Окрыленные

Притворяться, что все нормально, стало обыденным делом. Каждое утро я вставал и готовил нам пресловутый завтрак, состоящий из яичницы и жаренного бекона, который был запрещен Роуз, но она его ела, говоря, что уже слишком поздно ограничивать себя в рационе. Примерно через два-три часа завтрак, поглощенный моей женой, оказывался в раковине. Девушка с трудом передвигалась по дому, чаще всего облокачиваясь на любой рядом стоящий предмет. Постоянно я не мог с ней находиться, как бы не хотел, поэтому на работе сходил с ума и каждую свободную секунду звонил ей, даже если в доме была Лисса или Джанин. Роуз устраивало то, что дом наш был совершенно не приспособлен к содержанию людей, больных лейкемией. Как бы отец не уговаривал ее после ужасающей новости, она на отрез отказалась отправляться в хоспис, где за ней бы ухаживали по меньшей мере человека четыре. Роза предпочла в мучениях передвигаться по дому самостоятельно, борясь с вялостью, вызванной обезболивающими, нежели лежать в одной из палат хосписа. Мы в тишине, нарушаемой лишь звяканьем вилок по тарелкам, поедали блины с персиковым джемом, которые приготовила Корнелия. Напряженно выдохнув, я посмотрел на свою жену, которая лишь лениво ковыряла некогда одно из своих любимых блюд, так и не съев даже кусочек. - Как ты себя чувствуешь? - Прекрасно, - она пожала плечами и прикрыла глаза, после чего вяло улыбнулась мне. - Это даже странно, словно мне дали отпуск прежде, чем я вернусь на каторгу. Я не нашел нужных слов, которые бы подошли сюда и сгладили резкий и неприятный нам обоим момент. Каждый раз, когда она шутила о своей смерти, завуалировано или напрямую, я нервно сглатывал и молчал, не зная, что говорить дальше. Руки мои в этот момент одновременно становились слабыми и сжимались в кулаки, я чувствовал, что с каждым днем мне и самому становилось все хуже. Я умирал вместе с ней. Вечером того же дня Роза, уверяя мне, что с ней действительно все нормально, не считая того, что она умирает, вытащила меня на небольшой дворик за нашим домом. За месяц, который Роза жила дома, а я по утрам находился на работе, Джанин ухаживала за своей дочерью, и они часто проводили время на заднем дворике. И пока Роуз дышала относительно свежим воздухом, не считая выхлопных газов городка, ее мать преобразовывала сад. Женщина с детства любила возиться с цветами, поэтому получала огромное удовольствие, создавая клумбы, расставляя горшки и сажая в них одни из самых прекрасных летних цветов - пионы. Их любила Роза, с ними она шла к алтарю. На прошлых выходных сюда были привезены садовые качели. Раскачивающийся подвесной диванчик собирали мы с Эйбом, ну или собирал я, а Эйб просто рассматривал инструкцию, которую я даже не видел в глаза, предпочитая пользоваться отцовским методом, а именно разбирался сам. Качели были застелены мягким покрывалом и буквально усыпаны подушками. Очень уютное место, чтобы подумать, скажу я вам. И вот сейчас, мы раскачивались на подвесном диванчике, закутавшись в плед коричнего цвета. Согнув ноги в коленях, Роуз сидела рядом со мной, прижавшись и положив голову на плечо. Она что-то пробормотала себе под нос, после моей просьбы повторить, она произнесла старые слова громче. - Помнишь, как мы познакомились? - Конечно. Я усмехнулся. Тот день четко отпечатался в моей памяти. После того, как я смог пережить свой первый и ужасно тяжелый день на новой работе, желание побыстрей оказаться у себя на квартире полностью отпало. В этом городке я жил всего месяц и толком не знал его, из-за чего мне захотелось куда-нибудь заехать. Но по дороге я понял, что пусть и с виду он не казался глухой деревней, но тут явно была проблема с местами для отдыха. Больше по пути встречались магазины и торговые центры, которыми сейчас кишели все города мира. Однако, мое внимание привлекло маленькое кафе на перекрестке двух улиц. Его нельзя было назвать современным или недавно открывшимся, думаю, это будет даже наглая ложь. Но с моим характером и любовью к тихим и спокойным местам этот кафетерий, находящийся на первом этаже жилого дома, показался мне привлекательным. Припарковал машину на обочине, я направился к кафетерию. Колокольчик, висевший над дверью, звонко брякнул, когда я открыл дверь, но на это внимание обратила лишь пухлая женщина, передающая официантке очередной заказ. В помещении было совсем немного людей. Лишь старик, читающий ежедневную газету, и пара молодых девушек, что-то бурно обсуждающих. Я сел у самого дальнего окна и принялся рассматривать стоящий на столе менюхолдер* в поисках чего-нибудь съестного. Меню было достаточно скромным, поэтому мой выбор остановился на любимом напитке еще с детства. Уже через пять минут ко мне подошла официантка. Эта была девушка примерно того возраста, которого были студенты в университете на втором курсе. Ее лицо расплылось в улыбке. - Что будете заказывать? - девушка поправила выбившуюся прядь волос и снова обратила свое внимание на меня. - Горячий шоколад, - коротко ответил я. Мой язык за сегодня настолько наговорился, что на большее я не был способен. Девушка, прикусив губу в очередной раз, записала мой заказ в свой бледно-желтый блокнотик. После этого она кротко кивнула, и развернувшись, словно по команде, направилась выполнять заказ. Колокольчик над дверью вновь прозвенел, на этот раз оповещая о приходе молодой пары. Они широко улыбались и крепко держались за руки. Да уж, видимо, для кого-то плохая погода и вовсе не помеха. Погода и вправду лично для меня была ужасной. Она была и не солнечной, и не пасмурной, а я ненавидел эту неопределенность. Холодный дождь противно моросил, ветер вовсе не продувал насквозь, но все же, пока я шел до кафетерия от машины, я все плотнее кутался в свое драповое пальто. И этот человек приехал из снежной России. Мой заказ задерживался, и мне стало интересно, где ходит официантка, ведь такими темпами мой горячий шоколад превратиться лишь в его жалкое подобие. Черноволосая официантка, которая несколько минут назад обслуживала меня, сейчас стояла у барной стойки пустым подносом в руках и мило общалась, видимо, со своей подругой. Вторую я сразу узнал, так как сегодня она была на первой лекции. Эта девушка сразу поразила меня своим усердием и желанием записать каждое мое слово, сказанное о получении независимости США. Иногда мне было не совсем уютно из-за ее взгляда, но и уже через минут пятнадцать на лекции я перестал отдавать этому особое внимание. Теперь же той серьезной девушки не было, так как белокурая улыбалась, периодически прерываясь на тихий звонкий смех. Но уже через минуту черноволосая медленно направилась ко мне. Медленно потому что помимо моего горячего шоколада на ее подносе стояли две тарелки с блинчиками, сиропы и кружки с какими-то напитками. Скорее всего это все заказала та парочка и сейчас терпеливо дожидалась своего заказа. Девушке было явно неудобно идти с переполненным подносом. - На вашем месте я бы всегда носила зонт, даже если была бы на машине, - заявила она, все так же с опаской оглядывая свой поднос. - Город слишком пасмурный, такая погода здесь неудивительна. Это я вам говорю, как вечная жительница этого городка. - С чего вы решили, что я приезжий? - недоуменно спросил я. - Потому у меня нет зонта? Ответ пришел раньше, чем девушка успела раскрыть рот хотя бы для одного слова. Металлический поднос звонко упал на пол из рук белокурой девушки. Это привлекло внимание всех посетителей кафетерия, которых можно было посчитать на пальцах. Она стояла у барной стойки и с кем-то разговаривала по телефону. Видимо, собеседник ее настолько удивил, что она не смогла удержать поднос. - Ну или мне сказала Лисса, - скептично оглядывая подругу, произнесла девушка. - Вы историк, преподающий у нас в университете Девушка аккуратно переставила поднос на одну руку, и вцепившись в него, как можно крепче ладонью, взяла свободной рукой мой горячий шоколад. На ее месте я бы поставил поднос на стол, так как для этого было предостаточно места, но, видимо, эта девушка не ищет легких путей. И это была ее ошибка. Так и не сумев сохранить равновесие на одной руке, поднос звонко соскользнул с руки девушки и упал на пол со всем содержимым. Горячий чай немного обрызгал оголенные ноги официантки, отчего та подпрыгнула. Единственное, что относительно сохранилось, это мой горячий шоколад, пролившейся на стол лишь на половину, так как вовремя был поставлен на стол. Девушка что-то яростно проворчала себе под нос и присела, чтобы собрать все, что уронила. Я был бы не я, если бы не решил ей помочь. Заметив это, девушка улыбнулась, но тут же попыталась скрыть это. - Простите меня, - произнесла она. - Сегодня явно не мой день. Это уже второй раз, когда я буду делать заказы за свой счет из зарплаты. - Если вам так важно, то я могу заплатить за повторный заказ, - не скрывая своей улыбки, ответил я. Эта ситуация по каким-то причинам забавляла меня, она мне даже нравилась. Ну или нравился инициатор этой проблемы. - Роуз, - тихо произнесла она. Я сразу не смог понять, что она сказала, но через еле заметную паузу до меня дошло. - Дмитрий. - Как в дешевом фильме, - через какое-то время прошептала девушка, но все же довольно улыбнулась. - Но я рада, что оказалась в нем, - я поцеловал девушку в висок. - В последнее время я часто ностальгирую, вспоминая все до мелочей. Начиная с детства и заканчивая тобой. - Воспоминания делают нас счастливыми, - философски заметил я, вспоминая мигом высказывания Таши. - Жизнь делает нас счастливыми, - поправила меня девушка.

***

На следующий день, ничем не отличавшейся от предыдущего, я в полудреме из-за бессонной ночи возвращался домой, где меня не встретили вялыми криками "Я по-прежнему жива" со второго этажа. Сегодня ни Лисса, ни Джанин, ни я не смогли остаться на первую половину дня с Розой, что, конечно, не могло сказаться положительно на всей ситуации, хоть девушка и уверяла, что она - самостоятельная личность. - Роза? - обеспокоено спросил я, заходя на кухню, так как именно оттуда доносились звуки. Как позже выяснилось, это были голоса актеров какого-то популярного сериала. Насколько я помню, Роуз смотрела лишь один сериал - "Однажды в Сказке". - Привет, - промямлила она. Только сейчас я заметил, что девушка сидела на полу около барной стойки, облокотившись на нее, руки ее хватались за светло-голубую ткань футболки в области живота, а ноги широко расставлены, сама же она была сгорблена. Девушка даже не посмотрела на меня, лишь продолжала периодически комкать футболку, грудь ее была запачкана в собственной рвоте. - Бог ты мой, - прошептал я, не заметив, что перешел на русский. - Знаешь, как трудно оставаться с достоинством в такой ситуации? - спросила Роза, все же подняв на меня взгляд. - Вот и я не знаю. - Тебе нужен душ, - игнорируя ее слова, произнес я, позже добавив: - Или больница. - Нет, нет, - она резко замотала головой. - Душ вполне сойдет, никакой больницы, пожалуйста, Дмитрий. Кухня пропахла противным запахом рвоты, я то и дело морщился и давился зловоньем, стараясь игнорировать надоедливый голосок, который призывал просто выйти с кухни. Роза и сама не желала, чтобы я подходил к ней ближе, чем на пять метров, ей было стыдно, противно, отвратно от самой себя, она не хотела, чтобы я видел ее такой. И мне приходилось не обращать внимания на ее крики, прерываемые лишь кашлем и всхлипами. - Почему ты не в постели? - спросил я, поднимая девушку с пола. От запаха зародилось желание и самому проблеваться. - Там на кровати ноутбук, телевизор и еда на случай Армагеддона. - Я захотела чая, - прошептала девушка, кое-как выговаривая слова, морщась и вновь хватаясь за живот. - И просто пошла на кухню. - Подожди, - произнес я, усаживая девушку на стул, будто она могла уйти куда-то. Сам же принялся в спешке поднимать осколки чашки и скидывать их в урну. В этот момент я услышал давящиеся звуки и неприятные стоны, обернувшись, я обнаружил, что жену вновь вырвало и она не нашла сил хотя бы нагнуться, поэтому обед оказался на коленях. Дальше последовали скудные маты английского языка. Глаза ее намокли, и я понял, что она на грани разрыдаться от жалости к самой себе. Она несмело подняла на меня свои карие глаза, и вместо вечно смеющейся девушки я видел униженное и подавленное существо, которое испытывало к самой себе жалость и неприязнь. По книгам и фильмам о больных раком на должна была остаться той неизменной молодой девушкой, острой на язык, взрывной и неугомонной, той, кто ни за что не сдаться и будет бороться до последнего. На самом деле все было в точности наоборот - отчаяние охватывало крепкими объятиями костлявых рук все крепче с каждым новым приступом. Жалкая, кричащая, рыдающая и испачкавшаяся в собственной рвоте. И ни намека о борьбе. Я взял салфетку и вытер ее губы и подбородок от остатков обеда, который, похоже, состоял из запрещенных чипсов и газированного напитка. - Эй, я люблю тебя, - я вяло улыбнулся, и она ответила мне такой же натянутой улыбкой.