Жар-птица

Доподлинно неизвестно, кто был первым одержимым и откуда вообще берёт своё начало эта, без всякого сомнения, чернейшая магия. Но уже во времена основателей Хогвартса имелись достоверные доказательства существования одержимых, и даже со времен короля Артура и наставника его Мерлина сохранились некоторые свидетельства о людях и тварях, захваченных чужим духом. Так что же такое — одержимость? Одни считают ею любую форму помешательства, когда человек резко меняет своё поведение, становится сам не свой. Другие говорят, что будущих одержимых захватывают неупокоенные привидения и духи, жаждущие вновь почувствовать вкус жизни, но только усиливающих этим своё страдание. Третьи и вовсе утверждают, что в одержимых превращаются под влиянием так называемых демонов, исчадий ада из религиозных верований простецов, хотя и по сей день не было найдено ни одного достоверного доказательства их существования. Тем не менее, все свидетельства сходятся в одном: одержимым становятся, когда в тело живого человека либо в его труп проникает чужой дух. В случае с живыми, как и в любой форме подобного симбиоза, одержимость приводит к неосознанному "обмену" главными чертами каждой души, иногда — к полноценному, но нестабильному слиянию двух в единое. Некогда спокойный и добродушный человек под влиянием гнева подселившегося вскоре начинает испытывать приступы неспровоцированной ярости и проблемы со сном, его характер постепенно становится всё хуже и хуже, наконец, он и сам становится опасным для окружающих. Согласно сохранившимся задокументированным случаям, почти все подобные слияния приводили к абсолютному безумию и смерти. Это и неудивительно, если спросите — человек сам с собой не всегда находится в ладу, что уж говорить про двоих постоянных конкурентов? Очень часто подобный симбиоз принимает паразитическую форму: в этом случае одержимого становится легко опознать даже без надобности в постоянном присмотре. Дух-паразит, вселившись в новое тело, не только влияет на душу своей жертвы, но и начинает выпивать энергию из своего "хозяина". Если таким хозяином стал простец, то через неделю он, ранее полный сил, становится похож на старика, а уже через месяц становится заметна сильная деградация тканей тела, гниение, выпадение зубов, постоянные открытые и внутренние кровотечения. Человек начинает выглядеть подобно инферналу. Это происходит благодаря тому, что в простецах нет магической энергии, и дух сразу присасывается к энергии, содержащейся в крови и самом теле, истощая жизненные силы хозяина. Подселение паразита в мага даёт последнему лишь небольшую отсрочку: прежде чем взяться за энергию крови, дух досуха выпивает магические силы своего хозяина, неотвратимо приводя его к смерти. Но паразитам всегда мало имеющегося. Подобные сущности всегда испытывают страшный голод и тоску по теплу жизни, которые и вынуждают их причинять вред человеку и которые делает их не менее, а иногда и более опасными, чем иные твари. Но не только подобные духи-паразиты опасны. Иные свидетельства гласят, что даже обычные, жаждущие недостижимого — вновь почувствовать себя живыми — духи ради этого желания могут творить чудовищные поступки. Например, вытеснить настоящего владельца тела, чтобы обрести над ним абсолютный контроль. Или обречь на смерть других ради собственного подобия жизни: достаточно вспомнить епископа Пьера Кошона и герцога Сомерсетского Генри Бофорта, усилиями которых была отправлена на казнь едва не раскрывшая епископа Жанна д'Арк. Лишь очень немногие жертвы одержимости в результате симбиоза обменивались исключительно положительными чертами и могли продолжать обыденную жизнь. В основном, подобные рассказы и слухи доносятся до нас из индийских и тибетских монастырей. Но задокументированных подобных свидетельств лишь единицы, покуда историй, что описывают духов-убийц и их злодеяния над природой — сотни и тысячи. К счастью, от подобного зла можно спастись, и изгнание духов-паразитов имеет несколько воплощений. Магглы приспособили для этого религиозные ритуалы с применением святой воды и распятий. Среди магов же нужным умениям учат школы некромантии и тёмного колдовства, известны подобные практики восточных целителей. Доподлинно неизвестно, как до "подселения" отличить таких духов и паразитов от обычных добропорядочных привидений. Бытует мнение, что черта одержимости свойственна тем, кто перед смертью нёс на себе бремя тяжкого греха, не смог примириться с собой либо при жизни совершил чудовищное злодеяние... – Чудовищное злодеяние? – пробормотала Ева, разглядывая анимированную иллюстрацию одержимого в приступе гнева. Даже на картинке неестественно искаженное лицо пробирало до мурашек по всему телу; Еве казалось, что она слышит его рёв почти вживую. – В таком случае, неудивительно, что он выглядел словно ходячий труп. При таком паразите, на счету которого сотни, если не тысячи, жертв... К счастью, ведьма-продавец в книжном магазине "Флориш и Блоттс" была отвлечена разговором с другим клиентом, поэтому неудобных вопросов к девочке-второкурснице ни у кого не возникло. Ева совершенно не была уверена, что сможет во второй раз провернуть трюк с навешиванием лапши на уши, как она это сделала с Кэти и Чжоу. И да, это были летние каникулы 1992 года, и Ева Поттер уже проводила их... за книгами. Первую неделю после возвращения из Хогвартса рейвенкловка честно старалась провести как обычный школьник. То есть радоваться возможности отдохнуть, бездельничать и предаваться развлечениям. Но реальность, видимо, подсмотрев в прошлому году этот жест у леди Фортуны, живенько повернулась к девочке пятой точкой. Возможность отдохнуть сорвалась первым же утром. В Хогвартсе, как в школе, просыпаться требовалось строго по графику, чтобы успеть собраться, позавтракать и успеть на первый урок. И Ева, хоть и не испытывала дискомфорта от такой жизни (не считая ночной астрономии по средам, но за год ко всему привыкаешь), всё же попыталась поспать дольше обычного. Реальность показала фигу. В первый же день Ева проснулась ровно без десяти семь безо всяких будильников, совершенно без сна ни в одном глазу. И на следующий день, и на следующий за ним. Возможность бездельничать сорвалась самой Евой. Было жутко непривычно, что мозг или руки не загружены хоть какой-то деятельностью, и уже на третий день каникул у Евы страшно зудели руки и мозги, требуя хоть какой-то деятельности. В конце концов, рейвенкловка заметила, что невольно перечисляет в уме все необходимые компоненты для усыпляющего зелья, их нужные пропорции и последовательность их использования, а потом и вовсе с изумлением обнаружила себя над котлом зельевара, уже наполненным водой. Кроме того, мозг, не занятый чем-либо трудоёмким вроде экзаменов, тоже выкинул фортель и очень быстро вернулся к политике "а не пощекотать ли нам нервишки на ночь?". Вновь вернулись кошмары, и Ева опять просыпалась посреди ночи после почти реальных, ощутимых кожей обжигающих ледяным холодом зелёных вспышек и яростных красных глаз Волдеморта. После такого о возможности отдохнуть не могло идти и речи, и если раньше Ева хотя бы высыпалась, то теперь к утру она чувствовала себя разбитой, а спустя некоторое время у неё под глазами залегли глубокие тени. Вкупе со свежеобретенными шрамами на щеке и общей бледностью вид девочке они придавали довольно пугающий, отчего она взяла привычку ходить по улице исключительно в кепке с козырьком, надвинутым чуть ли не на нос. Последним шансом стало отвлечение на развлечения. Но Ева, до этого не сильно увлекавшаяся этим аспектом жизни магического мира, с неприятным удивлением обнаружила, что развлечений в магическом квартале Лондона оказалось как-то... маловато. В Косом переулке, главной торговой улице Волшебной Британии, были чайная и кафе-мороженое Фортескью, но для них нужны были деньги, которые Ева тщательно экономила. В Лютном переулке, очевидно, малолетней девочке делать было нечего. Даже если отбросить мрачность улочки, начинавшейся прямо от перекрестка, и довольно жуткие слухи о её населении, тамошние развлечения, как знала Ева со слов Тома, подходили только взрослым. Хотя была у Евы мысль посетить местный тату-салон... если только в магическом мире нет целого класса волшебных татуировок — тогда только после полного изучения соответствующей литературы. В Горизонтальном переулке[1], пересекавшемся с Косым у банка Гринготтс по его левую сторону, были исключительно мелкие магазинчики и жилые дома. Кроме того, это была центральная улица одной из трёх жилых зон волшебников, постепенно образовавшихся вокруг банка Гринготтс за время его существования; и хотя прогулки по нему были познавательными (можно было увидеть самые настоящие наслоения архитектурных стилей, подобно кольцам у деревьев отходящих от центра к окраинам), ничего особенно интересного ни он, ни прочие жилые зоны из себя не представляли. Разве что Ева узнала, где проходит граница между волшебным Лондоном и Лондоном обычным — то была обычная каменная стена в десяток футов высотой, которую при необходимости в расширении жилого пространства раздвигали волшебством. Сами же жилые зоны были спрятаны от обычного мира пространственной магией; очевидно, всех волшебников нельзя было поселить в одном только Косом переулке. А на Каркиттском рынке, через который проходил Горизонтальный переулок и который был центром его жилой зоны... ну, это был рынок. Бесспорно, это было очень интересное место, и Ева с удовольствием потратила целый день, чтобы посмотреть на работу настоящего волшебника-кузнеца, едва суметь оторвать себя от витрины соседствовавшего с ним ювелира (но у него и правда были чудесные украшения!), втихую посмеяться над Музеем Маггловских Чудес (в котором электричество всерьез подавали как мерлиново чудо, кассетный плеер называли проделкой фокусников, а обыкновенную микроволновую печь считали едва ли не нарушением Статута о секретности — ведь она нагревала еду без огня!) и осмотреть магические музыкальные инструменты. Продавец в последнем магазине, кстати, очень высоко оценил флейту Евы, назвав её "работой как минимум достойной", и даже заинтересовался именем мастера, который её сделал; Ева, однако, сослалась на то, что это был подарок, а его автора она не знает. Девочка не была уверена в дальнейшем развитии дела: Хагрид-то, конечно, обрадуется похвале в свой адрес, но кто знает, как ему тут будет работаться? Лесничий ведь очень любил Хогвартс. В общем, да, рынок был интересным. Даже очень. Но всех достопримечательностей рынка, переулков и жилых зон хватило только на одну неделю, и на этом первооткрывательство закончилось. К досаде Евы, несмотря на всю интересность волшебных магазинчиков и лавок, ничего особого ей не приглянулось. В итоге, начало каникул как-то не задалось. А к началу второй недели каникул Ева поняла, что с такой депрессией долго не протянет. Дошло до того, что пробуждение от последнего кошмара девочка встретила не только вскриком и подскоком с кровати, но и огненной вспышкой, слетевшей с рук. К счастью, огонь просто растворился в воздухе и только перепугал бедного Гарри. Но это уже было совершенно однозначным звоночком: ей нужно было срочно отвлечься. В идеале, наконец чем-то себя занять. Вечером того же дня Ева спустилась к Тому и попросила вновь нанять её на подработку, как прошлым летом. Она выдержала полчаса активных споров и упёртость владельца "Дырявого котла", сравнимую с таковой у самой Поттер, но настояла на тех же условиях: три сикля за вечер на руки, остальное — в счёт оплаты проживания. Горбун, относившийся к девочке почти как к родной дочери, настаивал на бесплатном проживании и полной оплате труда; однако Ева, даже жутко смущенная подобным отношением, твёрдо отказывалась. У неё, конечно, особые обстоятельства, но не настолько, чтобы злоупотреблять чьей-то добротой! А вторым срочным занятием ума... Тут всё было очевидно. "Если уж мой неуёмный мозг сам не хочет отдыха своей хозяйке, – мрачно рассуждала Поттер, – то кто я такая, чтобы ему отказывать?" И рейвенкловка по уши погрузилась в учёбу.

***

Уизли под номером шесть, повези ему встретиться с Евой тем летом, живо бы вспомнил те несколько дней, которые он провёл с ней бок о бок в Больничном крыле после собственной вылазки в Запретный коридор — а вместе с ними и все характеристики, данные им тогда же. Потому что мисс Поттер в то время словно вновь оказалась в Хогвартсе, и если её кто-то и видел вне рабочего времени, то либо читающей, либо пишущей, либо колдующей. "Ева Поттер — это диагноз, – шутила про себя рейвенкловка. – Опасно, передаётся воздушно-капельным путём!" Сама Ева о реакции рыжего недоразумения не заботилась. И о самом Уизли бы не вспоминала, если бы не один случай. Так получилось, что пока Ева проводила ту ночь в компании полосы препятствий и обезумевшего Волдеморта, Уизли-шесть, Лонгботтому, Грейнджер и Малфою таки назначили наказание за инцидент с драконом Хагрида. Их всех под присмотром лесничего отправили на прогулку в Запретный лес. На этом моменте Ева была настолько ошеломлена, что даже забыла о тогдашней депрессии и ещё минуту пыталась убедиться, что слух её не подводит. Однако Уизли-шесть был всё так же громогласен, и слышал его среди общего гвалта не только гриффиндорский стол, но и все соседние. И никто не удивлялся, что в качестве наказания их отправили погулять по, подумаешь! — смертельно опасному лесу! "Я определенно чего-то не понимаю в этом мире", – только и могла решить для себя Ева. Потому что такая воспитательная мера была уже за гранью не только логики, но и просто разума. В Лес с Хагридом ученики отправились искать раненого единорога, которого намедни приметил лесничий. Но поиски затянулись, и в какой-то момент Хагрид решил разделить силы для лучшего розыска. Оставив с собой Гермиону, он отправил остальных гриффиндорцев и Малфоя в компании своей собаки по другому маршруту. Для последних поиски таки увенчались успехом. Трое учеников, не считая собаки, нужного единорога нашли. Мёртвым. Зрелище было ещё более печальным, поскольку тело прекрасного животного нашли на полянке, освещаемой светом полной луны (Уизли так красочно расписал этот момент, что у Евы от жалости даже на секунду защемило сердце). А над тушей единорога они нашли... нечто. В чёрном-чёрном плаще, жуткого до смерти. В руке неизвестного сверкал серебром и тёмными пятнами нож. И это "нечто" пило кровь единорога прямо из его раны. Неизвестно, каким местом думал тогда Малфой и думал ли он вообще, но блондинчик, не мудрствуя лукаво, поднял истошный крик и ломанулся назад в Лес. "Нечто", перепугавшееся визга школьника и смекнувшее, что его спалили на месте преступления, обронило нож и очень быстро сделало ноги, напоследок злобно сверкнув красными глазами из-под капюшона. А дальше и вовсе началась какая-то совершенно невероятная вакханалия, состоявшая из прискакавших на крик кентавров, гигантских пауков, поначалу позарившихся на лёгкую жертву в виде школьников, и эпической битвы этих групп существ. Малфоя после рассказа быстро подняли на смех. Блондинчик плевался ядом (почти буквально) и оправдывался, что Уизли сам визжал, словно это его то чудище резало, а не единорога. И вообще, кто бы не испугался непонятной твари, покусившейся на кровь единорога, да ещё и вооруженной? А вот рассказам Уизли, что это был не кто иной, как сам Тот-кого-нельзя-называть, не верили и только снисходительно улыбались. Рональд попытался было получить поддержку Невилла, но Лонгботтом, увидев такое жуткое зрелище, просто хлопнулся в обморок прямо на поляне и благополучно пропустил всё "веселье". А Клык, пёс Хагрида, говорить как-то не умел. А Ева, в свою очередь, быстро сложила два и два и поняла, кого ей стоит благодарить за ту "весёлую" ночь. От осознания и последовавшей за ним злости по её рукам вновь заструилось знакомое тепло, готовое сорваться с её рук... и почти сразу же перестало. А что ей было взять с этих... идиотов? Как бы велика ни была её злость, Уизли и Малфой действительно не знали и не могли знать, к чему приведёт их находка. Поэтому Ева ограничилась лишь едкой насмешкой, когда Уизли-шесть самодовольно попытался заявить ей — причём тогда же, в Большом зале — что он-де тоже встретился с Волдемортом, и ничего страшного в нём нет. – Не вопрос, Уизли, – пожала тогда плечами девочка. – Следующего Тёмного Лорда, коли такой объявится, я сразу перенаправляю к тебе. Народ в Большом зале, видимо, прекрасно представил себе последствия этого — потому что уже через секунду хохотал весь слизеринский стол, сдержанно посмеивались её товарищи по Рейвенкло, и даже гриффиндорцы были не на стороне побагровевшего недоразумения. А потом, как оказалось, дуэт разноцветных идиотов и вовсе подал Еве одну отличную идею. Косвенно, конечно, но всё же подал. Составляя план на месяц, Ева неожиданно для себя пришла к интересному решению. Если уж её мозг так донимает её видениями той ночи, то почему бы не поддаться ему и хорошенько её не разобрать? Тем более, "наполнение" событиями и всякими интересными штучками у той ночи было, так сказать, под горлышко, и рейвенкловке было что изучить. И Ева изучала. Она читала о чарах анимации и оживления предметов (и ведь не скажешь с первого взгляда, что они могут быть настолько сложными!), о рунах, о трёх Непростительных заклятиях (вторым из которых, Круциатусом, её пытал Волдеморт, а третьим – Авада Кедавра – пытался убить уже дважды), даже просто о волшебных шахматах... и так она дошла до явления одержимости. А от него, в свою очередь, возникло любопытство касательно привидений. Согласно книгам и бестиариям, привидениями являлись, цитата, "отпечатки покинувших землю душ", причем исключительно душ волшебников. Альтернативное мнение из той же книги про одержимых гласило, что то были не отпечатки, а полноценные души, которые в силу тех или иных событий либо по собственному желанию остались существовать в реальном мире. Но дальше противоречия только усугублялись. По первой версии, привидения могли существовать в принципе свободно, то есть не ограниченные какими-либо границами, и до живых им дела не было; по второй же, все потусторонние сущности были вынуждены крутиться возле Источников либо Мест Силы, то есть точек, в которых велика концентрация магии ("Или энергии", – мысленно дополнила Ева). Если же привидение либо дух удалялось от них на слишком большое расстояние, то ему грозило очень быстрое развоплощение... если только оно не находило себе другой источник энергии. "И тогда здравствуй одержимость! – Ева содрогнулась: воображение опять сыграло с ней злую шутку и подставило на место жертвы саму рейвенкловку. Со всеми соответствующими атрибутами одержимости. – Только тогда что выходит, все привидения поголовно склонны к одержимости?" Ева припомнила призраков Хогвартса. Но как бы она ни пыталась, в этот раз её воображение совершенно не желало делать монстров из Сэра Николаса, Толстого Проповедника и Серой Дамы. Даже Кровавый Барон, жуткий призрак Слизерина, при всем его виде не тянул на эту роль. А вот полтергейст Пивз... он вполне мог. Эта вечная головная боль Филча вполне вписывалась в образ духа одержимости, которому просто повезло присосаться к Источнику Хогвартса. "А может, правы оба автора? – Ева задумчиво провела карандашом по губам, затем выпрямилась, захрустев затекшей спиной. – Может, одни призраки — это именно безвредные отпечатки, а вторые — именно духи одержимости? Но как отличить одного от другого?" И опять она оказывалась в тупике. Здесь было слишком много противоречий. А разрешить их могли только сами привидения. Разговором... или экспериментом. Одна только беда — ближайшие привидения были как раз в Хогвартсе, и Ева, несмотря на любопытство, как-то не горела желанием быть здесь первооткрывателем. – Вот нельзя было с самого начала упорядочить, а? – Ева раздражённо фыркнула и откинулась на кровать. – Сказать, что есть обычные привидения, а есть агрессивные захватчики, среди которых, в свою очередь, есть просто захватчики, а есть паразиты, голодные до твоей энергии. Но не-ет, зачем нам логика? Пусть у читателей создаётся впечатление, что каждое встречное привидение хочет отнять у них тело. Все злодеи, как на подбор. Волдеморт отдыхает. Гарри, дремавший на её подушке, согласно мяукнул. Ева ещё раз пробежала взглядом тот отрывок, переписанный в её тетрадку. Всё-таки да, пристрастие автора было налицо. "Чернейшая магия" (и это когда призраки совершенно не умеют колдовать... или это имелась в виду их природа?), затем подробные описания про то, какие плохие и злые духи одержимости и как от них страдают люди... а под конец ещё и обычных привидений к ним ненавязчиво примешал. А на положительные моменты один крохотный абзац. И то, только "слухи" и "рассказы". А если ещё припомнить легковерность населения магического мира — ведь поверили же, что годовалая девочка сама по себе убила Волдеморта! — то после таких книг против привидений наверняка можно было крестовые походы собирать. Даже Ева, привыкшая на всё смотреть критически, сама едва не начала подозревать призраков Хогвартса. "Но вывод сделать всё же можно, – подвела черту в записях Ева. – Даже если этот автор прав, и между привидениями и духами одержимости нет никакой разницы, то в пределах Хогвартса я всё же в безопасности". Потому что Хогвартс всё-таки был Местом Силы, и Ева в иной день действительно чувствовала его мощь и всю его магию практически собственной кожей. Но это "если прав"... Тем не менее, пара ласковых авторам книг магического мира всё же досталась. Нет чтоб перенять систематизацию знаний у обычных людей и научиться нормальному научному стилю! Застряли тут в своём средневековье... От вопроса одержимости рейвенкловка опять вернулась к вопросу Волдеморта. Но в этот раз её интересовал не только вопрос его симбиоза с Квиреллом, но и сам тёмный маг. "Знай врага своего" — так ведь говорят? И если до той встречи Ева даже не подозревала, что может ещё раз встретиться с Волдемортом воочию, думала, что он погиб много лет назад, то теперь... Теперь она знала, что смерть в волшебном мире — это ещё не конец. И она не собиралась повторять свою ошибку, влетая в новую встречу с ним с палочкой наголо. "Расцвет и падение Тёмных искусств" в этом плане послужила хорошим источником информации для рейвенкловки. Последнее издание книги, помимо всех прочих известных и не очень тёмных волшебников, довольно подробно описывало период борьбы Волдеморта с Министерством — тот самый, который позже назовут Магической войной[2] — и теперь Ева могла воочию увидеть и представить то, что кратко и мрачно описывала Кэти в прошлом году. Волдеморт и его сторонники, называвшие себя "Пожирателями смерти", в те годы творили самые настоящие зверства: убийства неугодных магов и пытки магглов для собственного развлечения, похищения и порабощения людей магией, после которых они нападали на своих же близких, нападения великанов и дементоров на целые поселения, кровавые ритуальные акции по особенным датам... Желудок болезненно сжимался, а дыхание местами и вовсе перехватывало, но Ева, стиснув зубы, продолжала читать дальше и анализировать. Сам Волдеморт появлялся на поле боя нечасто, и свидетельств о его умениях сохранилось крайне мало — ровно столько, сколько могли поведать единицы выживших после встречи с ним. Здесь, кстати, нашло место упоминание Джеймса и Лили Поттеров, а также Фрэнка и Алисы Лонгботтом — четырёх отважных храбрецов, что трижды сходились в схватке с Волдемортом лицом к лицу, и трижды выходили из них если не победителями, то уж точно не проигравшими. Ева, глядя на портреты своих родителей, грустно улыбалась; портреты, словно узнавая её, так же грустно улыбались ей в ответ. Пальцы каждый раз тянулись прикоснуться к ним, почувствовать... но каждый раз Ева поспешно отдергивала руку и закрывала глаза. Это были лишь нарисованные картинки, говорила она себе. Не её настоящие мама и папа. Тем не менее, даже такая скудная информация о Волдеморте дала рейвенкловке почву для анализа. Исходя из неё — а также исторических описаний — Ева сделала вывод, что Волдеморт предпочитал не действовать напрямую, ни на поле боя, ни в стратегическом плане. Его последователи почти никогда не ввязывались в прямые столкновения с Министерством, предпочитая внезапные атаки и акции террора, а при появлении авроров – отступление; сам Волдеморт появлялся в бою лишь в особых случаях, подобно вселяющему в противника животный ужас знамени... или как решающий перевес в, казалось бы, уже обреченном сражении. Даже в Хогвартс он прибыл скрытно, в теле профессора Квирелла, и вернулся в школу, только когда Дамблдор отсутствовал в нём и когда возникла угроза его обнаружения. "Значит, и сейчас нужно ожидать таких же скрытных атак, – сделала вывод в тетради Ева, обведя выжимку из книги в кружок и соединив её с ним стрелочкой. – Постоянная бдительность". Спасибо, профессор Квирелл. Хоть чему-то полезному вы сумели научить напоследок. Если же дело дойдет до открытой схватки... здесь Ева была мрачно-однозначна: вторую, точнее, третью встречу лицом к лицу с Волдемортом она уже не переживет. И с его приспешниками — тоже. В первый раз её спасло... что-то — то, что отразило смертельное проклятие обратно в Волдеморта. Во второй раз её спас личный козырь — её таинственная огненная сила, в один момент перешедшая на следующий уровень и задавившая ослабленного, практически уже мертвого Волдеморта голой мощью. Но в третий раз... аналитика Евы в тетради была беспощадна: в третий раз Волдеморт будет готов и к этому козырю, и к самой встрече. Он будет в самом расцвете сил — либо на достаточном уровне, чтобы перебороть её — и у него будет что-то, что сможет парировать её огонь. Что могла противопоставить этому Ева? Ответ был предельно лаконичен и жирно подчеркнут двойной линией: ничего. За прошедший год она ни на шаг не приблизилась к пониманию природы её таинственной силы, и она не знала даже простейших защитных заклинаний. Хоть к Дамблдору за защитой обращайся... Ева замерла от этой внезапной мысли, затем негромко фыркнула. Нет. Фанатично-бездумно отказываться от этого она не станет, но этот старый пердун будет самым последним вариантом, к помощи которого она прибегнет. Вопрос паразитизма Волдеморта, впрочем, тоже интересовал Еву; с него, в общем-то, всё и началось. То, что он не умер, Ева даже не ставила под сомнение — если этого тёмного мага не убило в первый раз, то и вторая попытка вряд ли поставила окончательную точку. Прибавить к этому любовь Волдеморта к партизанской тактике, ударам исподтишка... ждать ещё одного одержимого? Или же он придумает что-то ещё? Что-то более надежное? Здесь Ева могла только досадливо выругаться вслух: как же, чёрт подери, мало она знает о волшебном мире! К тому же, даже эта его одержимость... Проклятый колдун в ту ночь хоть и подпадал под описание такого духа, но... Ева не знала, как это выразить и чем обосновать, но что-то здесь было не так. Была какая-то... ниточка, маленькая зацепочка на самой грани сознания... что-то, что заставляло интуицию Поттер говорить: это был не дух одержимости. Что-то другое. Что-то, куда более близкое к живым. Однако единственной зацепкой, и то, очень натянутой, был её шрам, который страшно болел и даже кровоточил поблизости от Волдеморта, но который совершенно не реагировал на других привидений. А без знания, от чего отталкиваться, без этакого опорного плацдарма, Ева была обречена блуждать впотьмах. Или, подобно Грейнджер, перекапывать тонны всевозможной литературы в поисках того-не-знаю-чего. "Ладно. По крайней мере, у меня есть мой личный вредноскоп, настроенный непосредственно на Волдеморта, – невольным движением Ева почесала шрам на лбу. – Буду надеяться, что он сработает и во второй раз". Поэтому, поставив в качестве промежуточного итога большой знак вопроса, Ева переключилась на последнюю загадку той ночи. Философский камень. Одна большая загадка, приправленная сотней маленьких. Артефакт, согласно легендам превращающий любой металл в чистое золото и являвшийся ключевым компонентом эликсира бессмертия. В отличие от Хогвартса, в магическом Лондоне Ева могла искать информацию по нему достаточно свободно, не опасаясь, что подобными поисками наведёт на себя подозрения: в конце концов, о чудесном философском камне здесь даже складывали сказки. И источников информации здесь было больше: сразу три книжных, по одному в Косом и Горизонтальном переулках и на Каркиттском рынке. Но откровений и новых подробностей Ева не дождалась: заливая "водой" не только бумагу, но и чуть ли не всё вокруг, либо просто перефразируя коллег, остальные авторы писали ровно то же, что было сказано в библиотечной книге. "И это, в общем-то, логично, – была вынуждена признать рейвенкловка, разочарованно закрывая очередную книгу. – Фламель — единственный известный алхимик, создавший философский камень. И если он не публиковал свои записи по нему, то от других откровений ждать тем более нет смысла". Шутки ради Ева даже вновь подумала о написании письма легендарному алхимику. Что-нибудь вроде "Здравствуйте, месье Фламель, вам пишет Ева Поттер, которая умыкнула ваш камень из-под носа старого маразматика Дамблдора. Не составит ли вам труда помочь мне в его использовании? На эликсир бессмертия честно обещаю не покушаться, но вот золотишко так и манит душу грешную..." И потом долго смеялась, представляя, как шокированный Фламель, не найдя ничего лучше в столь абсурдной ситуации, соглашается помочь ей. В конце концов, Ева лишь повторно столкнулась с ситуацией Волдеморта: либо блуждать впотьмах, либо тратить время на просеивание всего подряд. Времени-то у неё было предостаточно, а вот желания на оба варианта — ноль. Поэтому и философский камень был отложен на дальнюю полочку (образно выражаясь; на деле же Ева всегда носила его в кармане штанов, не доверяя ТАКУЮ вещь своему чемодану). В общем, даже после поисков у ключевых моментов той ночи оставалось слишком много белых пятен. Однако в этот раз Ева не чувствовала раздражения перед неизвестностью. Более того, результат у самой идеи получился просто отличным. Как только Ева отложила последнюю заметку, связанную с Запретным коридором, она легла спать... и спокойно уснула. Кошмары её больше не мучили.

***

С летним колдовством же всё вышло намного проще. Перед отбытием их Хогвартса всем ученикам кроме домашних заданий на лето были розданы предупреждения: несовершеннолетним за пределами Хогвартса колдовать категорически запрещено. Еву (и не только её) это искренне возмутило: это же сколько времени дополнительной практики вылетает в трубу! Но тут проблема решилась практически сама собой — причем с той стороны, откуда Ева совершенно не ожидала.

***

Мелодия флейты, доносившаяся со второго этажа, где располагались номера для посетителей, поистине завораживала. Клиенты Тома, общаясь с бессменным барменом или между собой, прислушивались и замирали в изумлении и какой-то... растерянности, подхватываемые плавным движением музыки. Сама атмосфера в общей зале паба в эти минуты походила больше на таковую в библиотеке: разговоры только шепотом и украдкой. И даже магглы с рыночной площади под стеной незримого для них "Дырявого котла" нет-нет, да замирали посреди рабочих процессов или разговоров, стоило невесомым нотам достичь их ушей. Ева, впрочем, не видела этой реакции и даже не подозревала о ней. Музыка флейты в её руках, в этот раз звучавшая плавно и мягко, играла прежде всего для неё самой и погружала девочку в какое-то своеобразное... умиротворение? Да, это вполне подходило под описание её состояния. Она и раньше в обычной повседневности всегда была спокойной, но флейта... она как будто погружала Еву в медитативный транс. Приводила мысли в порядок. "Видимо, тот продавец был прав, – улыбнулась девочка, не прекращая игру. – Хагрид действительно хороший мастер". Теперь, когда в её голове воцарился привычный порядок адекватности и логики, а сама Ева перестала пугать Тома и окружающих видом ходячего мертвеца, рейвенкловка могла мыслить о произошедшем куда более трезво. Или, если точнее, не мыслить, а задаваться новыми вопросами. Уже просто из банального любопытства. Например... как Волдеморт сумел выжить? Авада Кедавра даже будучи отраженной остаётся Авадой Кедавра, третьим Непростительным — по крайней мере, так говорила логика. С примерами, к сожалению, здесь было совсем худо: единственным человеком, кто сумел провернуть такой трюк с отражением, была сама Ева. В мелодии появились весёлые нотки. Ева представила, как берёт у самой себя интервью на тему совершенно уникального волшебства и как, подражая Дамблдору (и ещё так поглаживает подбородок с многозначительным "хммм"), рассуждает, что годовалый ребёнок, вооруженный побрякушкой, способен на чудеса, сравнимые не иначе, как с мерлиновскими. Девочка едва не рассмеялась, но флейта издала несколько звуков, похожих на уханье совы. Тем не менее, смертельное проклятие не убило тёмного волшебника, а только превратило в некую форму духа, в которой он просуществовал... сколько, десять лет? И эти десять лет были явно не самыми приятными для него: обещал же он ей страдать так, как страдал он... Мелодия чуть дернулась, на несколько секунд стала ниже, тяжелее. Или, если развивать тему Волдеморта: как Квирелл мог жить в таком состоянии? Ева точно помнила: тем летом профессор был для неё совершенно обычным волшебником. А вот в Хогвартсе уже вызывал у неё антипатию каким-то смрадом, который пробивался даже через чесночную завесу. И ещё покалывание в шраме... То есть профессор уже тогда сдавал своё тело в "аренду", и уже тогда с ним проявились первые проблемы. А в ту ночь он и вовсе предстал перед ней полутрупом, и Ева не нуждалась в медицинском образовании, чтобы понимать — с такими повреждениями просто не живут. Неужели опять чудеса магии, которая так поражала её в первые дни в волшебном мире? "Если даже и чудеса, то у них явно должен быть какой-то лимит", – решила девочка. Рейвенкловка помнила слова Квирелла-Волдеморта — ему не могла помочь даже кровь единорога. И они оба искали философский камень. Сначала, видимо, просто спешно, раз Квирелл рискнул происшествием с троллем и после которого раскрытому профессору пришлось спешно уносить ноги. А затем, когда смерть уже дышала им в затылок, уже отчаянно — осмелился бы иначе Волдеморт, даже будучи замеченным, соваться в Хогвартс, вотчину Дамблдора, "единственного волшебника, которого он когда-либо боялся"? А для Квирелла в последнем случае можно было прибавить состояние его собственного тела: даже если Волдеморт не отнял бы у него тело при полноценном возрождении, тяжелые повреждения, вызванные паразитом, вряд ли бы испарились вместе с тёмным магом. "Видимо, не настолько всесильна магия, – мелодия флейты стала грустной. – Или земные волшебники просто ещё не овладели ей на таком уровне, который приравнял бы их к... кому? К полубогам?" Но теперь Квирелл был мёртв, и мёртв настолько, что не смогло бы его воскресить даже чудо. А вот Волдеморт... Зловещего Тёмного Лорда не убило собственное Непростительное, отразившееся от годовалой девочки почти одиннадцать лет назад — кто мог гарантировать, что в этот раз он точно отправился жариться на медленном огне в аду? Кто мог гарантировать, что взрыв того чёрного облака был его полноценной смертью? Может, он так телепортировался? Как она сама во время той битвы? Ева не знала этого. И хоть сейчас разум в рейвенкловке преобладал над эмоциями, а аналитика здорово помогла разложить всё по полочкам, эта неизвестность её действительно пугала.

***

– У вас очень хорошо получается, мисс Поттер, – улыбнулся владелец "Дырявого котла", когда девочка вечером спустилась помогать бармену. – Вы не говорили, что умеете играть на флейте. Ева слегка покраснела. – Я и до сих пор не умею, – она поспешила подхватить тряпку и заняться чисткой столов, пряча порозовевшие щёки. – Просто подруги на Рождество подарили мне самоучитель по игре на флейте... Честно говоря, у меня до сих пор слабо выходит. – Мои клиенты бы с вами решительно не согласились, – улыбка не сходила с лица Тома. – Один из них заметил, что вы явно новичок, но "такой талант ни в коем случае зарывать нельзя". Он даже порывался пойти познакомиться с вами. Ева на секунду замерла. – А вы?.. – Я сумел убедить его, что вы предпочитаете уединение и крайне не одобряете, когда его нарушают без вашего позволения. Тот мужчина, должен заметить, известен как джентльмен... но если вы продолжите в том же духе, боюсь, он не сумеет сдержаться. Не было нужды смотреть на Тома, чтобы понять, что он улыбается. "Известен как джентльмен"... Ева живо припомнила продавца в том самом магазине волшебных музыкальных инструментов на рынке. Тот тоже выглядел и вёл себя подобно этакому образу классического джентльмена. Даже шляпу-цилиндр носил. И оценил её талант... а что, может зарабатывать игрой уличного музыканта? Ведь была же такая идея на Рождество! Рейвенкловка тут же оценила все плюсы и минусы. Среди магглов заработок вряд ли будет большим, при курсе пять фунтов за галлеон — и вовсе ничтожным. Среди магов же рано или поздно её кто-то распознает. Напакостить Дамблдору, который вроде как должен за ней присматривать и которого в этом случае "Пророк" утопит в драконьем навозе, Ева может быть и не отказалась бы... Но в этом случае дерьмобуря[3] накроет не только хитрого директора, но и саму девочку. При единственном плюсе в виде удовольствия от музыки картина получалась не сказать чтобы позитивной. – Видимо, придётся пока что прекратить занятия музыкой, – вслух заметила Ева. Горбун моментально опечалился. – Возможно, я могу чем-то?.. – А, не берите в голову, сэр, – отмахнулась она свободной рукой. – Мне все равно ещё надо заняться домашней работой для школы, так что на музыку в любом случае времени не останется. Ева не лукавила: летнее домашнее задание было действительно приличным в объёме. Кроме того, оставались учебники на второй курс, которые она была просто обязана проработать раньше начала учебного года; правда, здесь она была вынуждена ждать письма из школы, к которому прилагался список необходимых покупок. И, разумеется, оставались вопросы её магического огня вкупе с одним тёмно-красным камешком. "Только вот про такой огонь никто ничего не слышал, – заметила Ева, с избыточным усилием оттирая одно пятно и вспоминая вытянувшееся в изумлении лицо ведьмы из "ФиБ", когда она задала ей вопрос по такому огню, – а о камне рассказать может только один человек в мире. И этот человек — хозяин камня". Да, мисс Поттер. Отличное начало каникул. – На самом деле, – рядом с ней оказался коллега по уборке; Ева помнила этого парня с прошлого лета, – можно же просто наложить чары заглушения звуков на дверной проем. Если нормально их сотворить, то обновлять их нужно всего раз в неделю, а геморроя меньше. – На секундочку напоминаю, что вне Хогвартса нельзя колдовать до совершеннолетия, – заметила Ева. Парень, как бы невзначай осмотревшись по сторонам, хитро улыбнулся. – Так-то оно так... – загадочно протянул он. – Но это если не знать кое-каких хитростей. Ева подняла на него заинтересованный взгляд. – Короче, у меня кузен работает в Министерстве, – заговорил парень, получив слушателя. – В Секторе борьбы с неправомерным использованием магии. И он мне однажды рассказал, как у них работает эта слежка. – Тотальная слежка за всей территорией страны? – предположила девочка. – Шутишь? – рассмеялся парень. – Ты просто представь: это ж Англия, Шотландия, Уэльс и Северная Ирландия, и на ней каждую минуту колдуют десятки тысяч волшебников! А ещё всякие аномалии, спонтанные выбросы и магия волшебных существ! И за всем этим приглядывает отдел численностью, дай Мерлин, сто человек! – Ну хорошо, – кивнула Ева, принимая подачу, – слежка, но не лично каждым сотрудником. Столько же всяких чар существует — неужели никто до сих пор не изобрел ничего соответствующего? Магглы же используют орбитальные спутники. Про спутники её собеседник, кажется, ничего не понял. – Не, так-то, ты, конечно, права, – кивнул он в ответ, попутным движением руки поднимая стулья из-под стола и левитацией опуская их на стол вверх ножками. – Кузен говорил мне, что есть какой-то комплекс чар по отслеживанию особых заклятий... ну, типа Непростительных и всякой чёрной магии. И в ДМП, кажется, тоже как-то следят за обстановкой, чтобы авроры могли быстро прибыть на место происшествия. Артефакты там, всякие такие штуки. Но для повседневки ничего такого нет, а про казусы с маггловским миром узнают, прослушивая звонки в их... эту, как её... пулицию, – еще одним жестом парень призвал себе стакан воды и промочил горло. – Так вот, Министерство, чтобы не мучиться с малолетками, делает по-другому. Для начала, они следят только за магглорождёнными волшебниками и ставят чары слежки за магией на их дома сразу после получения письма из Хогвартса. – Так. А чисто- и полукровные? – спросила Ева, перемещаясь к следующему столу; впрочем, рейвенкловка уже догадывалась об ответе. – А как там проследить? – хмыкнул парень, перемещаясь вслед за ней. – Если у школяра хотя бы один предок маг, то тот всяко будет использовать волшебство, и поди ты попробуй понять без допроса, кто колдовал. А у чистокровок ещё и эльфы домовые тут и там шуршат, тоже ведь колдуют... – И каждый раз допрашивать всю эту толпу по всей стране просто сил никаких не хватит, – понимающе протянула Ева. – И тут мы возвращаемся к тому, что в том самом Секторе работают от силы сотня человек... – Точняк, – щелкнул пальцами её собеседник. – На всех их тупо не хватит, поэтому для геморройных случаев на палочки малолеток и некоторых преступников раньше вешали следилки. Удобная штука, если так заценить: подпитывается она сама, за счёт волшебника, энергии жрёт по капельке в сутки, даже не заметишь, и у неё чёткий срок завершения работы, после которого она самоуничтожается. У учеников это дата совершеннолетия, например. – Но это было раньше, – заметила Ева. – Ага. Фишка в том, что такие следилки щас вешают только в особых случаях. То есть, раньше их вешали вообще на всех малолеток подряд, но потом, как кузен говорил мне, в тысяча восемьсот или девятьсот каком-то там мохнатом году альянс аристократов протащил закон и запретил вешать их на палочки чистокровных. Типа, такое недоверие оскорбляет честь настоящих магов, что-то типа этого... Ева прикусила язык, сдерживая рвущиеся с него комментарии насчёт замашек чистокровных снобов. – … а потом в Министерстве ещё и сократили отдел слежки за нарушениями со стороны учеников. Поэтому теперь следилку вешают только уже запалившемуся мелкому. Ну или каким-то совсем буйным ученикам, если в Хогвартсе учителя попросят. А вот тут Ева занервничала. Она, конечно, не "палилась" и не была буйной — но и простым учеником язык не поворачивался её назвать. К тому же, кто знает этого Дамблдора и его логику? Отправил ведь её жить к Дурслям! И хотя он вёл себя с ней нормально весь год, и вроде к родственникам в этот раз не вернул и в общем-то оставил в покое... но кто этого старого... опять же, знает? К тому же, нельзя было забывать, что Дамблдор — великий волшебник, и титул этот получил не за длинную бороду. Незаметно наложить следилку на палочку? Вряд ли невыполнимо для лауреата Премии Варнавы Финкли за выдающиеся успехи в наведении заклятий. – А как такую следилку снять? – поинтересовалась Ева — и тут же наткнулась на резко ставший хмурым взгляд собеседника. – Что? Неужели такое сложное заклинание? – Таки да, – кивнул парень. – Изобретение Отдела Тайн — это тебе не флоббер-червя покормить! Невыразимцы — это же вона где! – судя по жесту парня, эти самые невыразимцы находились примерно на уровне небожителей. – Так что снять следилку могут только смекающие, что там и как, волшебники. А даже если нет следилки, то остаётся надзор за домом, помнишь? То-то. Некоторое время работали в молчании. – Я вот помню, – вдруг развеселился её коллега, – когда учился, у нас чуть ли не половина Гриффиндора ходила со следилками. Безбашенные были. А потом хвастались, мол, "да я снял её легче простого, ваще никаких проблем". И слизеринцы тоже были все из себя такие хитрые, типа, "куплю левую палочку и фиг меня поймают, это только у Олливандера такое палево, а у Грегоровича порядок", – Ева действительно помнила филиал этого европейского мастера палочек на Каркиттском рынке. – Только вот палочкоделы, если палят на клиенте следилку, сразу дублируют её на заказ. Приказ Министерства. А потом хоп! — и по души всех этих умников приходили суровые ребята в серых мантиях. Каждый раз смеялся с их кислых рож. – Представляю себе! – рассмеялась и Ева. Они уже протёрли все столы и теперь занимались совместным ручным мытьём посуды. – Всегда на каждую хитрую рожу найдётся птица-обломинго, – с умным видом продекламировал парень, подняв указательный палец вверх, отчего Ева тихо прыснула. – Есть ещё, конечно, какие-то суперкрутые и жутко секретные артефакты в Отделе Тайн. Но кузен говорил, что их используют вообще редко, и каждый раз там чуть ли не целая эпопея происходит, пока ДМПшники получат разрешение на их использование. – Так что если ты за время учебы не косячила, – подвел итог парень, водружая последнюю тарелку в сушилку и вытирая руки, – то следилки на тебе нет. Но ты бы точно заметила, как её вешают, потому что для этого палочку изъять надо. За "Дырявым котлом" следить, понятное дело, никто в жизни не будет, – Ева понимающе хмыкнула, – поэтому колдуй себе на здоровье и не парься. Только совсем уж чёрной магией не занимайся, окей? – хитро улыбнулся парень. – А то родим себе на горе ещё одного Того-кого-нельзя-называть! Вместо ответа Ева окатила ухмыляющегося наглеца водой из раковины.

***

Такая лазейка здорово облегчала жизнь Еве, и девочка была очень благодарна выручившему её коллеге по цеху уборки. Всё-таки без волшебства жить ей было... ну да, тяжело. Не в том смысле, что теперь без магии она и шнурки завязать не сможет (рейвенкловка искренне надеялась, что до такого она никогда не опустится), а в смысле, что без возможности колдовать она чувствовала себя как без рук. Ева уже успела привыкнуть к незримому присутствию магии вокруг себя и к тому, что она тоже может управлять этой магией. Да и сама палочка была её неотъемлемой частью, её верной подругой. Так что да, проблема летнего колдовства разрешилась намного легче прочих и с совершенно неожиданной стороны. Впрочем, даже со знанием этой лазейки Ева не спешила пускаться во все тяжкие. Хотя бы потому, что пускаться, по большому счету, было некуда. Без учебников за второй курс новую практику освоить было довольно проблематично, а по старым практиковать было попросту нечего. Школьная домашняя работа была исключительно письменной, и Ева, имеющая в распоряжении все часы от рассвета и до заката, выполняла её спокойно и неспешно. Оставались Щитовые чары, которые Ева долго планировала освоить... но здесь случился самый настоящий облом: в "Практической защитной магии", которую Ева наконец прочла от начала до конца, все заклинания однозначно относились к сложным, высокоуровневым для неё; к тому же, автор сборника недвусмысленно предупреждал с первых страниц, что всеми заклинаниями из книги можно заниматься только с третьего-четвертого курсов, ОСТОРОЖНО и ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ПОД ПРИСМОТРОМ учителя либо мастера. Еве тогда мгновенно вспомнились профессор Флитвик и его наставления, а затем собственная фантазия в тот же вечер, как выглядит колдун, переборщивший с магией крови. – Будь проклято моё воображение! – прошипела она, радуясь, что ещё не успела поужинать. Поэтому Ева искала другие источники информации по защитным чарам... но тщетно. Ни одно заклинание не было слабее, а значит, и менее требовательным, чем "Протего". И везде вставала проблема развития волшебника. – Что ж... – задумчиво подняла брови рейвенкловка, глядя на внушительный арсенал выписанных защитных чар. – Как писал сэр Фрэнсис Бэкон, "если гора не идет к Магомету, то Магомет сам должен пойти к горе". В её случае это значило, что если она не может изучить Щитовые чары из-за недостаточного развития магических сил... что ж, значит, она должна развить их достаточно, чтобы затем перейти к защите. То есть – практика доступных ей чар. И Ева, переключившись на другую задачу, постепенно, без излишнего фанатизма, изучала доступные ей в местной библиотеке книги, выписывала из них приглянувшиеся ей заклинания и так же спокойно разучивала их в свободное время. Кроме того, у Евы всегда было то, что она и Гермиона называли "лёгким чтением для расширения кругозора", и собственные изыскания. Например, чары поиска по книгам, которые она подсмотрела у библиотекаря. К тому же, примерно это она и планировала делать ещё на первом курсе: была же у неё в тетради запись, о практике на лето доступными заклинаниями, чтобы не терять форму и ускорить развитие магической части тела. Однако и здесь не обошлось без негативных моментов... в частности, проблем свободного и безраздельного поиска заклинаний. Хоть Еве часто попадались и полезные чары (например, Высушивающие и соседствующие с ними Согревающие), натыкалась она и на... мягко говоря, бесполезные. Рейвенкловка честно пыталась убедить себя, что заклинание Даклифорс — превращение предмета в резиновую утку — может помочь ей с практикой (особенно трансфигурации), но мозг столь же честно отказывался впитывать в себя такой абсурд. Впрочем, свято место пусто не бывает, и на освободившееся место одной проблемы очень быстро пришла другая — или, точнее, вернулась старая знакомая. Проблема свободного времени. Даже с новыми приобретениями в арсенале заклинаний Ева, не изменяя себе, успевала изучать их быстрее, чем пополнять новыми. Вопрос Квирелла-Волдеморта давно себя исчерпал, и дальше Ева могла только наворачивать вокруг него бессмысленные круги; с философским камнем было то же самое. Подработка у Евы шла по вечерам, когда посетителей в "Дырявом котле" не было и никто не мог её опознать (коллеги не видели её шрама, поскольку Ева в рабочее время всегда повязывала волосы платком, скрывая этим и молнию на лбу, а без очевидного признака кто мог узнать в ней ту самую Еву Поттер?). А магическая часть Лондона к тому времени была изучена Евой вдоль и поперёк. В общем, угроза безделья пусть не стремительно, но довольно угрожающе росла на горизонте. Поэтому заскучавшая Ева Поттер не нашла ничего другого, кроме как гулять уже по обычному Лондону.

***

Обычный — маггловский, хотя Ева до сих пор не могла привыкнуть к этому слову — Лондон был намного шумнее магического. Он был наполнен гомоном тысяч прохожих, гулом и взвизгивающими сиренами проезжающих по дорогам машин и нескончаемым эхом его дневной жизни. А ещё он был намного более... отчужденным. Отстраненным. В Косом переулке и даже на Каркиттском рынке, несмотря на столпотворение магов со всей страны, атмосфера была более... дружелюбной, более тёплой. Более близкой. Да и в целом магический Лондон напоминал Еве скорее большую деревню. Рейвенкловка не раз подмечала, что очень многие волшебники разговаривают друг с другом так, словно являются как минимум хорошими знакомцами. Ведьма во "Флориш и Блоттс", например, пока Ева читала отрывок про одержимых, успела поздороваться и обменяться репликами как минимум с десятком покупателей. А уж бармен Том... Еве даже представить было страшно то число людей, которых он знал лично. И не просто знал — Том всегда мог опережающе предложить любимое блюдо или напиток практически любого волшебника! То есть, конечно, это вполне вероятно могли быть постоянные клиенты. Но даже если и так, их все равно было больше сотни. "Попробуй кто заставить меня регулярно общаться с таким числом людей — сбежала бы к чёрту из страны", – была уверена Ева, в очередной раз покидая "Дырявый котёл" спозаранку и направляя стопы на запад. Обычный же Лондон был больше, просторнее. И как-то посвободнее, несмотря на то, что магглов было больше, чем магов. Ева даже могла сказать по собственным наблюдениям, что в час-пик улицы Лондона были наводнены людьми и машинами, но все равно были не так забиты, как переулки магической части в то же время. И толпа людей обычного Лондона Еву не раздражала. Это был просто... поток. В который можно в любой момент влиться, из которого же в любой момент выйти и где до тебя нет дела абсолютно никому. И даже её приметные шрамы, если и заметят, то только мазнут по ним равнодушным взглядом. Ева искренне наслаждалась подобным отношением. Ещё больше её наслаждение усиливалось, когда она достигала садов на Набережной Виктории[4]. Это был недавно отреставрированный парк посреди города, пронизанный пешеходными улочками и окруженный, как бы отделенный от остального города стеной деревьев, который Ева приметила на третий день прогулок по Лондону. И хотя парк и находился посреди города, стоило Еве оказаться в нём, как к ней возвращалось чувство умиротворения, почти такого же, как при игре на флейте. И ещё эта утренняя тишина, не нарушаемая даже гулом работающего и живущего города, но в которой прекрасно слышался шум протекающей мимо Темзы... Ева полюбила проводить здесь время. А поскольку неподалеку от парка была библиотека, то Ева взяла в привычку приходить сюда рано утром, прихватив из "Дырявого котла" пару сэндвичей на обед, занимать место под яблоней в глубине парка, рядом со скульптурой Шекспира и бюстом Исаака Ньютона, и читать случайно выбранную книгу до самого вечера, пока сквер не набивался уходящими с работы на отдых посетителями заведений, окружавших парк, и пока не требовалось возвращаться для вечерней подработки. Это утро исключением не стало. Набережная Виктории была ещё безлюдна и тиха, и Ева привычно устроилась под своей яблоней. Её книгой в этот раз была "Легенды об алхимиках" из волшебной библиотеки. Рейвенкловка до сих пор не оставляла надежд раскрыть загадку таинственного камушка, но, помня свои мысли насчёт записей (которые предположительно есть только у Фламеля), решила пойти окольным путём. Ведь сказка ложь — да в ней намёк. Кроме того, Ева взяла в привычку во время чтения доставать камень из кармана и крутить его в пальцах; даже сейчас, при чтении, он лежал на страницах книги. Вряд ли бы в маггловском мире кто-то смог бы признать в красном камешке легендарный артефакт, здраво рассуждала Ева. Тем более, что он даже не излучал магии. В отличие от многих прочих книг авторства магов, "Легенды об алхимиках", хоть и была старой, но написана была на удивление чётким и нормальным языком, без отвлечения на всё подряд и без заполнения страниц пустыми предположениями. Ева, приятно удивленная этим фактом, погрузилась в чтение с головой. И выдернуть её из чтения смогло только неожиданно упавшее на голову... нечто. Нечто довольно мягкое. Вскрикнув и зашипев от боли, Ева потерла пострадавшую макушку... и недоуменно уставилась на скатившееся с неё яблоко. "Какого..." Когда же ей на голову упало второе "нечто", в этот раз тяжелое и металлически зазвеневшее, а затем сверху раздался какой-то шелест, Ева, не выдержав, неосознанно выпустила вокруг себя кольцевое Отталкивающее, подняв тучу пыли, и перекатилась набок. Но вокруг было всё так же пусто и безлюдно, и ей, кроме ещё нескольких осыпавшихся плодов, ничто не угрожало. Ева поднялась, не выпуская палочку из руки, и осторожно осмотрелась. Затем вернулась к своему месту, потирая пострадавшую макушку. А там, среди кучки яблок и листьев, лежал и блестел в лучах восходящего солнца... золотой амулет. "Не задалось начало каникул, да?.." Настроение Евы мгновенно упало до отметки "полная тревога". Взвыла её притихшая за июль паранойя. Девочка ещё раз осмотрелась вокруг, затем подняла взгляд к кроне яблони. Шелест был однозначным — птица. С учётом скинутого амулета — либо неудачливая сорока (что было просто смешно), либо почтовая сова. Кроме того, от амулета отчетливо веяло магией. Светлой, чёрной, какой-либо ещё — Ева разбираться не стала. Ещё с рассказов профессора Флитвика Ева чётко усвоила, что зачарованная вещь может быть зачарована на любой эффект. Она может принести удачу, а может заставить кожу слезать с тела (что очень любили проворачивать с доверчивыми магглами, "развлекаясь", Пожиратели смерти). Поэтому Ева, убедившись, что вокруг нет ни единой маггловской души, просто подняла украшение чарами "Вингардиум Левиоса" и швырнула его в ближайший мусорный контейнер. Пусть кто-то другой разбирается. Рисковать ради ничтожных процентов удачи Ева не собиралась. Но настроение было безвозвратно испорчено. Ева уже нагнулась было собирать вещи — мало ли ещё что ей на голову сегодня сбросят... как вдруг замерла. Да так и простояла в полусогнутом положении секунд десять, тупо пялясь перед собой. Часть металлической ограды, возле которой и находилась яблоня девочки, из матово-чёрной стала ярко-золотой. Почти как тот самый амулет. А под ней слегка мерцал красными гранями философский камень. Ева медленно выпрямилась, осторожно приблизилась к забору. "Прислушалась" — но магией от золотой ограды не веяло. Зато очень прилично веял ей сам камень; Еве даже почудилось, что артефакт едва слышно звенел. Девочка осторожно прикоснулась, а затем провела пальцем по металлу. Когда-то давно, ещё в обычной школе, рассказывали, что золото — металл настолько мягкий, что его можно мять голыми руками. Потом учитель физики поправил, сказал, что руками-то не получится, силёнок не хватит, а вот на зуб взять или поцарапать — это запросто. Так в древности золотые монеты на подлинность и проверяли на месте — на зуб. Погнулась — значит настоящая. Ева пригляделась к ограде и хихикнула: на зуб ей этот кусок великоват будет, такой разве что церберу в пасть влезет. И ногти, как назло, она только утром подстригла. Девочка осмотрелась в поисках какого-нибудь камешка (философский, пусть и имел острые ребра и углы, почти сразу был забракован в угоду чистоте эксперимента). И, найдя таковой у дорожки, с усилием провела им по верхней балке ограды. И на ней действительно осталась длинная и глубокая царапина, Еве даже не пришлось прилагать всю силу. Тогда рейвенкловка, ещё раз оглядевшись, взялась за волшебную палочку... и магический крюк Левиосы, поднатужившись, вытянул волнистый узор ограды в сторону девочки. Вытянул настолько, что со стороны это было похоже уже на последствия от врезавшегося на полном ходу мотоцикла. Ева тут же попыталась повторить трюк с чёрной частью, но только закопалась пятками в землю — ограда же не сдвинулась ни на дюйм. "Так, хорошо... – подумала рейвенкловка, пока переводила дыхание. – Металл превратился в золото. Такая трансфигурация невозможна из-за свойств золота... исключение к Закону о Трансфигурации Гэмпа... Значит, это был философский камень. И что-то точно этот камень активировало. Так, давай, Ева, вспоминай... Сначала я просто читала, и всё было хорошо. Потом эти яблоки и дурацкий амулет... – Ева испуганно посмотрела на мусорный бак. – Чёрт, а это не мог быть он?" Ева спешно ощупала собственную макушку, но кроме назревающей шишки там, кажется, всё было в порядке. Рассмотрела контейнер, в котором теперь лежал амулет, однако тот тоже не спешил менять свой материал. "Ладно, значит, это был не он... пока что, по крайней мере. Что было дальше? Я перекатилась. Стоп, нет, перед этим я что-то наколдовала. Судя по всему, Отталкивающее, вон куда книгу и яблоки унесло..." Ева замерла. Медленно перевела взгляд на бюст Исаака Ньютона, расположенный почти напротив её яблони. Так же медленно подняла одно из яблок. Наколдовала. "Ну, сэр Ньютон, выручайте. Вы, кажется, не маг, но я в жизни не поверю, что это всё — просто совпадение..." Девочка осторожно перенесла философский камень к нормальной части ограды. Отошла чуть подальше, осмотрелась, нацелила волшебную палочку. Постаралась сконцентрироваться — или, если точнее, эту самую концентрацию слегка ослабить. – Депульсо! Воздушный поток, приправленный избыточной магией, взорвал землю рядом с камнем... и не успел ещё очиститься от пыли воздух, как забор, натурально поскрипывая, уже менял свой цвет с угольно-черного на блестящий желтый прямо на глазах Евы, от земли до верхней балки. Рейвенкловка наблюдала за происходящим круглыми глазами. И когда процесс закончился, девочка радостно подпрыгнула и выбросила кулак с заискрившей палочкой вверх. – Эврика!