Когда тебя нет

Лисицын вышел на улицу и зашагал прочь от подъезда, куда глаза глядят. Вот и все. Он ей рассказал – убил самым изощренным способом. Господи, зачем? Зачем ей нужны были объяснения? Юлька, его гордая, самостоятельная и независимая Юлька, вместо того чтобы послать его куда подальше, наоборот, ходила по пятам – правду искала. Костя видел, как тлела в ней надежда, как ей хотелось услышать что-то, что поможет ей вылезти из этой ямы, а он лишь еще глубже загнал ее туда. Темнело. В парке, куда привели его ноги, уже зажглись желтоватым светом фонари. Мужчина остановился посреди пустынной дорожки, шумно вдыхая и выдыхая. Ему казалось, что воздуха не хватает даже здесь, среди зелени, что он не может вдохнуть полной грудью. Вот только кислород был ни при чем. Осознание того, что случилось, с завидной периодичностью догоняло его все эти четыре года, как постоянно и неизбежно бьются морские волны о скалы, и в такие моменты он чувствовал, что задыхается. Это каким надо было быть идиотом, чтобы так попасть! Лисицын снова вспомнил свой разговор с Ириной, когда он приехал во второй раз в Ульяновск. Она рыдала, говорила, что не хотела его подставлять, что вообще хотела сделать аборт, но отец узнал каким-то образом и не позволил. Генерал Тополев был человеком авторитарным, он свято считал, что на свете есть всего два мнения: его собственное и неправильное. Когда он узнал, что дочь беременна, все думали, что беды не миновать – так он разозлился. Девушка долго не хотела говорить, кто отец, кричала, что ребенка не будет. Генерал рвал и метал. Никто не знает как, но, в конце концов, Виктору Семеновичу удалось докопаться до истины, и он… обрадовался! Мужчина решил, что майор Лисицын очень даже подходящая кандидатура на роль его зятя и мужа его взбалмошной дочери. Девушка пропадала на тусовках и дискотеках, а теперь-то уж точно образумится. Ребенок и муж заставят ее, наконец, повзрослеть и вести себя подобающе. Мнение Ирины на этот счет его волновало мало – что может понимать в жизни двадцатилетняя девчонка? Он-то лучше знает, что для нее хорошо. Промашка вышла с майором – Лисицын заартачился и сказал, что не собирается жениться, будь она хоть дочерью президента. Ребенка не бросит, но свадьба – увольте. Генерал опешил от такой дерзости – он был твердо уверен, что майор должен целовать ему ноги за такое предложение: он, генерал Тополев, согласен отдать ему руку своей дочери! Не карьеру ему сломать, не в траншею закопать живьем за содеянное, а зятем сделать! А тот ему кукиш крутит, каков наглец! Костя помнил, как молча слушал в кабинете гневные тирады мерящего шагами пол мужчины. Он приехал держать ответ, но жениться не собирался – в этом Лисицын был уверен. Тогда-то Виктор Семенович и зашел с другой стороны, намекнув ему на Соколову и тут же благородно заверив, что ему бы, конечно, не хотелось прибегать к таким методам, но если Костя будет и дальше упрямиться… Лисицын похолодел. Так бывает, когда понимаешь, что ты окружен, что либо тебя возьмут в плен, либо ты сам себя должен взорвать. И он взорвал бы, если бы не страх за Юлю. Тополев хотел мужа для дочери, хотел не запятнать свое честное имя, и смерть майора не решила бы эти задачи. И он сдался в плен. С первых же дней пребывания в особняке генерала Лисицын чувствовал себя в тюрьме. Да, он может выходить на улицу, идти, куда хочет, но он в тюрьме, где каждый его шаг бдит генеральская охрана. Поняв, что терять ему особо нечего, Костя выдвинул свои условия: свадьба должна состояться в кругу семьи – он не намерен паясничать перед высокими чинами; если с головы Юли упадет хотя бы один волос – а он будет периодически наводить справки! – он взорвет здесь все нахрен, предварительно забрав с собой ребенка. К удивлению Лисицына, Тополев лишь довольно улыбнулся, сказав, что не ошибся в майоре, что именно такой зять ему и нужен – решительный и ответственный. А то, что у него чересчур много собственного мнения, отличного от генеральского, так то ничего – жизнь поправит. Так же Виктор Семенович заявил, что Соколова останется за пределами этого дела, и заверил, что его генеральское слово круче печати и подписи. На том и договорились. Сыграли скромную свадьбу, которая больше напоминала похороны, если вглядеться в лица жениха и невесты, Костя начал работать в местном УВД. Лисицын вздохнул и присел на скамейку. Воспоминания вновь завладели всем его существом, это надо было просто переждать. Пройдет. Если сначала он и пожалел Ирину, решив, что девушка – жертва властного отца, то потом очень быстро понял, насколько ошибся. Молодая женушка была себе на уме: отказываться от своей предыдущей жизни не собиралась, спекулировала своей беременностью, как могла, и вообще – оказалась капризным избалованным ребенком, которому не нужны ни муж, ни потомство. По-хорошему, ей нужна была мать, чтобы наставлять на путь истинный, но та умерла, когда девочке было всего четырнадцать лет, генерал больше не женился, но взял в дом гувернантку, дескать, для воспитания Ирины. Но гувернантка не мать, со своими обязанностями она справлялась неплохо, но повлиять на подростка в полном объеме мог только отец, правда обычно это выражалось в скандалах и запретах. Тополев привык иметь дело с солдатами, и девичьи истерики просто выводили его из себя. Больше никто не осмеливался связываться с Ириной – генеральская дочь все-таки, получишь потом от папаши. Поняв, как на самом деле обстоят дела, Лисицын тогда выдвинул новые условия: нянчиться с местной принцессой он не намерен, но своими выходками она ставит под угрозу жизнь ребенка, а это уже совсем другой расклад. Генерал в очередной раз рявкнул на дочь и заявил, что она должна быть благодарна отцу, что он ей нашел такого сознательного и порядочного мужа. Благодарной Ирина быть не собиралась, но страх потерять ребенка и навлечь еще больший гнев со стороны отца пересилил – Тополев обещал лишить ее банковских карточек, а девушка слишком привыкла к красивой жизни. Однако до этого момента нервов было потрачено уже достаточно, и в результате мальчик родился слабеньким, и первые недели ему пришлось провести в больнице. Лисицын вспомнил очередную разборку, которую устроили дома новоиспеченные мать и дед, сражаясь за имя для наследника. Генерал требовал, чтобы мальчика назвали Виктором, как его славного деда, а Ирина, то ли в пику ему, то ли по какой-то другой причине, говорила, что назовет сына библейским именем Иоанн: ей, видите ли, оно очень нравится! Костя молча смотрел на эту перепалку, с ужасом осознавая, в какой семье придется расти его малышу, затем собрал документы и, ни слова не говоря, вышел. Вернулся он через какое-то время, бросил на кровать Ирине копию свидетельства о рождении и заявил, что ребенка зовут Лисицын Дмитрий Константинович. Мужчина до сих пор помнил, как зарычал тогда Тополев, схватив его за воротник куртки, и начал поносить, на чем свет стоит, называя сосунком, отщепенцем и прочими не очень ласковыми словами. Но Лисицын был невозмутим. Он и так отдал им себя на растерзание, но это не значит, что позволит глумиться над собой всю жизнь. Он играет роль добропорядочного зятя и мужа? Играет. Это его сын? Его. Значит, ему и решать, как будут звать мальчика. Обсуждать больше нечего. Немного успокоившись, Тополев был вынужден признать, что в конечном итоге Дмитрий неплохое имя, все лучше, чем Иоанн. Ирине было все равно. Ей вообще оказалась безразлична судьба ребенка. Она не планировала становиться матерью, она изначально хотела сделать аборт – она сразу об этом сказала. Отец решил за нее, значит, пусть сам и нянчит внука, а она еще молода, красива и энергична, чтобы похоронить себя под пеленками и погремушками. Лисицыну было откровенно наплевать, чем занимается Ирина, о чем он заявил им обоим. Его волновал сын, и он считал, что ребенку нужна мать. Тополева беспокоила репутация семьи – что станут говорить люди, если узнают об их внутренних проблемах. Так на троих был заключен пакт: Ирина могла вести свою прежнюю светскую жизнь, если это не помешает ей воспитывать сына; в уходе за младенцем ей будет помогать гувернантка, а если потребуется, то они еще наймут няню; со своей стороны, девушка обещала вести себя прилично, чтобы не бросать тень на доблестную отцовскую фамилию. Тополев было потребовал от нее верности мужу, но Костя усмехнулся, что ему фиолетово, что она делает со своим телом, если об этом никто знать не будет. Ему не улыбается, чтобы все вокруг считали его рогоносцем, да и для ребенка нехорошо, что у матери такая репутация. Лисицын словно очнулся, растерянно озираясь по сторонам. Опять воспоминания утащили его в другую реальность. На улице было уже темно, в парке не было ни души. Он встал, разминая мышцы, и молча побрел на выход. Все это время он жил ради сына. Костя быстро понял, что, по сути, ребенок не нужен ни его жене, ни тестю. Первая никогда его не хотела, а второму был важен статус, сам факт наличия внука. Мальчик воспитывался гувернанткой и няней, которые при всем желании не могли заменить ему мать, да и не горели они этим желанием – работали за зарплату. Лисицын старался проводить с Димкой как можно больше времени. В конечном счете, именно из-за него он попал в эту преисподнюю, в которой сын стал единственным светлым окошком. Возясь с малышом, Костя забывал об удушающей атмосфере особняка, мечтал, что однажды сможет вырваться из этой тюрьмы, забрав Димку с собой. А это генеральское семейство пусть живет, как хочет. Когда и как наступит такой день, он не знал, но сама мысль придавала ему сил терпеть дальше. Димка рос шаловливым и любознательным мальчиком, со своими светлыми волосами и яркими голубыми глазами он был похож на херувимчика с открыток, и Костя не мог понять, как сердце матери может быть таким жестоким. Ребенок был ее копией, разве что глаза… они были одинаковыми у обоих родителей, и Лисицын предпочитал считать, что глаза сыну достались от него. Мальчик любил отца самозабвенно, как могут любить только маленькие дети, наверное, потому что чувствовал в нем единственное искреннее существо в доме. Для майора эти отношения тоже стали отдушиной, помогавшей справиться с тяжелым чувством вины и тоски, камнем осевшими в его сердце. Счастливые воспоминания о ребенке были прерваны телефонным звонком. Генерал Тополев заявил, что решил устроить небольшие каникулы для всей семьи, что только что в его московскую квартиру прилетела Ирина с ребенком и няней и они ждут его. Костя выругался про себя, ответил, что скоро будет, и отправился в гостиницу собирать вещи. Он абсолютно не горел желанием перебираться в генеральскую квартиру, но оставлять Димку с ними одного он тоже не хотел. Наверное, поэтому Лисицын так долго ждал, чтобы приехать в Москву – почему-то страшно было за сына. Теперь он не был уверен, что поступил правильно, вызвавшись координировать операцию с бриллиантами, но тогда ему до боли хотелось увидеть Юлю. Даже если после этого появится желание застрелиться. На случившийся же поворот событий он явно не рассчитывал.