Отец меня убьет...

На этот раз участь (или честь?) забрать меня из карцера и отвести на занятия была предоставлена Леонардо. Отперший дверь парень остановил меня, направившуюся на выход, словами: - Для следующих уроков тебе понадобятся тетради... Тетради? Какая-то специфическая боевая техника с использованием этого предмета? Ни отец, ни старый сенсей никогда не рассказывали мне ничего подобного. Конечно, тетрадью можно треснуть кого-нибудь по голове – не знаю, на что она еще пригодна, - но вот толку-то от этого никакого. А может быть, это только тренировочный инструмент? Как обычный веер, не приносящий вреда, и его боевая ипостась – тессен? - …и ручка, - договорил мутант, пока я рылась в чемодане. Ручка? Уже интереснее – ее-то запросто можно воткнуть противнику в глаз, это уже серьезное оружие. Или в нос! Вот только это, пожалуй, менее эффективно, нежели в глаз, да и тогда лучше задействовать обе ноздри – возьму, пожалуй, на всякий случай еще и карандаш, острый. Как-то раз мы с отцом поехали по его делам, не знаю, по каким причинам он взял меня с собой, я-то просидела в машине все время, пока он находился в неприметном здании, около которого остановились обе наших машины. Мой охранник был послан за мороженым с добавлением зеленого чая для меня, естественно, а водитель покинул салон, когда к нему подошел его напарник из второго авто. Мужчины разговаривали, но пристально посматривали по сторонам, чтобы вовремя заметить возникновение опасности для кортежа мастера и его младшей дочери. В течение беседы, касавшейся подвигов, иногда казавшихся сплошным хвастовством, один из них припомнил, как совсем недавно Шредер отрядил его с небольшой группой на поиски загадочного человека, расстроившего какую-то важную сделку. Искомая личность, в официальном мире повар одного затрапезного ресторана, долго не хотела ни в чем сознаваться, за что и получила хаси в обе ноздри, а потом, захлебываясь собственной кровью, мужчина все-таки раскололся. Уже вернулся мой охранник, уже я успела обляпаться мороженым, когда красочная история со всеми подробностями была закончена, и рассказчик, не ниндзя, закурив, отошел к своей машине, дабы юной пассажирке не пришлось вдыхать сигаретный дым. По малолетству я, как и все дети, и сама вставляла хаси в нос и, демонстрируя отцу свои феноменальные таланты, кричала: - Папа, смотри, как я умею! А мастер на это не реагировал: не кричал, чтобы я перестала, не ругал и даже не восхищался, как иные впадающие в восторг от любых глупостей своего чада родители, он просто игнорировал меня. Поэтому дальнейший стимул "радовать" отца такого рода проделками пропал сам собой. Схватив канцелярские принадлежности в охапку, я поспешила вместе с Лео в учебный корпус, в одну из подготовленных для занятий комнат, где плюхнулась на колени рядом с низким, еще никем не занятым столиком. Их ряды составлены так же, как и в обычной школе. По левую руку от меня уже сидела Неоко. Наши места в самом конце учебного помещения – все первые уже были заняты адептами учителя Куро. Правда, смотрю, и они тут не все собрались – наверное, нас разделили на группы: сначала уроки у одних, потом у других. Во всяком случае, у меня иных предположений пока не возникало. К радости, розового несчастья на наши головы вокруг не наблюдалось, а значит, можно надеяться, что хотя бы эти занятия пройдут без раболепствования перед "дочерью Ороку Саки" - достали! Пока учитель не объявился в классе, у меня появилась возможность переговорить с Неоко – надо же было узнать, она все так же коротала время в карцере или нет? Вообще-то нам оставалось бы (если бы не побег) отбыть в заключении еще один день и все. Оказалось, что сенсей не добавил Неоко дополнительных дней заключения за настоящую попытку побега – за все расплачивался главный зачинщик, то есть я. Так, мне ужас как хотелось подать отцу весточку о себе – возможно, он и волновался за меня: позвонила посреди ночи, сообщила "прекрасную" новость и уронила трубку. Разумеется, никто не узнает о чувствах мастера – он себя не выдаст, наверняка он все так же сегодня занимался делами: возглавлял совет, лично проверял ряды ниндзя, тренировался – разве что наказания для нерадивых воинов и подчиненных стали жестче. Хотя, куда уж дальше? Ладно, раз свобода Неоко все еще ограничена, а то я уже хотела попросить ее позвонить моему мастеру, придется успокоиться. Нет, так нет. Не с ребятами же договариваться? Что им рассказывать, кто мой отец, - правда, можно и не называть его имя, а просто обозначить родственные отношения. Но ведь ляпнут что-нибудь не то! Мастер – человек решительный и строгий - наедет на Майки с дополнительными расспросами, он начнет что-нибудь невразумительное мямлить! А Раф вообще дерзить будет – Шредер такое поведение на дух не переносит, последствия же совершенно непредсказуемы. Но самое-то страшное, что они с дуру ему как выдадут про факультет светлых, отец точно охренеет. Возможно, сперва им и не поверит – я-то промолчала, - но потом точно… явится сюда, злющий. Да еще какой! Нет, папочка, подождем, пока мое заключение не кончится, и я сама тогда тебе позвоню и все объясню, возможно. Учебный класс, в отличие от того, другого, в старой школе, где мне довелось заниматься раньше, еще когда жила дома, был обставлен низкими столами только для одного человека. У нас теперь больше пропагандируется именно европейская мебель – вот не знаю только, почему? По мне: так традиционная намного удобнее и не загромождает пространство. Да и не сидит рядом с тобой никто, не списывает, не мешается, не раздражает – а ты, что хочешь, то и делаешь. Вот и между нашими с подругой "партами", узкий проход – разговаривать удобно, а вроде как наше личное пространство не нарушено и неприкосновенно. За таким столиком, разумеется, удобно сидеть можно только на коленях – и я видела: не все из моих соучениц это умели. Некоторые расселись совершенно недопустимо для девушек – скрестив ноги или вообще их просто раскинув, как непристойные девки! Ну… так про эту максимально раскованную позу однажды отозвался один из охранников отца (он даже похуже выразился), а потом я очень некстати охарактеризовала при мастере положение Караи. Она тогда сидела на полу в гостиной и резалась в видео-игру, увлеченно щелкая кнопками джойстика, а мне, зараза, поиграть не давала! Тогда я, недолго думая, и обратила внимание Шредера на несоблюдение этикета… И первой же была наказана! Получила по губам, чтобы в следующий раз не говорила такое про сестру. Правда, и Караи огребла! - Настоящая куноити должна и наедине с собой следить за своим поведением и привычками, - так ей сказал мастер. А в итоге победила относительная справедливость: отец отлучил сестру от развлечений и велел ей отправляться в свою комнату для размышлений, правда, джойстик так и не перешел в мои руки - я же тоже теперь наказана. Но меня хоть немного, но согревала одна мысль: игра Караи закончилась, ибо не фиг не делиться с младшей сестрой. А все-таки отлично, что на урок собрались не все. Нашей драгоценной истеричной звезды, что могла и опоздать и явиться позже, не наблюдалось, оно и к лучшему – ее визг при длительном воздействии не выдержат никакие барабанные перепонки. Гм, а ведь неплохое оружие, не так ли? И очень оригинальное, а главное – незаметное. Идет такая овца по темному переулку, вся в розовых бантиках, а тут на нее нападают ниндзя из враждебного клана, а девчонка как заорет, у этих бедолаг вмиг кровь из ушей, сердце вдребезги! Вот не хотела бы я оказаться на месте ее жертв – какая нелепая смерть. Ох ты! А вот и наш учитель! Что ж, похоже, ничего более интересного, чем мутанты, в школе не водилось. Разрешите напрячь наше внимание очередной зеленой рожей. Так, он представился, и его зовут Донателло. Ага, значит, того четвертого, кто не дал мне улизнуть на свободу, величают именно так. Ну, будем знакомы, давай учи нас, юных куноити и ниндзя, секретным приемам по боевому владению канцелярскими принадлежностями, покажи нам всю свою крутизну! Мой боевой запал улетучился минут через десять после начала занятия. Меня ждала грандиозная подстава: мы оказалась на рядовом уроке, где обряженный в коричневое кимоно с широким поясом, глупо завязанным на манер европейского халата, черепаха торчал у доски и, противно скрипя мелом, выводил на ней всякую математическую чушь. Вот зачем нам все это?! Неоко, как порядочная ученица, фиксировала все в точности в собственной тетради, я сначала тоже пыталась, а потом оставила ерунду желающим, а сама просто рисовала футов и отца в броне, возглавлявшего их отряд. Правда, иногда тоже возвращалась из мира грез в школу и записывала какие-то формулы, причем сразу же и выкидывала их значение из головы – зачем они мне? Да когда же уже закончится урок? Сколько можно?! Очередная задача! Достал ты меня уже, Донателло! Мы что, сегодня весь толстенный учебник должны осилить?! У Неоко тетрадь наверняка скоро кончится – раз мутанту меня не жалко, пусть хоть ее помилует, умаялась ведь уже, рука, поди, и не гнется. А черепаха продолжал и продолжал нудно сыпать своими тупыми задачками, кладезь прям: - Из пункта A в пункт B вышел самурай, а из пункта B в пункт A – ниндзя, и они оба… - Отправились на хуй, - утомленно фыркнула я, достойно завершая фразу учителя. Тяжело вздохнув, Донателло обернулся и произнес: - Харуко-тян, я вынужден тебя наказать. Похоже, моя слава добралась до самых отсталых черепашьих умов в этой школе, раз даже новый учитель знал мое имя и ведь сразу догадался, кому оно принадлежит! Ну да, конечно, кто во всем виноват? Харуко. Кто себя всегда плохо ведет, даже если спит и никого не трогает (значит, готовится и собирает силы перед новыми пакостями)? Харуко. Кто еще? Точно, тогда несложно предположить, кто по доброте душевной решил помочь уставшему учителю с обозначением задачи, а заодно намекнуть, что пора бы урок заканчивать. - Ты проведешь в заключении еще три дня, Харуко-тян, - строго, хотя, как было хорошо заметно, такой тон был ему не близок, пояснил Донателло. Нашел чем напугать дочь Ороку Саки! Вот что за наивные черепашки и крыса? Им бы посмотреть отцовские казематы! Это да, это я понимаю: карцеры так карцеры – туда заглядывать страшно, не то, что коротать срок… жизни. Мастер всегда не уставал повторять, что настоящие ниндзя должны быть готовы ко всему и даже достойно отбывать наказание в тюрьме, если, к великому сожалению, судьба обернется так, что именно этого поворота не избежать. Оставив оружие (а некоторые и игрушки), как велел отец, мы прошли сквозь строй солдат – имитация настоящего ареста – и за нами захлопнулась дверь одной из камер. Да, Шредер тренировал нас по-настоящему, хотя для дочерей все-таки сделал некоторые поблажки: наше место заключения не имело никаких жестоких дополнений, просто мрачное местечко с низким потолком и маленьким окошком. Мы с сестрой, традиционно пребывавшие в ссоре, расселись по разным койкам. Вскоре Караи занялась медитацией, а я продолжила ранее начатое дело: тренируясь в чтении, старательно разбирала вырезанные на стенах надписи, оставленные бывшими обитателями здешних мест. Читала я еще вслух, чем, видимо, очень мешала сосредоточенно-расслабленной сестре, и опять (не специально), но вывела ее из себя. В итоге мы разругались, и она даже запустила в меня алюминиевой чашкой, с лязгом ударившейся о стену над моей головой. - Дура! – орала Караи, сжимая кулаки, но в этот раз не нападая. - Мелкая тварь! - Я миниатюрная, а не мелкая! – младшая дочь Шредера могла бы разрыдаться, но тоже сдержалась. Нам оставалось потерпеть до окончания дня – вечером отец уже прибудет за нами и, усадив в машину, где наверняка ждут подушки, теплые пледы и непременно множество всего вкусного, он отдаст приказ отправляться домой всем вместе. Ночь, соответственно, каждый встретит и проведет в своей постели. Никакой раздраженной сестры! Любимая музыка, увлекательная книжка с картинками и расставленные вокруг кровати солдаты-ниндзя, а их командир – на наблюдательном пункте – на тумбочке. Возможно, мастер еще и собственной персоной заглянет пожелать спокойной ночи. Разумеется, часов в камере не имелось, но за окном значительно потемнело, и охранник принес нам еду уже третий раз. А ведь отец должен был забрать нас еще до ужина! Ну, ничего-ничего, успокаивала я себя, скоро машина мастера остановится около тюрьмы, и мы со всех ног бросимся в отцовские объятия. Как же я по нему соскучилась, не передать словами! После вечерней тренировки и последовавшей за ней медитации каждая из нас забралась под тонкое одеяло, и я, закрыв глаза, сразу же отвернулась лицом к стене. Вот только уснуть не получалось. Никак. Чтобы ненароком не расплакаться, чувствуя себя брошенной и позабытой отцом, пришлось даже насколько возможно засунуть в рот кулак, сдавив зубами костяшки пальцев. Мастер нас покинул, избавился от двух вечно надоедавших ему дочерей-скандалисток… Мы навеки останемся в этой камере! Навсегда! И мы тут умрем! Я слабо пискнула (а могла бы и завыть) и еще сильнее сжала зубами кожу кулака. Легкий шорох, и, неслышная в своих передвижениях, рядом со мной возникла Караи, она положила руку мне на плечо и удивительно дрогнувшим голосом протараторила: - Харуко, ты что, плачешь? Не плачь. Не надо, сестренка. Она опустилась на колено и погладила меня по волосам: - Харуко, Харуко, Хару… Папа скоро приедет, надо еще совсем чуть-чуть подождать. Он точно уже в пути. Просто пробки на дорогах, а, может, кто-то напал на него в пути, вот и возникла заминка. Но папа спешит, как мастер без нас? Он же нас не бросит тут… Сдавшись, я подскочила с кровати, отпихнув одеяло, и уткнулась носом в плечо сестры: - Бросит! Караи, папа не придет! Мы ему не нужны! Я дрожала и судорожно икала, захлебываясь слезами. Сестра же храбрилась, показывала себя сдержанной воительницей, попавшей в передрягу, но не поддававшейся эмоциям, правда, в ее глазах тоже дрожали непрошеные слезы. Караи находила в себе силы не только не плакать самой, но еще и меня поддерживать. Когда я наконец немного успокоилась, сестра, на редкость добрая и заботливая, уложила меня в постель и даже рассказала некое придуманное на ходу подобие сказки, закончившейся очень хорошо. Она возилась со мной и весь следующий день, а отца все не было… Охранник, у которого мы, испуганные, все же спросили, когда вернется мастер, лишь пожал плечами в ответ. А в завершение последовавшего за этим дня дверь камеры распахнулась, и на пороге возник отец. Только к нему, несмотря на прошлые ожидания, никто не побежал. Караи забилась в угол, а я с трудом втиснулась между ее спиной и стеной. - Настоящие ниндзя должны быть готовы ко всему, - в который раз произнес отец, и сестра, не боясь, решительно встала и подошла к нему, а я осталась, скрючившись в комочек, на полу в углу. Неожиданно Караи вернулась ко мне и, взяв за руки, поставила и поволокла к отцу. Страх, вопреки ожиданию, придал мне новых сил, и я, активно брыкаясь и отпихивая сестру одной ногой, выкручиваясь всем телом, попыталась остаться в камере – только бы не идти с жестоким мастером, обрекшим нас на два дня заключения, один из которых, внеплановый стал самым жутким в моей жизни. И напрасно Караи уговаривала меня: - Глупая, папа за нами приехал! Пойдем скорее. - Сама дура! Ты ничего не понимаешь! - Нет, это ты ничего не понимаешь. Папа вернулся, он нас испытал, и мы выдержали. Он гордится нами. Да, мастер? Сестра обернулась к нему, требуя дополнительной поддержки своих слов. Стоявший посреди коридора Шредер вернулся в камеру и, присев на корточки, взглянул мне в глаза: - Моя дочь, я горжусь тобой. Ты с честью выдержала испытание. - Нет, папочка! Это Караи – молодец! Я бы без нее не справилась, она меня поддерживала, ты ей должен гордиться! - Харуко, перестань, - отмахнулась от меня сестра, - я просто сидела в камере, как и ты, что в этом выдающегося? Отец сдержанно усмехнулся и, подтолкнув меня к выходу, покинул помещение, а мы во избежание новых неожиданных испытаний (например, отец вновь решит нас оставить еще на один день или неделю) побежали за ним и заскочили в машину, где на сидении уже были разложены подушки и пледы. Все еще заботливая сестра завернула меня в покрывало и протянула шоколад и пакетик с моим любимым печеньем, и я им тут же захрустела, а потом, опомнившись, предложила и Караи. Сидевший напротив нас мастер – он пафосно прибыл на длинном лимузине – несколько прищурился, наблюдая нашу возню, не знаю, о чем он думал, но вслух ничего не сказал. Дома вечером я сбегала в комнату сестры, пожелала ей спокойной ночи и приятных снов, а потом, когда уже сама устроилась под одеялом, Караи пришла ко мне – за тем же: и укрыла получше, и приласкала, и даже по-новому расставила случайно сбитых ногой солдатиков. А утром она, вновь став собой, уже визжала на весь дом: - Где мои сюрикены?! Харуко! Когда в итоге судьба сменила гнев на милость, и математика закончилась, Донателло пригласил нас на следующее занятие в лабораторию, где мы оживленно крутили головами по сторонам. Полагаю, большинство одноклассников видели подобное впервые, я-то была с отцом в таких местах, где он всегда крепко держал меня за руку, не отпуская от себя ни на шаг – короче, всячески мешал удовлетворять мое любопытство. Думаю, он просто не хотел развития моих научных склонностей – ведь мастер всегда видел меня куноити, а не теткой в белом халате и очках с толстыми стеклами, перетаскивающей с места на место пробирки. А тут-то никто не держал меня рядом с собой, и я увлеченно наблюдала за зелеными пальцами Донателло, извлекавшими из коробочек и баночек разные составляющие рецепта помогавшей заживлению ссадин мази (якобы простое в изготовлении и эффективное средство, что было синтезировано самим мутантом). Мы старательно отразили процесс ее приготовления в тетрадях – ведь действительно полезные знания. Потом, чтобы немного развлечь учеников после тяжелого дня, учитель показал несколько простеньких опытов – слабенькие взрывы, изменение цвета жидкостей, что я созерцала без особо интереса: фокусы, обычные фокусы. Скучища. Я отвела взгляд от стола, над которым колдовал черепаха, и пошарила по окружающей обстановке, не ожидая, однако, встретить что-либо стоящее. Но тут мое внимание привлекла стоявшая на дальнем столе среди микроскопов и непонятных штуковин средних размеров колба, где было налито нечто розового цвета! Знакомый оттенок. И я уверена, он будет очень к лицу той, что осмеливалась выдавать себя за любимую дочь мастера Ороку Саки!