку или Европу. Говорила, что там обязательно найдется партнер ей по росту. Как будто у них там своих нет, - Ивасаки неодобрительно причмокнул губами. - Не отвлекайся, - снова одернул его Генджи. Карьерные терзания матери волновали его еще меньше, чем отцовские. - Я не отвлекаюсь, - раздраженно ответил Ивасаки. - А ты или слушай, или иди отсюда. Я все это говорю, чтобы понятно было, почему так вышло. В общем, плясала она в этом клубе, чтобы денег побыстрее на Америку накопить. И тут ее Хидео-сан и увидел. Это сейчас непонятно – так его бабы любят или за деньги, а тогда они сами собой на него вешались. Босс же, как Нацуко-сан увидел, так про всех позабыл. Влюбился. - А она? Ивасаки помолчал. - А хрен ее знает, - сказал он наконец, - по ней никогда непонятно было, что у нее на уме. Но вроде как была не против. Да и очень уж господин ее обхаживал, все ее желания выполнял. Генджи переваривал услышанное. Представить влюбленным Хидео было очень трудно. - В конце концов стали жить вместе, а там, - Ивасаки кашлянул, - в общем, сам понимаешь. - Что? - Дурак ты, - поморщился непонятливости Генджи Ивасаки. - Что бывает, когда мужик и баба вместе живут? Забеременела она. Ну, господин Хидео сразу же ее замуж позвал, с таким вот бриллиантом кольцо подарил, а она… - тут Ивасаки замолчал. - Что она? Не захотела, что ли? - Ничего, - холодно сказал Ивасаки, - взяла кольцо и согласилась. Поженились они, жить стали, ты родился. - Дальше что было? Почему она ушла? - Да потому что повернулась на своем балете! - от возмущения Ивасаки хлопнул себя по голым ногам и поморщился – видимо, перестарался. - Муж у тебя, ребенок - будь приличной женщиной, займись домом, а она все про танцы свои забыть не могла. У господина и правда дел было в клане много, но такое время – нужно было место себе заработать, показать, чего стоишь. Да и где это видано, чтобы мужик вокруг бабы вился. А госпоже Нацуко скучно было. Да и не очень-то у нее все эти детские штуки получались. Иногда до припадков доходило. - Припадки? - потрясенно переспросил Генджи. - Ну да, как начнет кричать, плакать, вещи швырять – или запрется у себя и по нескольку часов не выходит. А господин Хидео вернется, так она на него кидается, обзывала по-всякому. И все про свои танцы твердила. Причитала, что господин Хидео загубил ее жизнь и что... - тут Ивасаки замолчал. - Ну! - И что она без своих танцев жить не может, - торопливо закончил он. - Как-то Хидео-сан вернулся домой под утро, а госпожи Нацуко нет. Вещи на месте, а сама как сквозь землю провалилась. Господин сначала испугался, думал, может, похитили или еще что. А потом смотрит – документов нет и побрякушек, что ей дарил, тоже. Понял – сбежала. Сначала, конечно, бросился искать, но только до Токио отследить удалось, а там попробуй найди кого. И возможностей тогда у господина поменьше было. О тебе, опять же, сопляке неблагодарном, позаботиться надо было, тебе ведь и года не было, когда она сбежала, - Ивасаки вперился в Генджи неодобрительным взглядом, который, видимо, должен был призвать того раскаяться в своем непомерном эгоизме и стать самым уважительным и послушным сыном на свете. Генджи взгляд проигнорировал. - И что, она больше никогда не появлялась? - вместо этого поинтересовался он. -Нет, - отрезал Ивасаки. - Вот и запомни, что она тебя бросила и семнадцать лет не вспоминала. А господин Хидео тебя вырастил. - Ага, поил-кормил, ночей не досыпал, - рассеянно ответил Генджи. - Много ты понимаешь. Другой бы отцу в ноги кланялся, а ты только и знаешь, что огрызаться. И как господин только терпит. Будь я на его месте, поучил бы уважению... - Заткнись! - Генджи поднялся и резко открыл дверь. Пройдя по коридору, он вышел на террасу, достал пачку сигарет, щелкнул зажигалкой. «Значит, балет. Что ж, по крайней мере, хоть это правда. Нацуко сама сказала, что занимается какой-то хренью, связанной с этим балетом. Но вот все остальное…» Генджи присел на перила, покачал босой ногой. Действительно ли отец любил Нацуко, действительно ли, как говорит Ивасаки, исполнял все ее желания, а она взяла и сбежала, бросив и мужа, и сына. Генджи выпустил струйку дыма и, запрокинув голову, следил, как он растворяется в воздухе. Но от хорошей жизни не бегут, значит, Нацуко было плохо. Значит, между ней и отцом что-то было не так. Генджи докурил сигарету до фильтра и бросил окурок в пепельницу – они были расставлены по всему дому в самых неожиданных местах. Уткнулся подбородком в колено. Он не очень-то поверил в историю, что рассказал Ивасаки. Святой обманутый Хидео и подлая бездушная Нацуко, разбившая ему сердце. Ну-ну. Он спрыгнул с перил и вошел в дом. Двери молельной были раздвинуты, внутри было пусто, Ивасаки уже ушел. Но здесь все еще пахло благовониями, и Генджи несколько минут постоял, разглядывая весельчака Хотэя. Может быть, и ему стоит попросить у доброго бога немного удачи, она ему явно не повредит. *Хотэй – бог сострадания и добродушия, изображается в виде старика с большим животом. Существовало поверье, что если потереть живот фигурки Хотэя 300 раз, думая о чём-то хорошем, то загаданное обязательно исполнится.