Don't look inside

Леви открывает дверь бара и тут же опускает нос в шарф: мороз игриво, но совсем нещадно пробегает по горлу. Чем ближе к Рождеству, тем холоднее. И темнее на улице. – Ты точно уверена, Левичка? – за ее спиной возникает Дрой, вместе с Джетом где-то поодаль и взглядами всего бара на периферии. МакГарден кивает. В конце концов, когда-то же надо возвращаться в нормальное русло жизни, и начать можно с того, что можно снова ходить домой одной. Хоть и в коляске, не пешком, но уже лучше, чем на машине. Причин для такого было несколько: во-первых, девушке больше не хотелось напрягать Джета. Во-вторых, Вэнди сказала, что чем раньше бар перестанет делать для нее поблажки, тем раньше она встанет на ноги, а это было стимулом хоть куда. Ну а в-третьих, Леви снова хотелось гулять по вечерам. Одной, в тишине, может, с музыкой. А особенно этого хотелось сейчас – перед Рождеством, когда везде висят праздничные огни, отражающиеся блеском в падающем снегу. – Уверена, уверена. Я вам не маленькая, успокойтесь уже. – с легким укором объявляет синеволосая и выкатывается на улицу, стараясь не обращать внимания на в прямом смысле написанную у всех на лбу фразу «ты еще более легкомысленная, чем маленькая». Вслух они такого не скажут, но думают примерно в этом направлении, хоть и куда мягче. Дверь за ней закрывается, отсекая от привычного тепла, и Леви, слегка прикрывая глаза, вдыхает морозный воздух. Все-таки давно она так не ходила. Не ездила, то есть. Помнится, с тех пор, как месяц назад ее подстрелили, с тех пор, как она... НЕ ДУМАТЬ! Леви мотает головой. С того происшествия ее все время возили: сначала Грей, живущий где-то неподалеку (вообще-то в двух кварталах от ее дома, по данным из базы «F.TAIL»), а потом, по возвращению «Теневых» – Джет. Она и не была против, пока где-то пару дней назад не поняла, что это зашло далековато, и она стала забывать запах города, курсируя между домом, машиной и баром. А ведь раньше она любила походить по кварталам, повынюхивать разное. Периодически она натыкалась на что-то интересное, один раз даже удалось решить дело какой-то девушки из-за улики, которую она случайно нашла в подворотне. Леви улыбается. За ее спиной незаметно шагает человек с черными, как контрастные тени вечерних фонарей, волосами. Но девушка этого не видит. МакГарден привычно заворачивает в переулок, где всегда ходила до того, как села в коляску, и почти что улыбаясь от странно-ностальгического настроения, беспечно движется вперед. Ее взгляд проскальзывает мимо привычно тускло светящего фонаря по витрине захолустного магазинчика, скамейке рядом с ним. Коляска еще катится пару дюймов по инерции, но скоро останавливается, ничем не подталкиваемая. На скамейке сидит парень, причем, казалось бы, самый обычный – русые волосы, желтая куртка, джинсы. В руках – банка пива. Сердце буквально на секунду замирает, кровь приливает к голове, стуча в висках, прежде чем МакГарден понимает: не тот. Просто похожий. Тот вряд ли выжил после Драгниловских кулаков... И все же, горло словно сжимает спазмом, воздух туго проходит в легкие. Что за ерунда творится? Ее что, так пугает этот образ? Она настолько испугана, настолько травмирована, что даже похожий человек вызывает у нее такую реакцию? До того случая МакГарден редко верила в психические заболевания. Они казались какими-то далекими, не случающимися с теми, кто рядом, и, уж тем более, с ней самой. Так что ПТСР, да еще и в собственном мозгу, как-то не укладывается в голове. И вызывает явное желание от него избавиться, так же как и от этих взглядов сотрудников бара за спиной, в которых чего только нет: жалось, сострадание, омерзение. Вэнди уверяет ее, что ничего этого нет, но... Как-то не верится. Что еще может вызывать такой человек, как она? Девушка решительно направляет свою коляску к парню, сидящему на скамейке. Если есть страх, его надо побеждать, так? – Про... простите. – голос подчиняется ей не с первого раза, но потом все вроде идет, как по маслу, хотя голова варит как-то медленно, словно заржавелый механизм. – У вас сигаретки не найдется? Сама Леви не курит. Ей не нравится ни вкус, ни ощущения, хотя запах сигаретного дыма – один из ее любимых, как ни парадоксально. Но с каким другим вопросом подойти к незнакомому человеку в 8 часов вечера, на ходу не придумаешь. Парень поднимает голову. Леви едва сдерживает облегченный вздох: совершенно другие черты лица, ни прыщавого носа, ни сальных глазок. И вообще, глаза у него зеленые. – Не-е-ет... – протягивает он, окидывая взглядом МакГарден, сидящую в коляске. И почти тут же его губы трогает мерзкая, какая-то пошлая улыбка. – Зато есть что-то получше... – Он начинает вставать, задевая ногой что-то бренчащее под лавкой. Леви рефлекторно опускает глаза на выкатывающееся оттуда. Пивные банки. Много. Парень встает со скамейки, слегка шатаясь, и, пока синеволосая лишь осознает, что напротив нее – мертвецки пьяный, а значит, не совсем нормальный человек, русый резким движение руки хватает ее за волосы и дергает вверх и на себя, вынуждая вскрикнуть. – А вот и девка нашлась... Сама прибежала, хе. Как по волшебству. – он тянется второй рукой к ремню. Почему-то только сейчас до МакГарден доходит, что происходит вокруг и, главное, что происходит с ней. Ее хотят изнасиловать. И самое замечательное то, что она сама подошла к этому человеку. – А ну отпусти! – девушка резко и сильно ударяет по руке теребящего ремень парня, и это даже имеет успех: он ее отпускает. Только вот приземлиться обратно в коляску девушке не удается и она падает на асфальт, шипя от боли. Ноги не двигаются. «То есть это, по-вашему, не стрессовая ситуация, да?» зло обращается Леви к ногам, хоть и понимает, что в данный момент это ужасно глупо. Уползти она уже никуда не успевает, сражаться – тем более. Пистолет, выданный ей мастером взамен того, что остался во «Владыке», лежит в сумке на спинке коляски – не дотянуться. Впрочем, если он приблизится, она его просто побьет кулаками, ведь это-то возможно. И как она только додумалась в такое вляпаться?! – Эй, дорогуша, а ну-ка стой... По телу девушки прокатывается дрожь. Интересно, у них что, это фирменное словечко?.. Мысли внезапно куда-то улетучиваются. Что о собственной глупости, что об обороне. Парень, резко наклоняясь, прижимает ее к земле и тут же хватается за пояс на ее джинсах. Что-то внутри Леви просто вопит: «Ударь его! Спасайся! Беги!», но девушка лишь дрожит от страха. – Даже не сопротивляешься? Шлю-ю-юха... – протягивает русый. На глазах Леви выступают слезы. Вот черт... Быть изнасилованной каким-то пьяным отродьем на улице из-за собственной глупости и дурацкого желания победить страх? О да, как же это... Поток ее мыслей прерывает звук удара. Тело пьяного парня тут же оседает, придавливая синеволосую к земле. Но тяжесть почти тут же исчезает, чьим-то пинком отправленная в небытие. Да неужели в такой час по этому захолустью проходил одинокий рыцарь, решивший спасти невинную девушку? Леви приподнимается на локтях, тряся головой. Перед глазами все плывет, то ли из-за слез, то ли из-за удара. – Ты что, совсем рехнулась, малявка? Леви вздрагивает. Кажется, «из огня да в полымя» – самые подходящее описание ситуации. Этот голос она может узнать из тысячи, как бы сопливо это ни звучало. Но девушка все же оборачивается так, чтобы не осталось сомнений. Рядом с ее коляской стоит темноволосый парень в кожаной куртке, прожигающий ее ярко-алыми глазами. Железный Редфокс собственной персоной. – Ты еще что здесь делаешь? – вопросом на вопрос отвечает Леви. Редфокс то ли фыркает, то ли цокает языком, но звук получается явно презрительный. – За тобой слежу. Девушка непонимающе хлопает глазами. Следит? В ее голове прямо-таки молниеносно проносится целое море причин его такого поведения, сводясь к единственно возможному и наиболее вероятному варианту – для того, чтобы убить ее. Кажется, мозг решил наверстать мгновения бесполезного тупежа во время нападения того маньяка. Синеволосая отворачивается, переводя взгляд на асфальт, покрытый окурками, пивными крышками и фантиками. – Вставай давай. – раздается голос за ее спиной. – Чего разлеглась? Он скоро очнется. Девушка фыркает, впрочем, в противоположную от Редфокса сторону. Странно: этого парня в желтой куртке она боялась, как только может бояться человек – до дрожи и парализованного состояния, а этого черноволосого почему-то даже не пугается. – Как я встану, по-твоему? – она, слегка напрягаясь, перебрасывает одну руку через себя и переворачивается лицом к Железному, теперь усаживаясь на дорогу задом. – Если все еще не дошло – коляска не прикрытие. Я и правда... – она слегка запинается, поднимая глаза на Редфокса, и тут же опуская их, лишь заметив его выражение лица. - ...не могу ходить. Брезгливость. Неверие. Легкое недоумение. На нее все так смотрят, стоит им узнать о травме. – Ну и... Как это случилось? – с легкой, почти незаметной насмешкой спрашивает парень. Спроси он по-другому, Леви, может, и рассказала бы. Но так вот, с издевкой, спрашивают только те, кто не верит. Она бы, наверное, тоже так спрашивала. – Не твое дело. – Помощи ждать не приходится, а потому МакГарден вновь переворачивается на живот и, подволакивая ноги, на локтях подползает к коляске. Разумеется, стоит ей опереться на подставку для ног, мокрую от талого снега, как ее рука соскальзывает, и она падает. Конечно, это ведь должно было произойти. Как это все же унизительно: пытаться влезть в мокрую коляску, волоча неработающие ноги за собой, на глазах у того, кому она так хотела бы отомстить. Ему, кажется, она хочет отомстить еще больше, чем тем, кто тогда подстрелил ее. Что, наверное, тоже странно. Хотя тем уже не отомстить: их след затерялся в помойках и бесконечных серых лицах... Сейчас надо сказать себе «не думать об этом, не думать, не думать...». Но почему-то не получается. Снег легко падает с небес, кружась и тая на асфальте рядом с девушкой, стоящей на локтях. Рукам тяжело, они дрожат под весом МакГарден. Скоро она рухнет. Интересно, о чем тогда думал тот русый парень с прыщавым носом? И помнит ли он ее сейчас, если жив? Вряд ли. Люди не замечают, как ломают чью-то жизнь, так же, как тогда, увлеченные расправой, не заметили маленькую девочку, прятавшуюся за мусорным баком. Так же, как легко ломали кости женщине, молившей о помощи. Синеволосая пытается еще раз забраться на коляску, но уже куда слабее. Разумеется, падает, как-то странно обессиливая и ослабевая. Будто тот стержень, все это время державший ее прямо, растворился. Она опускает голову. – Эй! – вырывает ее из дурмана голос красноглазого. – Что ты там делаешь? – В его голосе сквозит легкое беспокойство, почти что незаметное, но Леви его улавливает. И ощущает, как от этой капельки беспокойства, пусть не за нее, пусть из-за того, что она непонятно что делает там, на земле, к ее горлу подкатывает ком. Дышать становится труднее, равно как и видеть. Картинка перед глазами расплывается от слез на глазах. Соленые капли падают на асфальт, смешиваясь с талым снегом. – Слушай, Редфокс. – неожиданно даже для себя выдавливает из себя девушка. – Ты ведь киллер, так? Скольких... – ее голос чуть ли не срывается, но девушка судорожно вдыхает и продолжает. – Скольких ты убил? Главное – не заплакать. Отвлечься. Сейчас он что-нибудь скажет, нахальное, странное, жуткое, хоть что-нибудь, что поможет ей отвлечься. И Редфокс действительно отвечает: – Не помню. - Он спокойно смотрит на девушку, лежащую на земле. Не пытается помочь, не уходит. Просто стоит и ждет. Он видел слезы столько раз: слезы детей, женщин. Мужчин. И это зрелище давно уже не может его растрогать или разжалобить. – Хватит реветь. Знаешь же, что сама виновата. – Знаю. – Пожалуй, он даже прав. Не стоило лезть в эту подворотню, не стоило подходить к этому парню, не стоило... Леви вновь опирается на подножку и все-таки успевает подбросить себя вверх быстрее, чем снова поскальзывается, второй рукой цепляясь за сидение. Еще минута унизительной и беспомощной возни, и она все же кое-как усаживается в кресло. И трогается с места, двигаясь к дому. Редфокс после секундной задержки следует за ней. Ему надо ее убить. Но почему-то что-то толкает его под руку – «не сейчас». Не с таким потухшим взглядом. – Ты жалкая, знаешь? Леви кивает. Слезы в уголках глаз остывают, становятся холоднее и холоднее. Огни магазинов и витрин затухают, погружая улицу в сумрак, оставляя лишь островки света вокруг фонарных столбов. Впрочем, ее дом уже недалеко. – Знаю. Жалкая, беспомощная. – она поднимает глаза на фигуру темноволосого, идущую рядом. – Ты же должен меня убить. На этот раз кивает Железный, дотрагиваясь до пирсинга в носу. Металлические заклепки становятся холодными на морозе. Странные ощущения. – Холодно? – задает вопрос МакГарден, опуская взгляд на руки парня: хоть и в перчатках, а все равно зябко сжаты в кулаки. Он не отвечает, засовывая руки в карманы. До дома Леви они доезжают в тишине. Девушка останавливает коляску у двери. Редфокс тоже останавливается. Девушка достает связку ключей и стягивает перчатки, выбирая нужный. Вставляет в замок, открывает дверь, стараясь въехать побыстрее и не впустить в квартиру мороз с улицы. Запинается о порог и чувствует, как коляска сама по себе отъезжает назад и аккуратно заезжает внутрь. Редфокс ногой закрывает дверь и отпускает ручки коляски. – Долго копаешься. – он скалится в улыбке. Леви не реагирует, лишь кивая, и проезжая на кухню. То, что Редфокс находится в ее доме, ее совершенно не трогает. Ее вообще ничего не трогает. Перед глазами стоит лужа крови и зеленая стенка мусорного бака. – Может, напоишь чаем? – продолжает темноволосый. – Нижняя полка рядом с раковиной. Не бери кружку с совой, пожалуйста. Это моя любимая. – лаконично отвечает девушка, направляясь к кровати. Редфокс провожает ее долгим задумчивым взглядом. Обстановка в доме совершенно безликая, можно даже сказать, аскетичная. Никаких безделушек, две комнаты, спальня и кухня, прихожая и уборная не в счет. Единственное, на что Железный натыкается везде – это книги. Они везде – на столе, под столом, в спальне, на кровати, тумбочке, шкафах. И пыль. Она тоже везде, включая книги. Парень успевает заварить себе чай в пакетике (в кружке с совой), когда слышит в спальне тихий и слегка странный звук. Что-то между писком и шипением – такой бывает, если человек кричит, но ни звука не вырывается из горла. Редфокс с минуту сидит, отвернувшись от дверного проема, ведущего в спальню с потушенным светом, а потом все же не выдерживает и, хватая кружку, быстрыми шагами приближается к кровати. Ставит кружку на тумбочку, рядом с какими-то навороченными часами, и осторожно садится на кровать. МакГарден чувствует, как под ним прогибается матрас. «Никакого покоя...» – проносится в ее голове. – Да подожди ты со своим убийством... Дай пять минут. Хочу выглядеть прилично в гробу, без красных глаз. Редфокс едва сдерживается, чтобы не засмеяться. – Дура. – кажется, она поняла, что он сказал это с улыбкой. Впрочем, она не поворачивается, а лишь всхлипывает. – Железный, слушай... А ты даешь людям последнее слово? – Смотря какие люди. – несмотря на то, что девушка шепчет, Редфокс отвечает ей вполне обычным голосом, не крича, но и не понижая его. Негромкий бас. – Если они в это время пытаются меня убить, то нет. А если они тихие и покорные, вроде тебя, то могу. Леви не отвечает. Она снова всхлипывает, и все так же шепчет: – Вместо последнего слова, можно я просто выплачусь? – она замирает на секунду и натягивает одеяло повыше. – Как мне безумно надоело это все. Надоел бар, с их улыбками. Они улыбаются мне, за спиной сочувственно глядя и думая о том, что я жалкая. Я, может быть, придумываю. Скорее всего. Но я не могу этого не видеть, не могу избавиться от этого наваждения, так же, как не могу забыть... Как не могу забыть маму. – Она сжимается в комочек, руками подтягивая к себе колени. – Мне надоели эти кошмары. Я не могу больше просыпаться без криков, потому что снова видела ее смерть. Я не могу слушать Вэнди, которая говорит, что все будет хорошо, не могу в это верить, не могу... – Почему? – Редфокс ужасно серьезен. – Потому что... Потому что мне больно. Потому что я чувствую, что хорошо уже не будет. Что она не воскреснет, что лужа крови в моей памяти не побелеет и не исчезнет под башмаками прохожих, как это было в реальности. Я приходила на то место после того, как закончилось расследование. Там не было ни крови, ни ограждений, ни даже цветов. Люди ходили так, будто ничего не произошло. Она замолкает, и на этот раз надолго. Железный смотрит на синеволосую, лежащую спиной к нему, и тоже молчит. Медленно осознает, почему тогда, в его кабинете, она металась по полу и звала мать. Он убийца. Давно уже привык к крови и крикам. А она – совсем нет. Хотя, наверное, если бы у него на глазах убили его родителей, он бы тоже не забыл это так просто. Его мать просто куда-то ушла, а отца он никогда не знал. Прежде, чем Редфокс осознает это, он осторожно кладет руку на голову девушки, зарываясь пальцами в ее волосы. Мягкие. – Спи. Завтра все будет лучше. – он говорит это совершенно без улыбки, серьезно и уверенно. – Завтра все будет хорошо. И, как ни странно, Леви расслабляется, выдыхая в подушку. Всхлипывает, размазывает рукой по лицу слезы. Тяжелая рука в железной, слегка холодной перчатке, лежащая на ее голове приносит какое-то чувство спокойствия и защищенности. Завтра все будет лучше.