Ending 5.4.1

«Мне так жаль. Мне, правда очень жаль, я бы хотел все вернуть и все исправить, но я не могу ничего поделать. Простишь ли ты меня когда-нибудь?» Ярость – это хорошее чувство, когда более ничего нет. Оно помогает тебе ощутить, что ты живой. Когда в твоей жизни происходит столько всего… ужасающего. Саймон не любит говорить о своем отце, матери или других родственниках, он вообще не любит говорить о себе. Когда кто-то пытается забраться тебе в душу, это удручает. Сейчас парень сидит в инвалидном кресле и без цели смотрит в окно, там светло, деревья словно танцуют от дуновения ветра, по траве спокойно ходят душевнобольные в сопровождении и без. Ходят. Они ходят. Могут стоять на своих двоих. Это все удручает и вводит в уныние. Хочется упасть, свернуться калачиком и рыдать, выпустить всю накопившиеся боль. Парень прикрывает глаза и вздыхает, тяжело и обреченно. Мир вокруг жесток и враждебен к тем, кто нуждается в помощи и Саймон прекрасно это понимает. После той аварии весь мир словно в одночасье отвернулся от него, покинув того, кто нуждается в капельке поддержки и понимании. Парень открывает глаза и виднеющаяся картина еще больше не радует его: люди, с ампутированными душами, не понимая всех горечей мира спокойно радуются солнышку. Сможет ли Саймон когда-нибудь снова радоваться? Сколько прошло времени он уже не помнил - для него целая вечность. Вечность в одиночестве, депрессии и не понимании. Каждый день проходит в самоуничтожающих вопросах и размышлениях: за что, почему, если бы, что случилось бы, возможно… Саймон ждет смерти, равнодушно или с иногда вспыхивающей в груди боли, но он ждет. Перед глазами очень часто стоит пелена – хочется разрыдаться, но слезы застывают там же, где и собираются. Сил для борьбы нет, одиночество делает свое дело, разъедая изнутри. Иногда приходит равнодушие, тогда становится легче, но это ненадолго. Саймон молод и эмоций у него, как и у любого человека, который не стал окончательно взрослым, но и не далеко ушел от подростка, много. Иногда голова совсем пуста, ни одной мысли или мелькнувшего желания. Так проносится день за днем. Час сменяет другой, а сама жизнь словно стоит на месте. Если бы Саймон стал бы описывать свое состояние, то это больше походит, словно ты упал в чан с тягучей жидкостью и пытаешься выбраться, барахтаешься, но все больше утопаешь в этом омуте. Только для парня этот омут являлся скоплением отчаяния и страха. Страха быть ненужным и обузой для тех, кого ты так горячо любишь. За окном все так же растет трава и цветут цветы, люди все так же живут. Только парень ни жив, ни мертв. Ком становится в горле, а глаза щиплет: хотелось бы выплакать всю боль, но что-то мешает. Сначала была ненависть, обида и разочарование, а сейчас только страх или, слава Богу, равнодушие. Когда ты настрадаешься, отмучаешься, приходит равнодушие. Возможно, Саймон мог бы смириться со своим положением, но разум штука коварная, а больной разум еще коварнее. Он подкидывает все больше воспоминаний из прежней жизни, мучительно мусолит каждую деталь, разбирает и снова пытает своим: "ах если бы...". Это сводит с ума и хочется выть волком, хочется вскочить и начать все рушить... но Саймон не может. Он прикован к этому чертову креслу и абсолютно бесполезен. Саймона снова одолевает буря эмоций, он сжимает руки в кулаки и скрипит зубами. Этот мир гнилой, невинные всегда страдают. Парень даже не замечает, что к нему подошла медсестра, она что-то пытается говорить, но ее не существует. Она простая декорация в театре боли и одиночества. Ей все равно. Всем плевать! Она молча катит кресло куда-то, кажется, Саймон знает куда. Вариантов не много: либо в его палату, либо к доктору. Ах, доктор. Его наставник... консультант, хах. Сперва Саймон ненавидел его. Этот старый ублюдок ничего не понимает. Он не понимает, какого Саймону! Какого это в столь юном возрасте быть калекой, когда ты уже ощутил вкус жизни, когда есть с чем сравнивать, а потом у тебя разом отнимают все! Он не понимает, какого это быть обузой для собственной матери! Какого это смотреть в глаза девушке, которую любишь до безумия, и видеть в ее глазах боль, отвращение и упрек! Упрек в том, что ты не сдох! Стал сраным калекой! Они не понимают! Саймон горько ухмыляется, чем немного озадачивает медсестру. Юная дурочка, возможно практикантка. Она тоже не понимает... вот если бы отнять у нее все, какого бы ей было. Саймон сам не замечает, что со временем все больше и больше начинает упрекать всех, даже не знакомых людей в своих горестях. Ему бы так хотелось заставить их всех страдать, страдать так же, как и он сейчас. Чтобы они все заплатили ему за то, как с ним обошелся этот сраный мир! Саймон вновь скрепит зубами. Нет, он никому не покажет своей боли, он не позволит видеть, как он страдает. Нет, они только и ждут того, как Саймон начнется плакать и страдать, нет, он не доставит им такого удовольствия. - Саймон,- голос доктора имеет приятные и успокаивающие нотки. Стоит ли удивляться? Какой бы из него вышел психиатр, если бы у него был, скажем, прокуренный или грубый голос? Конечно, его голос мягкий, приятный и он звучит так, словно он понимает, словно доктор сам все это пережил. Но нет, Саймон не купится на это, он не дурак. Парень понимает, что этот сраный доктор просто изучает его, как интересную зверушку, новый случай в практике. Внутри Саймон истерично смеется и ликует. Он разгадал замысел этого доктора. Вот и все, сэр доктор, Ваш коварный план не сработал. - Как ты себя чувствуешь? Болит ли голова?- Слишком много вопросов, доктор, слишком много их. - Саймон, я хочу кое-что тебе предложить, чтобы ты избавился, наконец, от меня, а я от тебя. Это все хлопотно и занимает поистине много времени.- Какой ужасный голос… мягкий и ужасный. Змея. Змея в шкуре человека. Саймон опускает голову и качает из стороны в сторону, словно хочет выбросить воспоминания. Он и не помнит ничего, ему кажется, что он не помнит, что делал пару часов назад или пару минут? Люди - странные создания. Саймон находится в своей палате, он снова смотрит в окно, но там уже пасмурно и темно. Кажется, скоро начнется дождь, теплые дни кончаются, скоро осень. Саймон не любит осень, она напоминает ему о том, когда начинался его ад, в этой тупой школе, с этими идиотами, но зато там была Софи. Это делало жизнь намного сноснее. На обходе и развозе лекарств, Саймон ведет себя спокойно, поэтому отчасти он любимчик у медсестричек и медбратьев. Больной тихий, который не буйствует и практически не говорит - сказка. Им все равно, как и Пурнеллу. Человека, который сидит в своем кабинете, пересматривает карточку своего больного и мечтает о том, чтобы избавиться от своего пациента. Пусть даже, если тот умрет. Врач вздыхает и тоже смотрит в окно. Небо заволокло тучами, вот-вот пойдет дождь. Пурнелл дает последние наставления и рекомендации матери Саймона. Доктор хочет, побыстрее отделаться от Саймона и ему все равно, что представляет из себя миссис Хенрикссон. Сможет она позаботиться или бросит его помирать – ему все равно. Женщина на грани слез. Она не понимает на что ей такое ничтожество и почему она должна возиться с этим бесполезным куском мяса. Саймон отсутствующим взглядом рассматривал свою старую комнату. Тут ничего не изменилось со времен его пребывания в больнице – матери невдосуг было избавиться от барахла ее ненавистного сына. Бросая взгляд на мать, он видит там презрение. Они все смотрят на него с призрением. В каждом взгляде осуждение: "Почему ты не умер? Почему ты еще жив?". Саймон становится горько, он орет на мать и требует убраться из его комнаты, его колотит, и он не слушает мать, которая что-то орет, должно быть проклятия. Парень неловко управляя коляской, грозиться задавить женщину, с трудом запирая дверь. Его колотит сильнее, он готов разреветься. Как, как собственная мать может ТАК смотреть на своего ребенка? Почему она тоже хочет, чтобы он... умер. Как и когда у Саймона на столе оказались тетрадь, ручки и скромный ужин, он не помнил, да и ему все равно. Парень никогда не был прихотливым; выбирать было не из чего. К тому же сейчас он боялся собственной матери: она хочет убить его. Отравить, столкнуть с лестницы, задушить, да как угодно, лишь бы отделаться от обузы. Саймон сгибается пополам, закрывая лицо руками, он не видит осуждающего взгляда, но чувствует его. Парень трясется и ничего не видит, он готов дать волю чувствам. Но не может, она не должна видеть его таким. Она и так ненавидит его за то, что он стал обузой, а если еще и мямлей… Саймон долго не может начать писать свою книгу. Он смотрит на пустые страницы, они смотрят на него и видно, не могут прийти к общему соглашению. Парень продолжает тупо смотреть перед собой, после же берет ручку и вертит ее в руке, в голове такая каша. Прикрывая глаза, Саймон думает, что он хотел бы написать историю своей жизни, как все произошло, исповедаться, но не знает, с чего начать. В голове у него была звенящая река мыслей, чувств, но произвести это на свет оказалось труднее. Эта река сливалась, давала новые русла или натыкалась на камни, трудно было отследить ее исток. Парень выдыхает и бросает ручку, руками протирая лицо и откидываясь в кресле назад. Если бы он пытался вспомнить, когда все пошло не так, то с чего бы он начал? Парень одиноко бродит по улицам и видит, как человек просит о помощи. Саймон бросается к нему, а после слепящая вспышка света. Это все, что помнит Саймон, но он старательно все описывает, начиная с того где он был и что чувствовал. Пурнелл просил написать книгу о чувствах, переживаниях и боли? Он получит ее. Весь мир узнает эту книгу. Все узнают, какого Саймону. Жаль, что самого парня начинает трясти и он снова с отчаянием, скрывает лицо в ладонях. В груди щемит и болит, трясет; хочется орать от боли, упасть на пол и корчится в агонии. Но Саймон только дрожит и скрипит зубами. Он не покажет своей боли кому бы-то ни было. Он стерпит. Он напишет книгу, напишет ее, чтоб все эти ублюдки поняли, какого ему. Как он мучается. Каждая глава дается с большим трудом, а дышать становится все труднее. Боль в груди усиливается. Сколько страданий Саймон вкладывает в эту книгу, сколько сожалений, сколько все плохого, что он видит и чувствует вокруг. Ненависть разгорается все сильнее, вытесняя равнодушие из груди. Парень все больше и больше впадает в отчаяние, книга словно засасывает его, она словно требует больше боли и страданий, Саймон должен продолжать, не смотря на то, что его трясет, не смотря на то, что хочется... Мать Саймона молчалива и бледна. Ее никчемный сын пытался покончить с собой. То ли злость, то ли разочарование одолевает женщину. Подумать только, этот выродок ни на что не способен. Ничего и никогда не может сделать самостоятельно, как же она устала от него. Почему она не утопила его еще в младенчестве? Она ненавидит его всем сердцем и жалеет, что столько времени потратила на него. Она желает ему смерти и если бы не обязанности, как матери быть с сыном, она бы бросила его. Но что скажут соседи, родственники? Лучше бы он сдох. Сначала он был на голову больным, а после еще и калекой стал. Злости женщины нет предела. Саймона смогли откачать, но отныне Пурнелл запер его в больнице. Парень стал более нелюдивым и замкнутым. Он больше не разговаривает и не реагирует. Зачем его спасли? - Твоя книга, гм, интересная,- Пурнелл перелистывает страницу за страницей. Ему не нравится, что Саймон выбрал красную ручку, ему не нравится такой размашистый и агрессивный почерк. Словно Саймону становится худше. Пурнеллу все равно, но он хотел бы избавиться от надоедливого пацана. Саймон пытался покончить с собой, что отчасти не может радовать доктора. Он выстроил прекрасную схему по изведению Саймона. Идеально, чтобы «случайно» довести его до самоубийства. Книга Саймона источает все больше ненависти, все больше упоминаний о том, что лучше бы было исполнить желание мира - убить себя. Доктор ликует. Когда Саймона откачали, он был нелюдимым и замкнутом, а сейчас и во все ушел полностью в себя. Софи навещает Саймона, но не из-за привязанности. Она хочет поиздеваться над ним, дать себе лишний повод повеселиться, смотря на забавную обезъянку. Она что-то рассказывает Саймону, но в ее глазах читается презрение, а голос источает яд. Парень изредка бросает на нее взгляд; ее пугают его огромные мешки под глазами, а эта щетина делает его слишком больным. Софи с омерзением отворачивается от парня. Эта чертова щетина делает его чертовски больным и замученным. Софи противно. Она ненавидит Саймона и тоже рада была бы, если бы он, наконец-то, покинул этот мир. Он мучает и себя, и Софи. Если бы он простил ее, если бы отпустил, им бы обоим было проще. Словно их связывает огромная цепь, которая не дает Софи сбежать, а парень сам ее сильнее натягивает на шею девушке. Она должна страдать. Саймон соглашается с этой мыслью всегда. Софи должна страдать, она должна прочувствовать, что чувствует он, когда его призирают и делают одолжение. Она же хочет его смерти. Хочет, тогда она сможет почувствовать себя не виноватой. Саймон готов исполнить ее мечту; отпустить просто Софи он не сможет, слишком он одержим ею. Софи навещает Саймона все реже и реже, а Саймон ненавидит Софи все больше и больше. Она хочет избавиться от него, он точно знает. Ее редкие визиты оканчиваются нервными криками Саймона и попытками напасть на нее. За окном валит снег, он медленно кружится, снежинки так легки и чисты, но Саймону это безразлично. Он всем корпусом склоняется над книгой и быстро что-то пишет, нервно ручкой рвет бумагу и шипит. Его переполняет ярость, гнев и ненависть. Он стал слишком раздражительным и буйным. Теперь он больше не любимчик и из трогательного мальчика превратился в монстра. Софи больше не приходит, а от матери нет никаких вестей. Но Саймону все равно, у него есть книга. В его книге Софи - ужасный монстр, что пытается его убить, его мать - та, кто бросила его и отказалась от него, а еще есть доктор, который не ясно чего пытается добиться. Да, книге нужен злодей с тайными замыслами и странным поведением, желательно, чтобы он еще немало портил жизнь хорошему парню. Хороший парень - Саймон. Он пытался помочь человеку, Саймона сбила машина, а потом он проснулся в переулке, где еще есть мать, что помнит о сыне, зовет его домой, но все это лишь приманка, чтобы угодить в ловушку. Саймон продолжает нервно рвать листы. Его колотит, трясет как в лихорадке. Голова словно разрывается от сотни мыслей. Они, как чертовы пчелы, все жужжат и жужжат, не дают сосредоточиться. Саймон шипит и хватается за голову, качается, что-то бормочет. Тишина, ему нужно немного долбанной тишины. Саймону выдают успокоительное. Насильно впихивают бедному и слабому калеке. Парень сопротивляется и орет, пытается упираться, ах, если бы его ноги могли двигаться... Саймона сковывает отчаяние и обида; они пользуются его беспомощностью. Они не хотят помочь, они хотят, чтобы он был тихим. Неожиданно антидепрессанты помогают Саймону, он словно познает мир, видит его правду. Он знал, что Софи его ненавидит, она хочет его смерти, как и Пурнелл, но сейчас таблетки позволяют мыслить ясно. Он все так четко осознает. Он знает, что он должен делать. Нет, он не должен умирать, Саймон хороший, он страдалец, на чью судьбу выпало много горестей. Главные злодеи Софи и Пурнелл, они притворяются, что хотят помочь, но они ненавидят его, они издеваются над ним, над тем, что он калека. Саймон уже знает конец своей истории. Злодейка Софи должна умереть, следом за ней и доктор. Это будет поистине отличная книга. Ни одна книга не даст Вам столько боли и страданий, ни одна книга так не погрузит в омут отчаяния. Если вы захотите... даже если не захотите, Саймон заставит вас страдать, он отомстит за то, что сделал мир. Кажется, разум Саймона мутнеет все больше. Таблетки дают не тот эффект и он украдкой ворует их, кажется, к его проблемам прибавилась и зависимость. Что ж, Саймону бы только дописать книгу, таблетки все ускоряют, словно бы они пробуждают мудрый голос, который подсказывает, что и как надо сделать. Саймон смеется, а затем начинает плакать, наконец-то, впервые он плачет горько и взахлеб; ему очень одиноко и тоскливо. Он все сильнее ощущает одиночество, он просто уже не может держаться, он чувствует, что еще немного, и он предпримет... четырнадцатую попытку самоубийства? Пурнелл, ты был очень щедр, когда все же не приказал Саймона укутать в смирительную рубашку. Это было бы жестоко, беспомощный инвалид, который не только ног, но и всего не сможет чувствовать. Ты же знаешь, что он впадает все большее в депрессию. Он и так чувствует себя бесполезный куском говна. Кажется, что вся твоя методика делает только хуже. Это и был твой план? - Забавно, что единственный человек, который хотел мне помочь - сделал все только хуже,- тихо произносит Саймон начиная заканчивать свою книгу.- Хотя действительно ли ты хотел мне помочь? Может быть, может быть… Потрясающе, убить доктора его же средством - чертовыми таблетками. Уже все газеты пестрят постером, что доктор найден мертвым. Отчасти Саймон доволен. Сукин сын мертв, парень только жалеет, что тот мучился не так долго, как хотелось бы. Немного и книга будет окончена. Саймон отрывает взгляд от книги и смотрит в сторону ванной. Там Софи, изуродованная, кажется, парень несколько перестарался, но это уже не важно. Саймон рад, что смог забрать их с собой. Жаль. Очень жаль, что он не может забрать кого-нибудь еще с собой. Саймон заканчивает книгу и вместе с тем предсмертное письмо, а после берет в руки пистолет, который его милая матушка прятала в шкафу, и открыв рот... У всего есть две стороны: то, как мы хотим видеть и то, как все на самом деле. Чтобы увидеть правду, нужно отпустить свой гнев и свою боль. Убейте монстра и поверьте людям, что хотят помочь, только так вы получите то, за что боролись. Simon, sorry, this is not 4 ending.