Искушение

Дерзкая девчонка не шла из его памяти. И днем и ночью лишь ее лицо стояло перед архиепископом. Он пытался забыться, тщетно заливая страсть вином, погружаясь в чтение старинных книг, часами молясь на коленях перед статуей Мадонны − раньше это всегда помогало, но не сейчас. − Одержимость… Я одержим ею, словно самим дьяволом, − прошептал он, проводя пальцами по стене, возле которой три года назад они стояли лицом к лицу, так близко, словно сливаясь в единое целое, − осуждая людей за их пороки, я сам оказался слабым, безумец, что за адская страсть овладела мной… Слепая власть греха вела его за собой потайными коридорами сознания, открывая Аро все то, что он так долго прятал даже от себя самого. Он был готов пойти на все, лишь бы снова увидеть ее. − Святой отец… − что за наваждение, этот голос… Аро напряженно приподнялся на сидении исповедальни, порывисто втягивая носом воздух, неужели это она? Нет, это невозможно, он просто сходит с ума. − Святой отец, − настойчиво повторил нежный голос, пробирая его до самых костей. − Да, дитя мое, − прошептал архиепископ, стискивая в руках старинные четки. Полумрак исповедальни не давал ему возможности разглядеть лицо девушки, но голос был настолько ошеломляюще знаком, что ее внешность уже не играла никакой роли. Он вспомнил все, что так долго оттеснял за границы сознания, темные волосы, трепещущие губы, большие карие глаза. Ее образ перед глазами был таким четким, что Аро на секунду показалось, будто он бредит. − Простите меня, святой отец, ибо я согрешила, − сокрушенным шепотом прошептала девушка. − Расскажи мне все. − Я посмела полюбить того, кого любить нельзя… Он судорожно вспоминал детали их последнего разговора, кажется, он дал ей благословение на брак, так что же произошло? Она не обвенчалась и продолжает жить в грехе или, что еще хуже, изменила своему законному мужу? − Почему же нельзя? – хрипло спросил Аро, осознавая сейчас, что спрашивает ее не как человек, обличенным священным саном, принимающий исповедь, а как мужчина, одержимой ревностью и страстью. − Святой отец… − девушка замялась, ее прерывистое дыхание выдавало все то волнение, которое охватило ее. Аро не торопил. Сквозь резное окно исповедальни до него доносился волнующий аромат зеленого яблока, который запечатлелся в его памяти навеки, с того момента, как он впервые коснулся этого неземного создания. Болезненное наслаждение тугим узлом стягивало его внутренности, заставляя дрожать от нараставшего возбуждения. − Да, слушаю тебя... − Мы с ним не сможем быть вместе, я несколько лет безуспешно борюсь с искушением, но оно оказалось сильнее, я слишком слаба… − о, сколько мог поведать Аро о слабости человеческого существа перед лицом плотского искушения. За три года он исследовал это явление вдоль и поперек, выжигая грех изнутри каленым железом, но ничего не помогало. Это самый страшный, самый сильный и самый неукротимый соблазн, который только доступен живущим. Для него нет ни чинов ни рангов, он не имеет ни возраста ни пола, рано или поздно он может постучать в душу к любому, кого изберет своей целью, и горе тому, кто слишком самоуверен, считая себя сильным – те бастионы падут первыми. − Ты поддалась искушению, дитя мое? − Нет… Пока нет, но как мне устоять? – в этом вопросе было столько мольбы и печали, что Аро невольно провел пальцами по резному окну, словно желая утешить страдалицу. − Не стоит принимать похоть за любовь. − Произнес Аро, старательно борясь с желанием выйти и взглянуть в глаза девушки. − Греховные мысли проникают в наше сознание лишая воли, в то время как настоящая любовь иная, она похожа на чистый свет, легкое мерцание свечи. Она не влечет за собой водоворотом безумия и страсти, грозя накрыть с головой и утащить в пучину, откуда не будет спасения. − Но как же мне забыть, как перестать желать разделить свое чувство с тем, кому не дано любить? – с ее губ сорвался вздох нетерпения. − Святая Дева, что за упрямое создание, − пробормотал Аро себе под нос и глубоко вдохнул, упиваясь нежным ароматом ее кожи, который сладким ядом проникал в его легкие, растекался по венам и обращался в томительный жар где-то внизу, ощущение новое и отчаянное. − Я люблю его, − упрямо проговорила девушка, как бы случайно касаясь губами деревянных узоров на окне, разделяющем их: архиепископа и девушку, мужчину и женщину, свет и тьму. − Просто удивительно, с какой готовностью человеческое существо устремляется под откос по склону страстей и греха, − прошептал Аро, припав щекой к оконцу и кожей ощущая ее влажное дыхание. Он наставлял ее так, словно убеждал самого себя, отчетливо, меж тем, ощущая, что с невероятной скоростью сам катится по этому склону в бездну. За годы своего служения он с успехом преодолел тысячи ступеней искушений, которые подбрасывала ему жизнь на каждом шагу, но, неосмотрительно потеряв бдительность, он пропустил решающий удар. Слабость человека все еще была при нем, он не изжил в себе то, с чем сквозь столетия боролся человеческий род, противостоя греху. Он оперся локтями на колени и перевел дыхание, его фигура напоминала теперь каменное изваяние со шлейфом темной сутаны под ногами. − Мне нет прощенья… − девушка всхлипнула. Аро услышал, как зашелестела ее одежда, она, вероятно, опустилась на колени. Он вспомнил, как наблюдал ее хрупкую фигуру, которая преклонила перед ним колени, моля о прощении в тот самый вечер, когда он впервые почувствовал дьявольский голос плоти. − Твое имя? – это была чистая формальность, он прекрасно знал ее имя, с этим именем на устах он засыпал и просыпался ежедневно на протяжении последних трех лет. − Изабелла, − звуки ее голоса полоснули его ножом, заставив волноваться каждую частичку его тела. − Ступай же, Изабелла… − губы с наслаждением прошептали ее имя, − и не греши больше. − Я не уйду. − Извини? − Я не уйду! – громче произнесла девушка, обращаясь к нему так, словно он один мог помочь ей спастись. − Уходи немедленно, − властно приказал архиепископ, в тайне надеясь, что она останется. − Я не уйду, − тихо, но уверенно повторила Изабелла. Нет такой силы, которая заставила бы замолчать глухого, говорящего с другим глухим. Их разум был ослеплен страстью, отказываясь внимать робким доводам сознания. Бред, это совершенно невозможно. Своей страстью он обрекал себя на вечные адские муки, но как посмел он увлечь за собой невинное дитя? Она шла за ним покорно, словно ягненок на закланье, доверив в его руки то, что должна хранить как зеницу ока. Запретная любовь нахлынула с новой силой, болезненно пульсируя в груди, отдаваясь ноющей тяжестью внизу живота. Неужели пришло время?… Неужели пробил тот час, когда рухнули все запреты? Архиепископ в мгновение ока преодолел разделявшее их расстояние и спешно вытащил девушку из исповедальни. Электрический разряд пронзил его, когда он снова коснулся ее бархатной кожи. Она была теплая и податливая, такая нежная на ощупь, что Аро невольно сильнее сжал ее руку и глубоко вздохнул. − Сколько лет… − он наклонился к ее виску, ощущая, как тело сводит судорогой наслаждения. − Если вы спрашиваете меня о моем возрасте, − прошелестела в ответ девушка, − то ровно неделю назад мне исполнилось двадцать лет. Архиепископ покачал головой, дав понять, что ее возраст его совершенно не интересует. Она покачнулась и приблизилась к нему на полшага, трепетно глядя в его глаза. Это было уже слишком. − Идем, − прорычал Аро, увлекая за собой свою добычу. Поднимаясь вверх по винтовой лестнице, они старались не смотреть друг на друга, оба понимая, что должно произойти. Это случится непременно, невозможно даже представить, что какое-то событие может помешать им. Склонив голову, чтобы не удариться о низкую перекладину двери, Аро вошел в темное помещение и обернулся, рассматривая свою спутницу. Изабелла украдкой оглядывалась по сторонам. Это была тесная келья со стрельчатым сводом, на бетонной плите, служившей полом, расположилась аскетичная постель, аккуратно заправленная бордовым покрывалом, слева у стены стоял столик с тлевшим фитилем лампады перед фигуркой Пресвятой Девы. В воздухе пахло камфарой и каким-то растением, наименование которого было Изабелле незнакомо. Маленькое окно было задернуто плотной занавесью, не пропуская внутрь ни единого солнечного луча. В вазе на столе стоял небольшой букет, но тьма не позволила девушке разобрать очертания цветков. Девушка невольно сжалась от волнения, когда Аро приблизился к ней. Он казался демоном в обличии архиепископа, его фигура в черной рясе, полы которой спадали вдоль ног до самых ступней, темнела на сумрачном фоне кельи, заставляя девушку трепетать от страха. − Боишься меня? – прошептал Аро над ее ухом, стараясь не выдать всю бурю охватившей его страсти при виде этого хрупкого существа в его обители. Боялась ли она? Да, она умирала от ужаса, сковавшего ее тело стальными тисками, ей хотелось закричать и броситься наутек. Но она твердо знала, что не сделает этого. Власть этого мужчины над ней была такой всеобъемлющей, что, казалось, она не раздумывая шагнет с крыши, стоит ему приказать. Изабелла взглянула на него пытливо, стараясь различить в мерцающем пламени свечи его черты. Изможденный суровый профиль почти не изменился с тех пор, как она в последний раз видела его. Немного осунулся и побледнел, но, может, это просто иллюзия. Он взял ее за подбородок и замер, купаясь в волнующем блеске столь страстно желанных глаз. Аро облизнул пересохшие губы и выдохнул, стараясь выровнять сердечный ритм, который уже давно бил в набат. Перед ним и в самом деле стояла она, нечто вроде видения, в котором действительность сливалась с фантастикой, как свет сливается с тьмой. Больше они не обменялись ни словом; они не осмеливались говорить даже шепотом. Это великое молчание, эта великая скорбь, это великое забвение, поглотившее все, кроме них двоих было преисполнено величия тьмы над светом, но в тот момент это не играло никакой роли. Аро скользнул губами по ее запястью, покрывая поцелуями каждый сантиметр ее кожи. Изабелла задрожала, ее ноги подкашивались от страха, смешанного с невероятным желанием, которое она, казалось, никогда ни к кому не испытывала так остро. Не зная куда деть глаза, она остановилась взглядом на цветах и прерывисто втянула воздух. − Это гардения, − ответил на ее немой вопрос Аро, − мои любимые цветы. Изабелла вдохнула, она поняла, что теперь аромат гардении навечно будет связывать ее с темными сводами кельи, будет возвращать воспоминания его властных рук и нежных губ. Отрываясь от поцелуев, Аро скользнул глазами на часы, висевшие на стене. Стрелки показывали половину четвертого, через пятнадцать минут к нему на беседу должна прийти супруга мэра. Спасительная мысль вихрем пронеслась в голове архипастыря. Он прошептал на ухо Изабелле, едва касаясь губами виска: − Я вернусь через полтора часа. Мрачная туча надвинулась на лицо девушки, она словно испытывала разочарование? Нет, он обманывает себя, она не могла хотеть того же, что и он. Аро потянулся губами к ее запястью, но она спешно отдернула руку и скривила губы в гримасе обиды и недовольства. Он огорчил ее? Последняя надежда растаяла как дым. Уйдет, пусть она уйдет. Архиепископ устремил на нее взгляд, полный упрека и невыразимой грусти. Он знал наперед, что она никуда не пойдет, она дождется его и то, чего он так боялся, непременно произойдет здесь в этой келье, на его девственно чистой постели, которую не касалась ни одна женщина. Он поспешно вышел за дверь, а она осталась ждать, понимая, что именно этого она ждала всю жизнь. Изабелла отдернула штору и подошла к окну, впуская в комнату последние лучи солнца. Оно постепенно закатывалось за горизонт, обагряя пол кельи своими алыми лучами, словно разбрызгивая по полу капли крови. Ее крови. Но ей было уже все равно.

***

Ловкие пальцы мужчины одним движением вытащили заколку, распуская тугую прическу. Он вздохнул, ощутив, как шелковистые волосы девушки обжигают его щеки, окутывают его своей пеленой, уверенно завладев остатками здравого смысла. Архиепископ почувствовал, как она замерла, когда он обошел ее сзади и прикоснулся губами к нежной шее. − Ты – само совершенство, клянусь тебе, − проговорил он глухо, касаясь языком мочки уха. Изабелла обернулась и подняла на него полные укоризны глаза. − И это все, в чем вы можете мне поклясться? Ее слова застали Аро врасплох, некоторое время он стоял в замешательстве, о чем-то размышляя, одновременно скользя темными глазами по ее нежному румянцу на щеках, полноватым губам и дерзкому подбородку. Внезапно ее губы раскрылись, словно врата его личного Ада, приглашая к столь чувственному и нежному действу, что он задохнулся от волнения. − Поцелуйте меня, Аро, − проговорила Изабелла, ощутив его замешательство. В своей неподвижности он напоминал ястреба, который приметил добычу и всматривается в нее, выбирая удачный момент для решающего нападения. Изабелла еще раз взглянула в его глаза и так залилась краской, словно в лицо ей пахнуло огнем. Бесстыдница, что она себе позволяет? Она сама себя не узнавала, но единственное, в чем она была уверена – она произнесла вслух то, о чем давно и тайно грезила все эти годы. − Я прошу прощения, − произнесла она бледными губами, потупив взор. − Тут извинения так же уместны, как белый голубь в стае воронья, − пробормотал Аро, вдруг отстраняясь от нее и сцепляя руки за спиной, − тебе не следует приходить сюда, Изабелла. − Но… − Тебе не следует приходить сюда, − повторил архиепископ глухо и убежденно, − ступай. Изабелла, не отвечая, медленно направилась к двери. Но чем ближе она подходила к выходу, тем медленнее становилась ее поступь. Казалось, ее удерживал какой-то невидимый магнит. Внезапно, обратив свои влажные от слез глаза к Аро, она остановилась. − Зачем вы гоните меня? Зачем губите то, что я чувствую к вам… Зачем? Он в мгновение ока пересек комнату и схватил ее за плечи. − Я стараюсь не сгубить твою бессмертную душу, дурочка. Видит Бог, это страшно тяжело, не дай же мне сломаться, уходи! Сотрясаясь от слез, она выбежала за дверь, оставив его стоять одинокого и безжизненного, глядевшего ей вслед со всей болью, на которое способно человеческое существо.