Отец меня убьет...

Меня и учителя, вышедших во внутренний двор, где уже выстроились остальные участники утренней зарядки, нетерпеливо ждали. Позевывавший во весь рот Майки однозначно не был настроен на бодрость, а другие вполне проснулись и готовились внимать наставлениям сенсея. Увидев меня, Неоко заулыбалась и даже помахала рукой, а Раф подмигнул, я же приветствовала их сдержанным поклоном. Кроме них, на ограниченном пространстве площадки также находился и Леонардо, как я поняла, он помогал отцу тренировать новичков, а сам лишь оттачивал уже имевшиеся навыки – в школе мутант не учился, а трудился на добровольных началах. - Что ж, начнем занятие, - оповестил нас Сплинтер, отойдя в отбрасываемую кустами тень, откуда и наблюдал за нами всю тренировку. Все разогревающие упражнения я, истосковавшаяся по активным действиям, выполняла рьяно, успевая при этом еще и Майки язык показать или Рафу рожу состроить, за что получила несколько замечаний от правильного Лео. Старый сенсей только корректировал наши движения, а мутант следил за исполнением и проводил полноценную тренировку вместе с нами, выполняя аналогичные действия. Он считал наши взмахи руками и ногами, наклоны и повороты, но внимательно поглядывал на Сплинтера, возможно, ища поддержки или одобрения. Выполняя очередную серию наклонов, я старательно потянулась пальцами к земле, как тут откуда-то сзади, из-за кустов, раздался неприятный голос: - Кто из вас Ороку? Горло мгновенно пересохло, а я по инерции все еще продолжала пытаться коснуться ладонями земли. Если это люди отца, посланные, чтобы на месте разобраться, что тут приключилось прошлой ночью, они и так меня знали, им нет нужды расспрашивать всех; но, похоже, что это кто-то, не имеющий к мастеру никакого отношения. А в то же время голос показался мне знакомым. - Харуко-тян, упражнение закончено, - чуть громче и именно для меня произнес Лео, даже наклонившись рядом. - Ты что, прилипла? – хохотнул стоявший сбоку Раф. Но я не огрызнулась, быстро выпрямилась и принялась, внимательно следя за Лео, ждать следующей команды. - Ороку? Ни оглядываться, ни, тем более, отзываться я и не собиралась. Подумаешь, ну, звали какую-то Ороку, мне-то что? Объявивший небольшой перерыв мутант отошел к учителю в тень, а мы, несколько расслабившись, все так же стояли на своих местах – расходиться команды не было, - и я боялась поворачивать голову в сторону Неоко, вдруг, случайно переглянувшись, мы откроем сперва мою личность, а потом и ее. - Ороку? – услышав, проявил интерес Раф, - уж не отпрыск ли это Шредера? Что, Караи тоже учится в школе? Ей же поздно уже! Или слабачка так ничему и не научилась и решила пройти курс еще раз? Мутант, сочтя фразу верхом иронии, довольно рассмеялся, но никто не присоединился к его веселью, а я вообще с трудом удержалась, чтобы не двинуть ему между глаз за оскорбление моей сестры, только сохранение инкогнито дороже, но поговори мне еще, зеленая рожа, точно получишь! Отвлекшись от беседы с сыном, ему ответил Сплинтер: - Учитель Куро… Ах, вот кто это выкрикивал мою фамилию! То-то я подумала, голос знакомый! - …имеет точные сведения, что в этом году в школу поступила младшая дочь Ороку Саки, и теперь он разыскивает девочку. - Зачем? – удивился Майки. - Учитель Куро возжелал собрать среди своих учеников всех представителей влиятельных в мире ниндзя семей. По-видимому, сейчас ему не достает только Ороку, а вся остальная коллекция собрана. - А разве учителям в школе не сообщают фамилии учеников? – не выдержала я. - Нет, Харуко-тян, с тех пор, как в свои законные права вступило перемирие, эта информация не оглашается, да и не важна она для нас. Мы должны жить в мире, не деля окружающих на своих и чужих. Ведь и тест при поступлении в школу придуман не случайно: выявляются склонности самого человека, а не то, что в будущем даст ему воспитание в своей среде. А также в школе запрещено разделение на детей из богатых и бедных семей – условия едины для всех. - А что, никто не знает, как выглядит дочь Ороку? Наверняка ведь это известно! – не унималась я. - Харуко-тян, Ороку Саки никогда не выставлял на показ другую – семейную – сторону своей жизни, а младшую девочку по каким-то причинам и вовсе скрывал от всех. Я, успокоенная, поклонилась учителю, молча благодаря его за ответы на мои вопросы, а из-за кустов юный голос, принадлежавший парню, возвестил: - А я слышал, что сегодня какая-то девчонка должна прибыть в школу, наверное, это она, дочь Ороку Саки. Оставивший сенсея Лео вернулся к нам и продолжил утреннее занятие, а за кустами одновременно с нами тренировалась группа учителя Куро. Как я успевала замечать сквозь ветки и листву, он не нагружал их тяжелыми испытаниями, в то время как мы уже насквозь взмокли, а Майки и вовсе начал жаловаться на разболевшуюся ногу. Наш Сплинтер, а вместе с ним и Лео были неумолимы, а потому мы и отправились после зарядки в душ тогда, когда его покидали последние ученики Куро. Приемы пищи проходили в просторном светлом зале, по длине которого стояли узкие деревянные столы и такие же скамьи рядом с ними. Проголодавшаяся за ночь я лихо умяла предложенную еду и теперь сидела просто так, ожидая, пока со своими порциями справятся остальные. Неоко ела аккуратно, демонстрируя не просто знакомство с элитным этикетом, а именно следуя ему во всем. Раф активно работал челюстями, он почти завершил трапезу. А Майки грустно возил палочками в тарелке риса – наверное, вспоминая ночную пиццу и тоскуя без нее. Рядом с нами никого не было: большинство уже покинули зал, да и, похоже, желающих сидеть возле мутантов нашлось немного. Наконец дождавшись Неоко, я сгребла свою пустую посуду на поднос и приготовилась убрать ее со стола, моя подруга поступила также, а Раф и вовсе встал с лавки, на ходу потеребив замечтавшегося брата. - Что?! Убирать?! Мы непонимающе закрутили головами, ища источник дикого вопля, и вскоре обнаружили его. У одного из столов стояла девочка в приторно-розовом платье, ее длинные темные волосы, собранные в немыслимую прическу удерживал такого же цвета бант, и как она орала… - А вот и Ороку, - ошарашенно выдал замерший неподалеку от меня один из учеников, относивший свой поднос. - Жесть! – закатил глаза Раф. - Слуги должны убирать! А не я! Не для того я пришла в школу! Отцу пожалуюсь! – что есть сил вопила она, словно решила нас всех оглушить. Между тем, к начавшей заливаться горючими слезами подлетел учитель Куро и, отпихнув наглого смотрителя за порядком, позволившего себе сделать замечание "дочери Ороку Саки ", обнял девчонку за плечи. - Ну точно – Ороку, - глухо проворчал темпераментный мутант, - мерзкая, противная. Тепличное растение. Донельзя избалованная папашей. Ничего сама не может. Ороку! Ох, сейчас Раф точно дождется от меня, прилетит ему что-нибудь между глаз! Как он посмел смешивать род Ороку с этим розовым ничтожеством?! Вообще не знаю, что бы отец со мной сделал, если бы я появилась перед ним в таком диком виде! - Прикинь, Майки, досталась бы нашему сенсею такая краля, а нам бы с ней учиться пришлось! – мутант все никак не мог успокоиться, - ничего из себя не представляет, только на отца и надеется! Да не кисни ты, Харуко, она не с нами, и слава черепашьему богу! Расслабься! Только сейчас я заметила, с какой силой стиснула челюсти – ни к чему это, надо успокоиться. Про мастера и его дочь, т.е., по факту, про меня, говорились неприятные вещи, но надо терпеть, ради нас всех. - Ладно, ребята, посмотрели и будет. Нас, наверное, учитель уже заждался, - подала голос Неоко, и мы, согласившись с ней, быстро избавившись от посуды, побежали во двор. После завтрака нас ждала еще одна серия упражнений, а после в качестве разрядки сенсей позволил нам поиграть в футбол, и Лео выступал в качестве арбитра. Надо ли говорить, что все проведенное на улице время нас сопровождал визг новенькой? Ужас. Предназначавшийся мне пас Рафа не достиг своей цели, и мяч с безумной скоростью пронесся мимо меня, улетев аж за кусты, куда я и полезла, чтобы его достать. Так называемая дочь Ороку стояла на одной ноге, как цапля, поджимая вторую, ее губы кривились в преддверье новой истерики, а указательным пальцем она показывала на лежавший на земле, совсем близко подкатившийся к ней мяч. Не утруждая себя просьбой подать мне искомое, я направилась к девчонке, но она заорала так, как будто увидела на ее глазах преобразившуюся кицунэ: - Не подходи ко мне! Не подходи! Посмотри на себя! Что ей не нравится? После хорошей тренировки и игры все не особо чистые, или она про порванные во время попытки побега штаны? Подумаешь, выше колена из-под ткани выглядывала часть ноги! - Не смей! Ты не знаешь, кто мой отец! Веский аргумент, я прямо-таки охренела. Нет, ну, она серьезно думала, что я испугаюсь ее тупой фразы и рухну на колени?! - Если бы ты знала, кто мой отец, - не сдержалась я. - Шла бы ты отсюда, раз не ровня роду Ороку, - к нам подошел учитель Куро, исподлобья враждебно уставившись на меня. - Какие мы нежные, - хмыкнула я, а в душе надеясь, что он не разобрал моих последних слов, - а что это еще за Ороку, почему его все так боятся? Мне было интересно, как они охарактеризуют мастера, хотя, почему-то думалось, что они имели о его личности очень поверхностное представление, но учитель Куро ответил исчерпывающе: - Ты – необразованная тварь! После чего увел от недостойной (в моем лице) подопечную, которая опять гундосила о том, что немедленно пожалуется отцу. Странно, что она не спешила развеять миф о своем происхождении. Я пока тоже решила не беспокоиться, помимо всего прочего мне страшно захотелось увидеть лицо этой красотки, когда мастеру Ороку Саки при посещении им школы ее предъявят в качестве любимой дочери. - Эй, Харуко! Ты где? – из кустов показалась голова Рафа, - Харуко? Но я не реагировала, стояла, сжав кулаки и полным ненависти взглядом буравила спины удалявшихся негодяев. Я вас еще проучу, так, что вы обо всем пожалеете. А особенно ты, тупая розовая овца, не отрицавшая своего родства с великим Ороку Саки. - Харуко, что случилось? – за братом вылез Майки, а потом подтянулась и Неоко. Подруга положила мне руку на плечо и предупреждающе покачала головой. Да, я должна держаться, рано себя выдавать. Неоко знала мое истинное имя, а парням и учителю его пока знать не стоит. После душа настало время прощаться с моими друзьями – пришла пора духовных занятий, а я, так как была все еще наказана, отправлялась в свою одиночную камеру, где, видимо, и дальше буду жить. Хорошо бы упросить учителя Сплинтера позволить мне забрать мои вещи из общей комнаты, пока я обитаю в другом месте… Но просьба так и не была мной озвучена. Только, похоже, сенсей догадался о желании ученицы сам – около кровати в комнате стоял мой чемодан. Первым делом я, конечно же, проверила, не сперла ли какая светлая куноити солдатика из отцовской армии – к счастью, все были на месте. Переодевшись в чистую кофту с символом родного клана на спине – никто же меня не должен побеспокоить в заточении – я, поставив перед собой фигурку отца, приступила к медитации. *** Да, мой отец богат, и порядок в нашем роскошном особняке поддерживался большим количеством слуг, но мастер никогда не позволял кичиться всем этим. Более того, нас, своих дочерей, которые жили на всем готовом, он с детства приучал и к простому труду. Мы же куноити. А как бы нам удалось внедриться для выполнения миссии в обычную среду, где надо мыть посуду, убираться в доме, стирать и выполнять еще кучу всяких дел, что простые люди вершат ежедневно, не обращая внимания на свои действия, вот тут бы мы, неумехи и белоручки, и попались. Но отец все предусмотрел заранее. Шредер придумал для нас с сестрой вот такую практику: на определенное время в нашем особняке запиралось большинство комнат (за их состоянием следила прислуга), а в распоряжении семьи оставалось всего несколько, но зато поддерживать в них порядок надлежало только Ороку. Отец, пользуясь привилегиями мужчины в патриархальной семье, занимался только своими делами, а все домашние обязанности ложились на женские плечи – мои и Караи. Когда были помладше, мастер позволял находиться рядом с нами служанке, от которой дети всему и научились, а вот, повзрослев, мы уже трудились только вдвоем: после приема пищи собирали посуду, неслись на кухню мыть ее, когда вечером домой возвращался отец, готовили на стол, заботились о мастере, его отдыхе. В такие дни мы даже не дрались с Караи – нам было некогда, бытовые дела поглощали не только день, но и все силы. А еще же нельзя забывать о тренировках. Но вот Шредер вновь позволял слугам принять на себя полноценную заботу о доме, а мы, узнавшие, что практика закончена, сразу падали на татами там, где застала нас эта радостная новость, и несколько дней после жили в мире. Наверное, совместный труд хоть на время, но примирял меня и Караи. А еще отец отправлял нас помогать в храм, расположенный на территории небольшого монастыря. Присланные туда на несколько недель или даже месяц мы вольны были распоряжаться собственным временем, как хотели – строгого надзора за нами не существовало, хотя обитель прекрасно охранялась ниндзя Фут. Существовало только три правила поведения, которые требовалось неукоснительно соблюдать. Первое: соблюдать заведенный в монастыре распорядок дня – поспать дольше, чем разрешено, не удавалось. Второе: выполнять все поручения старших монахов – да, дочери мастера обязаны были слушаться духовных лиц, но только если их повеления не шли вразрез с тем, что разрешал нам отец – например, послать нас одних в город никто не имел права, и такого приказа мы бы точно ослушались. А третье: не забывать про тренировки и духовные практики. Приезд мастера клана Фут – значительное событие для монастыря, а следовательно, к этому знаменательному дня всем юным послушникам и мирянам, ищущим в храме умиротворения, надлежало провести основательную уборку. То же касалось и нас с сестрой. Мы хорошо выполнили возложенную на нас работу и теперь могли заниматься до прибытия отца чем угодно. Караи покинула здание храма, возможно, она направилась переодеться или просто немного отдохнуть, я же осталась. Мальчишки-послушники все еще скоблили деревянный пол, хотя он уже и так стал намного светлее, чем был раньше. На улице жарко светило солнце, а внутри храма прохладно, так что даже выходить на улицу не хотелось, да и заняться все равно нечем. Мир монастыря погрузился в агонию последних приготовлений к встрече мастера. Сидя в углу, я скучающе наблюдала за мелкими трудягами, надувшимися от сознания собственной важности, как будто они делали нечто выдающееся и гордились своей миссией. Вообще поведение местных мальчишек всегда являлось таковым, они уже, видимо, причисляли себя к настоящим духовным лицам, снисходительно посматривали на мирян и пытались произносить мудрые речи. Мне это не нравилось, а потому при всяком удобном случае я старалась их проучить. В той обители жил монах-надзиратель, был он крайне противный и вечно недовольный. В его обязанности, помимо духовных дел, входило еще и наблюдение за выполнением различных работ – например, за подготовкой к приему влиятельного гостя в лице моего отца. Вот только сейчас старого ворчуна даже на горизонте не наблюдалось, наверное, он пока прятался от жары. Что ж, отлично, мне это на руку. Отличительной особенностью монаха был небольшой колокольчик, который он носил на шее. Зачем, по-моему, никто из обитателей монастыря не знал и вряд ли стал бы спрашивать – с ним вообще предпочитали не связываться без лишней надобности. Правда, кто-то все-таки рассказывал, что этот колокольчик являлся древней и уважаемой реликвией, привезенной из какого-то древнего храма, и всегда призывал высшие силы обратить внимание на своего обладателя, узнаваемо позвякивая при ходьбе старика. Заслышав тихий звон издалека, все норовили убраться подальше с пути нашего сварливого надзирателя. По ночам или поздним вечером, когда послушникам надлежало спать, мальчишки собирались в своей комнате в круг и рассказывали страшные истории, надо ли говорить, что дочери мастера были лишены этого удовольствия, занимая помещения для гостей? Твердо соблюдавшая распорядок дня Караи, которой меньше всего на свете хотелось следить за своей младшей сестрой, сразу засыпала, а я, юркнув из-под одеяла, быстро одевалась и неслась в другое здание, где находилась комната послушников. В свою первую ночную вылазку я оказалась жутко разочарована: ничего же не слышно! Вернее, мальчишечьи голоса напоминали ровное шуршание, иногда прерываемое испуганными возгласами благодарных слушателей. Меня не позвали, днем они со мной тоже не играли, строя из себя очень взрослых, а на самом деле самые юные из них были всего лишь года на два старше меня, но расстраивалась я недолго. И уже через несколько ночей мальчишки перепугались от появления в коридоре старого монаха, что неслышно передвигался в мягкой обуви, и только колокольчик выдавал его присутствие. Однажды придирчивый монах, вероятно, мучимый бессонницей, гулял мимо комнаты послушников практически до утра. Откуда же им было знать, кто сидел в углу, периодически помахивая колокольчиком? Выменять этот очень полезный в хозяйстве предмет мне удалось у одного приезжего монаха (ранее вещица украшала его дорожный рюкзак). На шоколадку, что мне еще дома дали с собой в монастырь – как чувствовала, что не стоило есть все, она и пригодилась. Молодому человеку уж очень хотелось сладкого – в обители же все строго – вот он и польстился. А уж, имея в арсенале колокольчик, можно делать все, что угодно. Так я и повадилась развлекать по ночам мальчишек-послушников. Вот и теперь решила их напугать: они все скоблили пол, а тут и пришел по их душу надзиратель. Укрывшись за одной из массивных статуй, я осторожно вытащила из кармана штанов носовой платок, в него и был завязан колокольчик со всеми максимальными мерами предосторожности – нельзя допустить, чтобы он выдал себя раньше времени. Уже первые тихие звоночки учинили жуткий переполох среди мальчишек, побросавших все инструменты и тряпки и заметавшихся по залу. Послушники сталкивались друг с другом, падали, сбивали ведра, из которых мигом растекались по полу полноводные реки, а я сидела в углу, задерживая дыхание, чтобы только не рассмеяться. Один из мальчишек, не заметив очередную лужу, поскользнулся и проехал точно до статуи, за которой пряталась я. С размаху ударившись о деревянную фигуру, парень нарушил равновесие, и статуя устремилась вниз, грозя если не убить послушника, то хорошенько его ударить. Не выпуская из рук колокольчик – счет шел на мгновения – я бросилась к падавшей махине и попыталась ее ухватить и вернуть на место. Да куда уж мне! В последний момент мальчишка успел выскочить из-под летящей на него статуи, которая вдруг перестала падать, а стала наоборот, подниматься. Вот теперь я точно умру от ужаса. Деревянная фигура вставала… сама! Но на краткий миг она дрогнула, и по бокам я наконец заметила крепкие мужские пальцы – статую перехватили удобнее. Конечно, скульптурное изображение могло и завалиться на меня, но я, даже оценив опасность, не могла пошевелиться, до того была напугана произошедшим. Статуя замедлила победное движение на место и подалась в сторону, а из-за нее неожиданно появился отец! Мастер схватил меня на руки и вытащил из угла, и уже в безопасности я узнала, что фигуру поймал и удерживал один из охранников отца в этой поездке – здоровяк Хан, лихо водрузивший скульптуру на постамент. Прибывший несколько заранее блондин направился проверить обстановку, чтобы при входе в храм Шредера не поджидало неприятных сюрпризов, и тут прямо на него и путавшегося под ногами мальчишку начала падать статуя. Вот уж совпадение вышло. Отец явился внезапно, его прибытие ожидали только через два часа, не раньше. А заметивший подозрительную возню в строении мастер в сопровождении солдат-ниндзя и сам бросился туда и сразу же увидел меня. Я никогда еще не была так рада его видеть! Сидела на руках, обняв за плечи, не сдерживая эмоции, целовала в щеки. Шредер же отнес меня в нашу с Караи комнату, не обращая внимания на толпившихся вокруг монахов. Ну да, естественно, кто во всем виноват? Я… Разозленный моим поведением, вряд ли он догадался в полной мере, что произошло, но это не отменяло мою вину, отец оттаскал меня за уши. А влетевшей в комнату с криками: "Она плохая! Вечно все портит!" сестре отец влепил по заднице и выкинул Караи за дверь, вернувшись к моим опять заслужившим сомнительную честь быть наказанными ушам. Но теперь я (или мы с ними?) могла гордиться: меня-то мастер наказал без свидетелей, а вот старшая дочь получила при мне да еще так позорно, как достается все нашкодившим детям. Наказывать в нашей семье мог только один человек – глава семьи, так, как считал нужным, и ничьи советы ему не требовались. Когда мы вышли к храму, - я была в натянутом на голову капюшоне, дабы скрыть от чужих глаз последствия экзекуции – переполошившиеся монахи судачили о плохом знамении, якобы теперь на обитель надвигалась какая-то беда. Но мастер, чуть крепче сжав мою руку, объявил, что причин для волнения нет, неприятность уже случилась, и вообще монастырю больше ничего не угрожает, т.к. мастер заберет ее (эту самую неприятность!) с собой. Вот так, желая напугать исключительно послушников, я устрашила всех монахов. *** За дверью моего карцера послышались шаги, и я, переодевшись в футболку без какой-либо выдававшей меня символики, спрятала кофту и фигурку отца под одеяло. Впереди предстояла вторая половина учебного дня, наполненная новыми уроками и тренировками.