Ending 5.4.1

В раю все хорошо, В раю все в порядке. Каждый ли получил, что заслуживал? Когда ты находишься на грани между жизнью и смертью, то многое переосмысливаешь: свою жизнь, поступки, решения и мотивацию. Встреча со старушкой смертью заставляет нас по-новому взглянуть на некоторые вещи. Жаль, что это не относится к Дэвиду. Он просто был в коме. Его заключение состояло в кошмарах, где он бегал от кучи монстров пытаясь найти выход. Но он боролся, он пытался, он хотел выжить. Карабкался, цеплялся и хватался за свою гнилую, но какую ни какую, а жизнь. Может, это и была его попытка переосмысления жизни, может именно так его мозг решил показать то, как именно Девид борется. Вот ужасный монстр, возможно, это кто-то из давнейших знакомых, кто бесил парня, а вот и босс, наверняка это очередной дорогой друг или родственник. Где-то глубоко внутри Девид знал, что он должен пройти, должен выжить и отвоевать свою свободу. И он пытался. Правда пытался, так, как никогда в жизни: старательно, внимательно и по возможности хладнокровно. Но нервы - не корабельный канат, "рвутся" легко. Порой парень оседал на пол, обхватывал себя руками и тихо шептал, что это все не настоящее. Отчасти это было правдой - все это происходило в кипевшем мозгу, который пытался бороться не меньше Дэвида. Где-то внутри Лизерхофф понимал, что он не просто должен, обязан поторопиться, в противном случае время, что отпущено ему на спасение, пропадет. Почему-то Девид не удивился, что его главным врагом в конце, а он чувствовал, что это конец, оказался он же сам. Хотя, стоит удивляться? Кто загнал его в эту пучину отчаяния, одержимости и... Нет, Девид прошел слишком много, чтобы прямо сейчас остановится, сдаться или проиграть. Нет. Он должен бороться дальше. Мужчина подскочил на кровати с громким и протяжным криком. Он с пару минут судорожно дышал, его трясло, а перед глазами все плыло. Все хорошо. Он жив. Монстров нет. На крики Дэвида сбежался мед.персонал, обычные люди, не монстры. Хотя, Дэвид не знал, что они из себя представляют, поэтому не решался утверждать совершенно точно. Его радовало, что их внешность не была похоже на тех монстров, что создало его воображение ранее. Вот это действительно важно. Это главное. Подождите... как он тут оказался? Ах да, он же пришел сюда, чтобы... Но Девид не помнил, зачем он пришел сюда, кто он и теперь уже не помнил, почему он весь в холодном поту, почему сердце так стучит. Кажется, что с краткой комой, память Девида ушла так же бесследно, как день зимой. Он не помнил ничего из своей жизни, даже свое имя он вспомнил с трудом. И то, потому что смотрел телевизор в общей комнате для пациентов, где какого-то персонажа называли Дэвидом. Это побудило память припомнить, что имя мужчине знакомое, а после появилась твердая уверенность, что это его собственное. Своей фамилии, к сожалению, мужчина так и не смог вспомнить. Со временем, Девид свыкся со своим безрадостным положением: никто не подавал в полицию заявление о пропаже, похожего на Девида, человека, сам мужчина тоже ничего не мог вспомнить, идти ему было не куда, за душой ни гроша. Но закон подлости не был бы законом подлости, если бы регулярно и исправно бы не работал. Со временем Дэвида начали одолевать кошмары, приступы паники и бреда; ночами ему снилось, что он пытается сбежать, но как только он видит дверь, через которую можно было бы сбежать - проваливается в бездну. Девид попал в психиатрическую клинику. Мужчине там очень даже нравилось, все было не так уж и плохо, как он себе представлял: мед.персонал добрый, больные не такие буйные. Ну, по крайней мере, в том отделении, где был Девид. Кажется, больному становилось лучше; кошмары мучали его, но уже не с такой частотой, как раньше; он даже сам начал проявлять заботу о других больных и где-то в душе подумал, что они ему гораздо ближе здоровых, "нормальных" людей. Жаль, что у мужчины не было медицинского образования... или было? А кем он был? Жаль, что Девид так и не вспомнил, хотя, верно и не вспомнит. Последняя его попытка приоткрыть завесы разума как раз, и обернулась начавшимися кошмарами, после чего мужчина решил, что больше, пожалуй, он пробовать не будет; время начать новую жизнь. Он попробует, как-нибудь, какими-нибудь способами, но устроиться сюда работать, ведь ему уже лучше и его выпишут, именно такое заключение он сделал сам. Правительство, не смотря на то, что Девид числился практически бомжом, позаботилось о нем, но не готово все подать на блюдце. Лизерхофф и не против. Только бы ему разрешили тут остаться. Это место, правда, нравилось Девиду. Особенно один тихий пациент, которого мужчина видел каждый день. Он был в инвалидной коляске, замученный и одинокий. На вид ему, как дал сам Дэвид, около 25. Приличная щетина, впалые глаза, темные синяки. Как давно пацан не спал? Мужчина видел его каждый день в одной и тоже позе, у одного и того же окна, с тем же выражением лица. Он выглядел несчастным. А еще смутно знакомым. Может, это его знакомый из прошлой жизни, которую Дэвид не помнит? Лизерхофф никогда не отличался стеснительностью или неуверенностью, наоборот, излишняя харизма его сгубила. Что ж, пожалуй, это тот случай, когда тебе неловко подойти к человеку и заговорить; парень в оранжевой худи был слишком печален и отстранен от происходящего. Девид решил назвать его "Дак", мужчина понятия не имел, почему именно так, да и особо не мучился с этим вопросом. Каждый раз, как Дэвид видел "Дака", то прокручивал в голове их диалог. Он придумал ответы за "Дака", их реплики, реакции, как они станут друзьями. Дэвид сам придумывает "Даку" прошлое, причину, почему его "друг" в коляске, почему тут. Придумывает и фантазирует, но ничего не предпринимает. Дни следуют за днями, а "Дак" не видит ничего кругом, продолжая смотреть в окно, а Дэвид продолжает смотреть на своего "друга", так же мысленно ведя диалог: - Доброе утро, Дак, как твои дела сегодня? - О, все так же хреново,- отвечал сипло и болезненно "Дак", словно слова давались ему с трудом. - О, понимаю, бро, самого мучают кошмары, но думаю, что я с этим справлюсь. Дэвид улыбнулся очередному диалогу между ним и "Даком" Они были бы славными друзьями. Прошло несколько недель, Дэвид в очередной раз прогуливался по отделению, когда решил проверить "Дака", попутно думая над очередным диалогом. В последнее время Дэвид замечал, что ему надоедают его мысленные диалоги с другом и фантазия у него, оказывается, скудная на новинки. - Привет, "Дак", как твои дела? Но в ответ Дэвиду была тишина: парня не оказалось на месте. Вот его окно, оно закрыто, начищено, ждет друга Дэвида, но друга нет. - Прости, Дэвид, сегодня я не буду тут сидеть. Мужчина чувствует волнение. "Где Дак и почему он еще не у окна?". Дэвид сотворил свой маленький мир с придуманным другом, где есть точная внешность, но расплывчатый характер. Он так ничего и не узнал. Что-то в груди заныло, стало одиноко и холодно. Словно в одночасье Дэвид лишился смысла жить. Опустошенный и уже отчаявшийся, мужчина подошел к окну, где всегда в своем кресле-каталке сидел его друг, встал именно на то место. Посмотрев в окно, мужчина словно бы понял всю горечь и тоску мира: наступила осень, деревья потускнели, сбросив свои листья, те валялись на земле и медленно гнили, как гнила до недавнего времени душа Дэвида. - Дак, ты же просто опаздываешь,- утешал себя Дэвид,- или на процедуре, или... - Дэвид, что ты тут делаешь?- Мед.брат осторожно коснулся плеча Дэвида, на что он весь напрягшись, ответил неясным бормотанием, а после обернувшись к парню, осматривал, словно прикидывая, мол можно ли довериться такому человеку. - Я жду Дака. Он тут каждый день бывает.- Дэвиду очень тоскливо. - Дака? Каждый день тут... погоди-ка, парень в оранжевом худи?- изогнув бровь, мед.брат подумывал, что Дэвид мог иметь ввиду и какого-нибудь воображаемого друга. - Да, он самый,- Дэвид смотрел с надеждой на мед.брата. - Ааа! Саймон. Это Саймон Хенрикссон. Он попал сюда за несколько месяцев до тебя. - Саймон?- Мужчина испытал легкое разочарование, что не угадал имя, но "Саймон" ему нравился больше. Что-то было такое величественное. У Дэвида заныла душа, как она ноет, когда кто-то родной умер, но мы вновь его вспомнили. Мужчина и не понял, как он привязался к тому, кого не знает вообще, с кем даже ни разу не разговаривал, кроме как в воображении. Там "Дак"... Саймон, всегда был остряком и подшучивал над Лизерхоффом, а тот, понимая шутки и не обижался... Дэвид упал на колени и начал судорожно рыдать - он, в отличие от Саймона слез не стеснялся. Мужчине было горько: он расстроился из-за человека, которого не знает, он разочаровался, что жил фантазиями. И от чего именно горько больше всего, он не знал. Ударная доза успокоительного сделала свое дело и находящийся в неком изнеженном состоянии, растворившись в чувстве полного спокойствия и блаженства (как если бы Дэвид "покормил змею"), мужчина пялился в потолок. - Саймон... Сай-мон. Сааааймон,- Дэвид глупо захихикал. Он вспоминает. Мужчина припоминает, что у него была какая-то проблема с таблетками, и сейчас находясь в блаженстве, Дэвид понимал, что принудительно вводить его в состояние спокойствия - была большая ошибка. Побочные эффекты еще никто не отменял, как и накопление отравы в организме, который в отличие от мозга помнил удовольствие от препаратов и уже не важно: содержащих толику наркотических веществ или нет. - Дураки,- хихикал Дэвид. Всю ночь он не мог уснуть и мучился от ужасного жара, его лихорадило, как при приступе ангины. У мужчины снова были кошмары. Еще хуже, чем раньше: раньше он мог проснуться. Сейчас же Дэвид находился в сознании и смотрел прямо перед собой, не смотря на темноту, Дэвид сперва чувствовал, а потом и видел, что оттуда на него кто-то смотрит. Кто-то болезненный, осуждающий. Кто-то, кому есть что сказать. Губы Дэвида шептали что-то неразборчивое, глаза не моргая, напрягаясь смотрели перед собой, а руки вцепили в волосы и с силой тянули. Он не хочет возвращаться, он слишком привык к нормальной, здоровой жизни. Он не может здесь застрять, ему надо найти Саймона и попытаться пообщаться с этим парнем. Слишком долго Дэвид общался с ним в воображении. - Если ты пообещаешь...- начал кто-то незримый, мерзким и отвратным голосом. - ... я найду его, я спасу его.- Шептал Дэвид, продолжая биться в судорогах. - Я спасу тебя, дабы ты спас его,- чья-то рука показалась из тьмы и легла на глаза Лизерхоффа. Он с блаженством прикрыл их, а когда вновь его веки поднялись - было уже светло. Дэвид объяснял врачу, что у него непереносимость лекарств, аллергия, что угодно, лишь бы его ими не пичкали, но доктор почему-то отказывался верить: анализы ничего не вывели, как и то, что он когда-либо вообще принимал лекарства. Тогда мужчине ничего не оставалась, как рассказать правду, которая была, принята весьма безрадостно, но и без всякого удивления. - ... Саймон, где он?- Нахмурился Дэвид, совершенно резко меняя тему разговора. - Како... - Вы знаете, Пурнелл, Вы же и его лечите,- Дэвид судорожно ерзал на стуле, словно пятая точка резко зачесалась,- такой болезненный парень, в инвалидной коляске. Брови Пурнелла сошлись к переносице. Прошло много времени. Слишком много времени. Пурнелл не отпускал Дэвида, покуда тот полностью не излечился (но полного выздоровления не наблюдалось, мы все больны в той или иной степени). Лизерхофф успел многое сделать: проболеть, излечиться, получить паспорт, найти работу. Все это время Дэвида снедала совесть, душа ныла, и он не понимал причину своих мук. В голове мужчина неоднократно обдумывал, как навестит Саймона, но что он может сказать? - Привет, я тот мужик, что пялился на тебя сутки напролет, нет, ты не подумай, я не какой-то там педик, у которого стоит на калек с синяками под глазами. Я просто думаю, что мы можем стать прекрасными друзьями. Дэвид ударил себя по лбу рукой. Так он точно не должен представляться. Но ради всего святого, он же не может действительно заявиться к парню, чье имя и фамилию он узнал чисто случайно… Ладно, работая санитаром он смог прочитать историю Саймона, она его впечатлила... Нет, так тоже не пойдет. И Дэвид снова стукнул себя рукой по лбу. У мужчины складывалось чёткое ощущение, что он идет не узнавать, почему его снедает совесть, а к девушке, с которым у него будет первый раз. Поэтому Дэвид заскулил внутри, сжал руки в кулаки и решил просто идти напролом - он не кисельная барышня, а его остроумие его спасет. С каждый шагом, что он делал по направлению к дому Саймона, его уверенность уменьшалась все больше и больше, пока не дойдя до места, Дэвид не встал, как вкопанный. - Почему тут так много людей? Чего они тут столпились? Что ропочат? Почему так жалостливо и сострадающе смотрят? Зачем тут медицинская и полицейская машина? Что происходит? Сердце Дэвида, которое до этого, кажется, остановилось, сейчас начало колотиться как сумасшедшее, готовое вот-вот разорваться прямо в груди. Пересилив себя, Дэвид старался как можно тверже и увереннее ступать по земле, приблизился к толпе, уже четче слыша их ропот: - Такой молодой. - Хороший парень, знал его с рождения. - А ведь всегда был такой тихий. Что случилось? Почему? Краем глаза Дэвид заметил, как из дома выходят медики. Гул усилился, каждый тянулся и хотел получше рассмотреть тело юноши. Праздные и глупые зеваки. А вот Дэвид начал чувствовать, как мир крутится, к горлу подступает ком... и мужчину обдало холодом, словно на него вылили ведро воды. Он заметил серую худи, парень, что стоял все это время спиной к нему, словно почувствовал, что на него смотрят и обернулся. Он встретился взглядом с глазами Дэвида. Мужчину словно второй раз обдало, но уже горячей: на него смотрел Саймон, вместо глаз черные, пустые глазницы, сам он покрыт кровью и когда он улыбнулся, изо рта и откуда-то со лба хлынула кровь. Дэвид готов был выблевать свой ужин прямо сейчас, но взяв себя в руки, он расталкивал людей и подойдя к парню, резко схватил его за плечи, тряхнув. - Мужик ты чего? Наваждение спало, и вместо Саймона на Дэвида смотрел пацан лет 16, совершенно, ни капли не похожий на Хенрикссона. - Обознался,- Дэвид обернулся к дому, отпуская парня. Полицейский стоял у отцепления, карауля, чтобы никто не пробрался в дом. Было темно, холодно, лил дождь, и страж порядка сильнее натягивал на себя дождевик. Поразительно, но полицейский при таком дожде пытался покурить, хотя удавалось ему это плохо, что немало бесило. - Стой, кто идет?- Как по струнке выпрямился полицейский, заметив фигуру. - Я... простите, он был моим другом, я по привычке пришел сюда.- Дэвид вышел под свет фонаря. Отчасти он не врал: каждый день, исправно мужчина приходил к дому Саймона, стоял напротив окна и пялился, хотя то было завешено шторой. Полицейский изогнул бровь, осмотрел Дэвида и мужчина не понравился этот взгляд. Наверное, Лизерхофф параноил, но он отчетливо слышал не высказанный вопрос: "Вы что, того... вместе?". Дэвида передернуло. Он прекрасно знал, что испытывает чувство вины перед Саймоном, но не знал за что. - Столько лет дружить, а недавно я попал в...- Дэвид осекся, а полицейский будто бы проявил интерес, хотя на самом деле он пытался вслушаться, что бормочет этот придурок - из-за дождя ничего нельзя было толком расслышать. - Уехать пришлось, а его машина сбила, я не знал... вот в мозгу у него щелкнуло, память отшибло... ежели бы я знал,- зачем-то Дэвид пытался оправдаться и удачно соврать, но снова уставился в окно. Зрачки Дэвида расширились, а рот непроизвольно открылся. Полицейский проследил за взглядом Дэвида, но увидел только окно, за которым ничего не было видно и, пожав плечами, попытался докурить злосчастную сигарету. Дэвид снова увидел Саймона. В крови, но такого улыбчивого. Мужчина расхаживал по дому, осматривая его. Это дом Саймона. Дом, где он родился, вырос и умер. Дэвид внимательно осматривал его: тут все дышало историей. Дом продали слишком быстро - мужчина считал это оскорблением памяти, дом продали за бесценок - мужчина считал это плевком в душу. Дэвид следил за судьбой этого дома, он с трудом, но выкупил его, а кроме того, никто не хотел покупать место памяти - никому не нужен дом, где человека зверски убили, а потом еще прибавился труп в виде суицидника. Но Дэвид рад, что это место оставили прежним. Точнее, он так думал. Оттерли кровь, но ничего не выбросили, мужчина даже нашел старый фотоальбом. Присев, он миролюбиво смотрел фотографии, изучал, переворачивал читая надписи: Саймон 2 года, Саймон на выпускном... Фотографий не много. Фотографий Саймона, наверное, ненавидит это. А вот фотографий матери и какой-то девушки очень много. - Мама готовит. Мама поет. Мама смеется. Мама. Мама. Мама. У Дэвида вновь заныла душа, словно... словно это он отнял у такой красивой женщины сына. Он прикусил губу и убрал фотографии на место. Кажется, Пурнелл был прав, когда говорил, что до конца никого нельзя излечить и, мы все чуток, но больны. Хоть каждый по-своему. Похоже Дэвид болен в попытках познать кто такой Саймон Хенрикссон, откуда он его знает и почему при мысли об этом парне, мужчину гложет совесть и хочется волком выть. Выдохнув, мужчина потер переносицу и ощутил, как кто-то положил ему на плечо руку. Резко напрягшись, мужчина обернулся и выдохнул. Улыбнувшись мягко, он выдавил из себя: - Я знал, что ты еще тут. Можешь, убить меня или свести с ума, но теперь я точно буду рядом, "Дак".