* * *
Работа навалилась со всех сторон. Модифицировать образование в магической Британии и так было непросто, так еще и лобби активизировалось. Каждый второй считал своим долгом намекнуть, что с ней будет, если Гермиона не прекратит работу над проектом. Нелепо и глупо. После пыток Беллы и ужаса при Волдеморте ее в принципе мало что могло напугать, тем более паяцы, озабоченные в первую очередь своей внешностью и уже потом работой. — К вам мистер Эндрюс. — Очередной идиот с завышенной до небес самооценкой. Гермиона бросила взгляд на часы и встрепенулась. — А какой сегодня день? — Среда, — удивленно ответила Глэдис. Таких вопросов ей начальница никогда не задавала. — Вынуждена ему отказать. Срочная деловая встреча. Извинись от моего имени, — за несколько лет Глэдис привыкла ко всяким причудам Гермионы, а эта была одной из самых безобидных. Удивление сменила вежливая учтивость. — Конечно. Вы сегодня еще появитесь? — Гермиона задумывалась, прикидывая, насколько может затянуться лекция. Открыла ежедневник и пролистала пару страниц. — Пожалуй, нет. Переноси все встречи на завтра. — Глэдис кивнула и быстро вышла из кабинета. Чтобы не дать себе возможность передумать, Гермиона взяла летучий порох и шагнула в камин. — Кабинет директора Хогвартса. Здравствуйте, Минерва, — через пару секунд сказала она. — С каждым годом все краше и краше. — До боли знакомый голос заставил Гермиону вздрогнуть. Она не слышала его со школы. Гарри пару раз приходил в кабинет директора, чтобы поговорить с Дамблдором, а она все не решалась. Да и что сказать? Гарри с Дамблдором было о чем поговорить, а с ней... Она просто Гермиона Грейнджер. — Спасибо, профессор, — Гермиона вышла из камина, но что делать дальше не знала. Не спрашивать же у портрета, как его дела в самом деле. А без Минервы уходить невежливо. — Как поживаете? — похоже, Дамблдор был настроен на обмен любезностями и это настораживало. Насколько Гермиона знала, он никогда ничего не делал просто так, без скрытого замысла. — Все хорошо. Спасибо, профессор. — А что еще она могла сказать? Безликое «все хорошо» ненавязчиво давало понять, что разговор окончен. — И даже не спросишь, как поживаю я? — он улыбнулся себе в бороду, наблюдая за ней. Да, Дамблдор был настроен решительно. Чего он хотел? — Вам не кажется, что это моветон — интересоваться у портрета его жизнью? — грубить пусть и отголоску души Дамблдора не хотелось, но позволять влезать себе в душу хотелось еще меньше. — Гарри говорил, что ты изменилась, но я не предполагал, что настолько. — Гарри говорил? Гарри? Какого черта? Дамблдор добродушно улыбался, но взгляд не предвещал ничего хорошего. Там светилось любопытство. — Люди меняются, — как можно безразличнее сказала Гермиона. Мысли скакали с одной на другую, и каждая последующая была хуже предыдущей. — Гермиона, ты уже здесь, здравствуй. — Появление МакГонагалл было как нельзя кстати. — Здравствуйте. Вы уже собрали учеников? — Да, они ждут вас в Большом зале. Пойдем? — Конечно, — Гермиона сглотнула, — пойдемте. До свидания, профессор Дамблдор. Его глаза сверкнули озорным весельем. — Я бы хотел с вами еще пообщаться, — хитро прищурился, — после лекции. — Не уверена, что... — Отказа я не приму. Не лишайте старика радости. У портрета их и так немного. — Гермиона колебалась. Этот разговор не предвещал чего-то хоть сколько-нибудь приятного. По крайней мере, для нее. Но зная Дамблдора, отказ мог повлечь еще более непредсказуемые последствия. Она все-таки кивнула. — Хорошо. Пойдемте, Минерва, не стоит заставлять их ждать. Гермиона и МакГонагалл вышли из кабинета. — Еще не поздно все исправить, — задумчиво произнес Дамблдор, потерев лоб, — еще не поздно.* * *
В Большом зале стоял невообразимый шум. При взгляде на смеющихся учеников ей стало не по себе. Дамблдор и при жизни был странным. А эта его просьба о разговоре... Зачем? Почему? Она не понимала. Лили радостно махала со своего места. Гермиона ей улыбнулась, перевела взгляд на соседа Лили. Брови Гермионы непроизвольно поползли вверх. Скорпиус Малфой собственной персоной. Невозмутимо спокойный за столом Гриффиндора. Если бы Гермионе сказали, она бы не поверила. Вместо тысячи слов хватило одного взгляда. Они уже подходили к преподавательскому столу, когда студенты понемногу начали затихать. Похоже, они не знали, для чего их собрали. Гермионе почему-то стало неловко. Ей было не привыкать выступать на публике, но не перед школьниками. Предполагалась, что она научит их уму-разуму, поделится опыту, даст советы на будущее. Но Гермиона не считала себя подходящей кандидатурой. Что она им вообще скажет? Спокойствие, только спокойствие. Вдохнула. Выдохнула. Вдохнула. Все в норме. МакГонагалл развела руки, призвав к тишине. Впрочем, это было лишним. Все и так уже замерли в ожидании. При желании можно было расслышать сбивчивое дыхание, сидящих в первых рядах. — Мисс Грейнджер любезно согласилась побеседовать с вами о том, что ожидает каждого за стенами Хогвартса. — По рядам пронесся нестройный гул голосов. — Спасибо, профессор МакГонагалл, за представление, — ехиднее, чем требовалось, откликнулась Гермиона. — Что ж, тогда я вас оставлю. Удачи, — тихо добавила МакГонагалл и ободряюще улыбнулась. — Не думала, что в Хогвартсе так много студентов, — Гермиона оперлась руками о стол, — поствоенный демографический бум, не иначе. — С задних рядов послышалось несколько неуверенных смешков. В голове плясали отрывочные слова, отказывающиеся складываться в нечто связное и осмысленное. — Если говорить совсем честно, я совершенно не представляю, о чем с вами разговаривать. — Железное правило Грейнджер — не знаешь, что соврать, говори правду. — В таких случаях логичнее всего спровоцировать оппонента на первую реплику. Так что, — она развела руки в сторону, — дерзайте. — Студенты смотрели на нее во все глаза, но никто не решался. Гермиона вдруг почувствовала себя голой перед толпой. И о чем она думала, когда соглашалась. — Каково это — быть национальным героем? — выкрикнул светловолосый мальчик со Слизерина. — О, хуже, чем кажется, — усмехнулась Гермиона, — но мы здесь собрались, чтобы поговорить о вашем будущем, а не моем прошлом. Увы и ах, но что поделаешь. Жизнь жестока, — иронично закончила она. Парень улыбнулся и привстал. — Заканчивать школу страшно? — Неопределенность всегда пугает, — она пожала плечами, — поэтому все боятся нового. Только кто-то это скрывает, а кто-то нет. Так или иначе страх — естественная реакция организма на стресс. — И вы боялись? — робко подала голос темноволосая девочка. — И я боялась. И кстати дважды. До и после победы. — А как вы с этим справлялись? — девочка смотрела прямо. Во взгляде читались интерес и уважение. Ни страха, ни обожания. Гермионе она уже нравилась. — Каждое утро повторяла, что следующий день будет лучше предыдущего. Понимала, что это не так, но все равно повторяла. Говорят, мысли материальны. Лично я не особо в это верю, но всегда должна быть точка опоры. — Вы и сейчас это повторяете? — Уже нет, — Гермиона улыбнулась краешком губ, — сейчас я выросла и перестала бояться. — Вы же говорили, что это естественная реакция организма, — этот ехидный голос она не могла не узнать. — С годами учишься управлять своими эмоциями, мистер Малфой. Полезный навык, знаете ли. — Тем более при вашей-то работе. — Нахал, но в остроумии ему не откажешь. — А вы претендуете на звание эксперта? — Гермиона насмешливо выгнула бровь. Тявкал как взрослый, но не кусался. Мальчишка. — Что вы. Так, слышал краем уха. — В таком случае передавайте привет, — усмехнулась, — Драко. — Лили шикнула на Скорпиуса, и он замолчал. Но Гермиона видела, как удивленно приоткрыл рот. Еще бы. Наверняка отец рассказывал об их милых взаимоотношениях. Как бы он не хотел отличаться, Скорпиус — сын своего отца. — А руководить целым отделом тяжело? — спросил мальчик с синим галстуком. Рейвенкло. Не разменивался на мелочи. Она посмотрела ему прямо в глаза, отчего тот стушевался и чуть покраснел. — Везде свои сложности. Подчиненным быть трудно в той же степени, что и руководить. — А заслужить авторитет будучи магглорожденной? — Малфой не желал успокаиваться. Лицо Лили вытянулась, она развернулась к Малфою и что-то экспрессивно зашипела ему на ухо. — Все зависит от самого магглорожденного. Заставить молчать чистокровных снобов легче, чем может показаться. Нужно лишь найти рычаги давления. — По залу прокатился сдавленный шепот. — Вы всерьез полагаете, что вам удалось? — громко сказал парнишка из-за слизеринского стола. Темные волосы, прямой нос, презрительно искривленные полные губы. — Спросите у отца, мистер Нотт, узнаете много нового, — она снисходительно смотрела на него, не отпуская. Тот изо всех сил пытался выдержать ее тяжелый взгляд, но через пару минут сдался. Потупил глаза. — Обязательно, — все-таки попытался оставить последнее слово за собой. — Почти впечатлена, — сухо подытожила Гермиона. Она смотрела на детей нового Хогвартса. Того, что они восстанавливали после последней битвы, надеясь на светлое будущее. Но реальность оказалась столь же безобразной, что и двадцать лет назад. Нельзя сделать мир лучше, если люди остаются заложниками тех же предрассудков. — А вы добились всего, о чем мечтали? — снова подала голос темноволосая девочка. — Как вас зовут? — Аманда. Аманда Голдстейн, — она смущенно теребила свой галстук. — Я знала вашего отца. Неплохой был парень, способный, усидчивый. — Он рассказывал о вас иногда, — Аманда доверительно улыбнулась, — говорил, что вы одна из самых умных и смелых ведьм, которых он знал. — Гермиона слегка опешила от такой непосредственности. Вроде бы она даже нравилась Энтони одно время. — Что ж, мне приятно, — Гермиона чуть улыбнулась, — передавайте привет. Я добилась многого, Аманда, но самое главное всегда от меня ускользало. — Неожиданно ей захотелось сказать то, что этим детям знать было в общем необязательно, но и не противопоказано. В конце концов, они сами жестоко поплатились жизнями из-за недостатка информации. Что она теряла? Эксцентричные выходки вполне были в духе Гермионы Грейнджер. Об этом все знали. В худшем случае ее посчитают неадекватной теткой, комплексующей из-за отсутствия полноценной семьи. — После последней битвы Хогвартс лежал в руинах. Мы смотрели на место, который в течение школьных лет был домом, и не узнавали. Вместе с камнями, осколками витражей и пеплом здесь было погребено наше детство. Но самое страшное было спотыкаться на каждом шагу о трупы. Авроров, учителей, однокурсников, знакомых, друзей, родных. Первый рассвет после победы был кровавым в буквальном смысле. Волдеморт побежден, но слишком большой ценой. Вам рассказывали не раз об этой трагедии, но даже самые точные слова не смогут передать то, что мы видели и чувствовали, глядя на это побоище. Хогвартс стал кладбищем для слишком многих. И неважно, на чьей стороне они воевали. Ни одна идея, пусть даже великая и незыблемая, не стоит человеческих жизней. Вряд ли кто-то одобрит то, что я вам сейчас рассказываю, но кто-то должен. Я смотрю на вас и вижу свой курс. Те же предрассудки, те же невысказанные обвинения, те же высоколобые традиции, те же навязанные стереотипы, та же подавленная агрессия. То же разделение на классы, черт бы его побрал. Мы сражались за светлое будущее, хоть и чаще всего война сводилась к элементарному «Выжить не смотря ни на что». Я никогда не забуду тот ужас, которым был пропитан каждый день, каждый звук, каждый взгляд. И никто не забудет. Мы не совершали подвиги, чтобы потом нас называли громким словом «герои». Мы пытались жить и сделать этот мир чуточку лучше, светлее, справедливее. А что в итоге получили? Мир остался прежним, только к власти пришли другие люди. Магглорожденные по-прежнему считаются по статусу ниже чистокровных, слизеринцы считают остальных низшей кастой, недостойной их внимания. Старые предрассудки на новый лад. Так вот вам истина, так сказать из первых уст: нельзя изменить мир, если он сам не хочет меняться. И если на то пошло, я понятия не имею, зачем это говорю. Возможно, из-за призрачной надежды, что хоть кто-то задумается над своей жизнью. Вы — будущее магического общества. И именно вам строить мир, в котором будут жить ваши дети. Надеюсь, вы не хотите, чтобы он был таким же уродливым с вывернутыми наизнанку ценностями. — Стареешь, Грейнджер, пропагандируешь толерантность несмышленышам? Своих не завела, так решила чужих обратить в свою веру? — О да, куда же без Малфоя. Особенный дар — появляться там, где не стоит — не пропьешь. — Пошел к черту, Малфой. — Лицо Драко вытянулось, рот чуть приоткрылся. Не ожидал, змееныш. — Давно пора сбить с тебя спесь. — Да как ты смеешь, паршивая гр... — Узнаю малыша Драко. Все еще не можешь справиться с подростковыми комплексами. — Малфой открыл рот и тут же закрыл. Снова открыл. Закрыл. Рыба, вытащенная из воды. — Вообще-то я по делу, — с усилием выдавил он. — И оно настолько срочное, что ты обманом выведал у Глэдис, где я, и примчался на всех парусах? — она выгнула бровь, намекая, что неплохо бы ему выдумать более менее правдоподобный предлог. — Поговорим в кабинете директора, — сухо бросил он, но на щеках проступили красные пятна. — Это вряд ли. Если не пропадет желание, жду завтра в своем кабинете. — Драко дернулся, но на удивление быстро взял себя в руки. — Буду в девять. И только посмей не принять меня, — бросил через плечо, открывая дверь. — Да, ваше высочество, — в спину бросила Гермиона. Голос едва не сорвался от сдерживаемой злобы. Сукин сын! Что за клоунаду на две персоны они только что разыграли! Вдох. Выдох. Вдох. Все в порядке. Чертов ублюдок! — Мисс Грейнджер, а вы сами-то верите, что равенство магглорожденных и чистокровных возможно? — Нотт похоже решил сменить презрительность на вежливое спокойствие. Прогресс. — Я верю, что чистота крови далеко не определяющий признак личности, — ответила Гермиона. Тишина обволакивала Большой зал. Казалось, каждый думал о чем-то своем, но при этом об одном и том же. И Гермиона почти гордилась этим. Почти. — Сомнения — первый шаг к постижению истины. Думайте своей головой, даже если вас за это будут оскорблять и унижать. Оно того стоит. — Гермиона оглядела зал. Такие юные. Сколько еще разочарований и ошибок ждут каждого. У всех свои. — Вполне возможно, что до встречи. Она спустилась с возвышения и уверенно пошла к двери. Гермиона спиной чувствовала множество взглядов. За десять шагов до двери послышались несколько хлопков с разных концов зала. За пять — раздался нестройный гул аплодисментов. За шаг — грянул шквал оваций. Гермиона вышла, не оборачиваясь. Она надеялась, что смогла хоть что-то изменить в их устоявшейся системе ценностей.* * *
— Постойте! — Что еще нужно этому мальчишке? Гермиона вздохнула и обернулась. — Чего тебе? — Он выглядел странно: глаза горят, щеки раскраснелись, дыхание сбилось. — Спасибо. — Удивил. — За что? — За отца. Ему полезно. — Гермиона усмехнулась. — Неужели тиран? — Нет, — махнул рукой, — дед хуже. — Гермиона рассмеялась. — Охотно верю. До Люциуса Драко далеко, — и поддавшись порыву, потрепала Скорпиуса по волосам. Перед ней стоял обычный мальчишка. Юный, красивый, смешливый. — Да, — он перехватил ее руку и немного сжал. — Вы необыкновенная женщина, — проникновенно заглянул в глаза, поднес ее руку к губам и чуть дотронулся. Гермиона не отрывала взгляд, молчала. Ждала, но и Скорпиус ничего не предпринимал. То ли ждал реакции, то ли не знал, что делать дальше. — Хорошая попытка, но для таких подкатов я слишком стара, — осторожно высвободила руку и прихватила щеку. — Не распаляйся по мелочам. — Это вы себя мелочью называете? — его зрачки расширились, он хотел сказать что-то еще, но она не позволила. — Найди себе ровесницу, — сказала она и стремительно ушла, пока он не решил ее переубедить. — Скорпиус, — донесся строгий голос Драко до Гермионы, когда она уже подходила к горгулье. Малфой был бы не Малфой, если бы не поспешил сделать сыну внушение, раз уж оказался в Хогвартсе.* * *
— Тетя Гермиона, подождите! — Да что ж за день разговоров-то. К ней со всех ног бежала Лили. Как маленькая, ей-Мерлин. Мантия путалась под ногами, галстук съехал на бок, волосы растрепались. Ребенок. — Что случилось? — устало выдохнув, спросила Гермиона. Почти дуэнья при наивной сеньорине. — Я хотела спросить, — Лили запнулась и опустила взгляд, — о личном, — густо покраснела. Брови Гермионы поползли вверх. — Лил, может, тебе стоит поговорить с мамой, — осторожно начала она. Уж Джинни-то все сможет разъяснить с присущей ей деликатностью. — Нет-нет, — она испуганно вскинулась, — только не маме. Мама... она не поймет. Или что еще хуже, расскажет папе. — Вот тут Гермионе стало страшно. Чем это дитё собиралось поделиться с ней сейчас в обход Джинни и Гарри. — Тебя обижают? — Гермиона попыталась прощупать ситуацию. Раз уж она к ней пришла, не отфутболивать же на все четыре стороны. Обидится, замкнется в себе. — Что вы, он не такой. — Так, он. Картина начинала проясняться. Но такой поворот Гермиону совсем не радовал. Лучше бы обижал. Парочка нехитрых заклинаний и обидчики заткнулись бы. — Может, тогда поподробнее расскажешь, — Гермиона неуверенно улыбнулась и получила робкую улыбку в ответ. Неужели и она такой была? — Я хотела... мне хочется... девочки так об этом рассказывают, — Лили покраснела, как помидор, и замолчала. Снова опустила взгляд. Носки туфель смущали куда меньше, чем прямой взгляд в глаза Гермионе. — Я хочу заняться сексом, — на одном дыхании выпалила Лили, покраснев еще больше. Хотя Гермиона не думала, что это вообще возможно. — Лили, — в горле пересохло, что она должна была сказать? Не торопись? Попробуй? Что за абсурд? Девочка должна делиться этим с матерью. Чем Гермиона заслужила такую сомнительную честь? Черт. — Почему ты решила посоветоваться со мной? — мягко спросила, молясь, чтобы Лили не взбрыкнула. — Ну, мама начнет читать длинные нудные лекции о контрацепции, а папа... папа в принципе не допускает мысли, что его дочь выросла и может заниматься...хм...взрослыми делами. — Да уж, — Гермиона набрала в грудь побольше воздуха, — ты уверена, что сама готова к столь ответственному шагу? Все-таки девственности лишиться можно только однажды. И лучше, если это будет правильный человек. — А у вас он был правильным? — неожиданно спросила Лили, чем поставила Гермиону в тупик. Ну, не посвящать же пятнадцатилетнюю дочь Гарри в свою интимную жизнь. — Был, но все равно сомневалась. На тот момент мы были значительно старше, чем ты сейчас. Лили, детка, — она села на ступени и усадила рядом с собой Лили, — в таких вещах не стоит торопиться. Не слушай, что говорят о сексе. Говорить могут многое. Прислушайся к себе. Взвесь все «за» и «против». И реши, тот ли это человек. — А если я не уверена. Если хочу проверить, тот ли, — в голове Лили слышалась плохо скрытая мольба. Низ живота скрутил спазм. Насколько же она доверчива и открыта. — Тогда лучше подождать, — тихо, но твердо сказала Гермиона. — С потери девственности начинается познание твоей женской чувственности. Не стоит размениваться по мелочам. — Дежавю ударило под дых. Два разных человека, два разных значения. Лили задумалась, ушла в себя. Правильно, девочка, думай. Не чувствуй. Эмоции иссушают. — Спасибо, тетя Гермиона. — Ну, какая я тебе тетя, — Гермиона закатила глаза, — просто Гермиона, — и потрепала Лили по волосам. — И снова это отвратительно чувство. Такие же мягкие волосы, но совершенно разные ощущения. — Спасибо, — Лили солнечно улыбнулась, подскочила и унеслась рыжим вихрем. Чистая, искренняя, непосредственная. Гермиона смотрела ей вслед и гадала, как же та все-таки поступит. Она надеялась, что Лили сделает правильное решение. Очень надеялась. — Мисс Грейнджер? — удивленный голос МакГонагалл вырвал ее из мыслей. — Простите, профессор, чуть отвлеклась, — Гермиона поднялась и чуть улыбнулась, — могу я поговорить с профессором Дамблдором? — Если уж он изъявил желание, все равно добьется своего. Для этого портрета не было ничего не возможного. — Наедине. — Добавила твердо. Если МакГонагалл и удивилась, то не подала виду. Только кивнула. — Спасибо. — И Гермиона встала на крутящуюся винтовую лестницу.* * *
— Так о чем вы хотели поговорить? — Гермиона не любила оттягивать неизбежное. Лучше наповал и сразу, чем изящно и неторопливо. — Разве? Мне казалось, все наоборот. — Она изумленно выгнула бровь. — Что-то не припомню, — Гермиона разрывалась. Одна часть хотела истошно завопить и убежать, вторая — докопаться до мотивов Дамблдора. — Что вы хотите, профессор? — Она сама чуть поморщилась от излишне резкого тона. Поторопилась. — Помочь вам, мисс Грейнджер, — добродушная улыбка выжигала глаза. Слишком приторно для нее. — Снова играете чужими жизнями? — Что вы, Гермиона. Я слишком стар для этого, — похоже, последнее она сказала вслух. — Невооруженным глазом видно, как вы несчастны, и это неправильно. Кто как не вы заслужили счастье. — С чего вы взяли? — сердце предательски дрогнуло, — меня вполне устраивает моя жизнь, — если она чему и научилась в Министерстве, так лицемерить. — И Гарри с Роном тоже, насколько я знаю, — немного быстрее, чем следовало, добавила. — И у мистера Уизли все хорошо? — Гермиона коротко кивнула, не совсем понимая, что последует дальше. Отказывалась понимать. — Вы общаетесь? — Профессор Дамблдор, спросите прямо — мисс Грейнджер, почему вы просрали мистера Уизли и довольствуетесь сомнительной карьерой в прогнившем Министерстве? Нелицеприятно звучит, но ведь по факту верно. — Я бы выразился мягче, но в основном вы правы. Почему? — Вариант — не сошлись характерами вас, видимо, не устроит? — Гермиона не понимала, зачем так отчаянно ерничала. А Дамблдор понимал, судя по прищуренным глазам и хитрой ухмылке. — Зачем? — Я уже говорил. — Какая помощь? О чем вы? Мне давно не семнадцать, крестражи уничтожены, за окнами не бушует война. Нет опасности для всеобщего блага, профессор, — Гермиона почти сорвалась на крик. Дыхание сбилось, как после марафона. — Есть ваше собственное благо, которое не менее важно, чем общественное. — С чего бы? — Гермиона, мы оба знаем, сколько именно вы сделали для магического сообщества. Нечестно страдать в одиночестве и рвать на куски сердце, — она отошла к камину и скрестила руки на груди. Глупый сентиментальный старик. Чего он вообще добивался. Истерик, слез, признаний? Правды? Не дай Мерлин. — Тебе это нужно, — проникновенно сказал Дамблдор, не отводя взгляд. Манипулятор. — Рон устал ждать, а я не хотела жертвовать карьерой — вот и все. Банальная банальность. Мы были удобны друг для друга, как стоптанные домашние тапки. Он хотел большую семью, я была одержима карьерой. Сама идея доказать, что я лучшая, в какой-то момент поглотила все естество, и я перестала обращать внимание на что-либо. Этого недолгого затмения хватило, чтобы понять — мы не пара. Я не смогла бы ему дать то, чего он хотел и заслуживал. Так лучше? — Я хотел, чтобы ты призналась в этом себе, — тихо, но будто устало сказал Дамблдор. Грустно. — Дальше-то что? — Магия любви. — О чем вы? — Вот теперь Гермиона и правда перестала что-либо понимать. Причем тут любовь, если она ковырялась в ошибках прошлого. — Рон давно счастливо женат, и я рада за него. — Я говорю не о нем, — загадочно сказал Дамблдор, лукаво подмигнул и исчез с портрета. Что за...? — Профессор, — но в ответ была лишь тишина, отражавшаяся от стен, давящая со всех сторон. Сердце зашлось в крике и взорвалось фейерверком, расшвыривая внутренности по сторонам. — Вы позволите, профессор? — в кабинет просунулась белокурая макушка, и Гермиона почти застонала. Что за день такой. — Дамблдор вышел и вряд ли скоро вернется, — сухо обронила она. По расширившимся зрачкам поняла, что оказалась права. Дамблдор — искусный манипулятор, но играть на чувствах почти ребенка... Тут же вспомнился Гарри, безоговорочно верящий учителю. Да, глупость сморозила. Чего Дамблдор добивался... — До свидания, мистер Малфой, — её уже крутануло по каминной сети, когда до ушей донеслось слабое: — До свидания, мисс Грейнджер.