Протянуть руку

В комнате повисло напряженное молчание. Занзас лениво поднял взгляд на мальчишку, который в свою очередь растерянно и немного испуганно глазел на него. Луссурия продолжал сидеть на корточках возле Тсунаеши, задумчиво смотрел куда-то в стену и судорожно думал. И, кажется, затянувшуюся паузу только и нарушали проносившиеся с молниеносной скоростью практически бессвязные мысли Хранителя Солнца. Занзас разочарованно цыкнул и поднялся с кресла. Потянулся. Еще раз мазнул взглядом по лицу мальчишки и скучающе зевнул: — Надоело. Избавьтесь от этой мелочи. И чтоб он до этого ни звука не издавал. Не забывайте, мое терпение не резиновое, — итальянец почесал шею и размеренно направился к выходу из комнаты. Возмущенный возглас подчиненного застал его уже практически в дверном проеме: — Так нельзя! Занзас остановился, чувствуя на себе тяжелый взгляд, и усмехнулся. Повернул голову вполоборота, отмечая, с какой нескрываемой злобой смотрит на него его Хранитель. Этот мусор явно нарывается. Ухмылка на лице итальянца стала более хищной, он сложил руки на груди, повернувшись, наконец, в сторону говорившего: — Да ну? И почему же? Луссурия весь встрепенулся и выпрямился. Небрежность в словах Босса неимоверно раздражала. Хотелось на секунду забыть о принесенной клятве верности и поставить под глазом этого напыщенного и самоуверенного ублюдка фингал. Похоже, эти мысли легко читались на лице зеленоволосого, потому что Занзас угрожающе напрягся и заиграл желваками. — Издеваешься? Это уже даже не смешно! — всплеснул руками Хранитель Солнца и сделал шаг навстречу Боссу, заводя Тсунаеши себе за спину. — Неужели ты хочешь, чтобы этот ребенок тоже провел все свое детство на улице, слоняясь по подворотням?! — На что ты намекаешь, мусор? — голос Занзаса приобрел угрожающие рычащие нотки. Он ненавидел, когда вспоминали его детство. И, как бы отвратительно прозаично это не звучало, всю свою жизнь итальянец делил на «до» и «после». Те несколько лет, что он прожил до встречи со стариком Тимотео, явно были ошибкой. Были чьей-то глупой, жестокой шуткой. Занзас всегда знал, что был рожден для чего-то большего: для этого места Босса, для власти, сосредоточенной в его руках, для возможности наблюдать, как сотни и сотни человек беспрекословно выполняют его приказы. Кем он мог бы командовать в бедном районе Италии? Такими же, как он, детишками-беспризорниками? Кучкой мелких воришек, отбросов общества? Или сворой бездомных собак? Все это было не то. Все это казалось каким-то чужим и неправильным. Пожалуй, именно за подаренный второй шанс найти свое место в жизни Занзас и был благодарен совершенно незнакомому человеку, который назвался его отцом. — А! Босс! — Бельфегор, до этого предпочитавший наблюдать за всем происходящим с безопасного расстояния, ужиком протиснулся в щель между дверным косяком и застывшим рядом с проходом брюнетом, за несколько секунд сократил расстояние до Хранителя Солнца и повис на нем, зажимая ладошками рот зеленоволосому и спасая его тем самым от неминуемой гибели из-за слишком длинного языка. Луссурия промычал что-то невразумительное и попытался высвободиться из хватки Принца, но тот лишь недовольно шикнул ему в ухо, заставляя заткнуться. — Не слушайте его, Босс. Вы же знаете, что он дурак, — Бел посильнее зажал рот товарищу, предупреждая новый всплеск возмущения. — Не беспокойтесь. Все будет сделано. Я прослежу, чтобы Ваш приказ был выполнен, а Лусс больше не тащил в дом всякую дрянь. Занзас тяжело выдохнул, на мгновение прикрывая глаза, пытаясь успокоиться и не разнести здесь все по камушкам. Когда они вернутся в родную Италию, то он устроит своим подчиненным веселую жизнь. Особенно Скуало, который так ловко избежал практически неминуемой поездки. Да. Определенно. Когда стихли глухие звуки шагов, Бельфегор отпустил уже и так не сопротивляющегося мастера муай-тай, измучено выдохнул и опустился на кресло, в котором еще недавно сидел Босс. Пожалуй, такой прыти он и сам от себя не ожидал. Хотя от мелькнувшей в глазах начальства ярости вдоль позвоночника все также пробежали мурашки. — Бел! И ты туда же?! — стерев с губ ощущение прикосновений чужих пальцев, прикрикнул на расслабленно развалившегося младшего товарища Луссурия и злобно зыркнул на него. Блондин лишь отмахнулся от Хранителя Солнца и выдохнул, закидывая ноги на ручку кресла. — Ты видел другой выход? Он бы просто переубивал нас всех, не находишь? — С каких пор ты стал бояться смерти? — насмешливо поддел мужчина. Их такому не учили. — Ши~, с чего ты взял, что я боюсь? — откинулся на другую ручку Ураган, оказываясь поперек кресла. — Просто у меня есть несколько незаконченных дел, которые я планирую выполнить прежде, чем встречусь на том свете с моим противным братишкой. — Что же такого важного, не просветишь? — Не-а, — игриво протянул блондин, почти полностью свешиваясь с кресла и доставая кончиками волос чуть ли не до пола. — Это уже секрет Принца, всяким плебеям, вроде тебя, его знать не стоит. Молчавший до этого Тсунаеши тактично кашлянул, привлекая внимание взрослых. — К тому же… — задумчиво начал Бел, встретившись взглядом с мальчишкой. — …Я не собираюсь расставаться с работой и, соответственно, с жизнью из-за какого-то там ребенка. Тсунаеши с самого начала понял, что все как-то не так. Только-только очнувшись, он увидел вокруг себя совершенно незнакомых людей. Странных незнакомых людей. Признаться честно, он бы никогда не подошел к ним сам, будь он даже в самом безвыходном положении. Поэтому понимание того, что первое, что он увидел в своей жизни — нервную улыбку того странного парня с челкой на пол-лица, немного пугало. Точнее, очень даже пугало. Но единственным верным решением шатен нашел нахождение рядом с ними. Ведь, раз они оказались здесь вместе, эти люди не могут быть плохими? …Так ведь? — Простите, а… кто вы? — неуверенно начал Тсуна, когда оба молодых человека посмотрели на него. — И что со мной будет? Вы хотите бросить меня? — Ты слышал того очень милого и обаятельного парня? — Бел небрежно махнул ладонью в сторону двери, за которой недавно скрылся Занзас. — Я бы не стал с ним спорить. Каким бы обиженным и оскорбленным тебя тут не выставлял Луссурия. Хранитель Солнца закатил глаза и устало покачал головой. Оставить без внимания такой немаловажный фактор, как решение Босса — так глупо он, пожалуй, еще не поступал. Но в глазах мальчика было столько надежды — неоправданной надежды, — что выбросить его на улицу, как безродного котенка-слепыша, было просто невозможно. От этого в душе остался неприятный осадок. Он, не оставив бессознательного (и, как оказалось, потерявшего память) мальчишку замерзать на улице, буквально предстал перед его детским невинным взором рыцарем в сияющих доспехах. Или в кого там верят мальчишки? В суперменов? Ни Луссурия, ни Бельфегор, никто другой из их команды не заслужил такого взгляда. Они столько раз убивали, у них не то что руки — они были с ног до головы в крови. И понимать, что кто-то видит в них спасителей, было в новинку, но не так уж приятно, как представлялось. Захотелось вдруг крикнуть, что они не такие, что он, Луссурия, еще несколько часов назад теми же руками, что и нес сюда Тсунаеши, свернул шеи троим якудза. Зеленоволосый снова присел перед мальчиком и посмотрел на него так, словно надеялся, что он и сам сейчас все поймет и не заставит мужчину произносить тех слов, что требовали обстоятельства. Но Тсуна, казалось, еще шире раскрыл свои и без того огромные карамельные глаза, в которых явственно читался страх… и мольба о помощи: — Послушай… — Луссурия хотел положить ему руки на плечи, пытаясь хоть как-то поддержать, но мальчик ушел от прикосновения и не отвел от него свои невозможные глаза. — Почему тогда я здесь? Зачем, если меня все равно надо выгнать? — глаза парнишки заметно увлажнились, и зеленоволосый с ужасом подумал, что тот снова хочет заплакать. А потом поразмыслил и понял, что, в общем-то, ребенок поступил бы вполне логично, разрыдайся сейчас. — Просто дядя Луссурия слишком эгоист, чтобы подумать, прежде чем хватать что-то, руководствуясь своим «хочу», — Бел лишь усмехнулся на недовольный взгляд напарника и пожал плечами, разваливаясь в кресле. — Ну, кого-то, смысла это не меняет. — Я не хочу уходить. Я- Мне страшно, — мальчик обнял себя руками, его слегка потряхивало. — Что мне делать потом? Луссурия, может, и нашел бы в себе силы выгнать ребенка на улицу, но взгляд Тсуны из испуганного вдруг превратился в настолько решительный, что зеленоволосый не удивился бы, если они нашли бы его вместо вещей в чемодане — слишком уж мальчишка не хотел покидать их и отправляться в неизвестность один. Маммон появился словно из воздуха. Хотя, возможно, так оно и было, за ним не уследишь: — А он прав, между прочим, — назидательно произнес он, приземлившись на спинку кресла, в котором расположился Бельфегор. — Мы в ответе за тех, кого приручили. Или как-то так. Тсунаеши дернулся в сторону от тонкого детского голоса так, что чуть не снес с места Луссурию. Хранитель Урагана захихикал и попытался достать иллюзиониста, но тот умело избегал рук напарника. Шатен с минуту сверлил взглядом Аркобалено, вцепившись в рукав футболки Луссурии, а потом повернулся к нему и обиженно выдал: — Вы не хотите брать меня, потому что у вас уже есть ребенок? На секунду в комнате стало очень тихо, но Бел нарушил молчание, откровенно заржав. Плечи Луссурии тоже подрагивали от сдерживаемого смеха, но тот вел себя более тактично, предупреждающе и немного сочувствующе поглядывая на Маммона. Иллюзионист недовольно передернул плечиками, но ничего не сказал, усевшись на спинку кресла и «случайно» заехав ногой по голове Принца. — Ой! — пискнул Бельфегор, но сразу не успокоился, продолжая держаться за живот и как-то совсем не по-королевски похрюкивая. Блондин свесил голову с подлокотника и изучающе уставился на мальчика кверху ногами, как-то нехорошо улыбаясь. — Он мне определенно нравится. Хотя издеваться над Маммоном могу только я. Но у Тсунаеши была такая очаровательная злая мордашка, что Принц готов это простить! Мальчишка насупился и как-то уж чересчур доверительно облокотился на плечо Луссурии. Мастер муай-тай напрягся и с ужасом понял, что вот теперь вот точно не сможет оставить Тсуну здесь одного. Он рассерженно провел по короткому ежику волос и оттянул зеленую прядь, отчаянно пытаясь придумать хоть что-то. — Но Босса у нас переубедить не получится, так ведь? — озвучил его вопрос Бельфегор и ровно сел в кресле, внимательно рассматривая мальчика из-под длинной челки. — Вообще-то… — кашлянул в кулак Маммон и привлек всеобщее внимание к себе. — У тебя есть идея? — вяло поинтересовался Луссурия. — Не совсем. Босс приказал заказать вторую машину. — О, это, конечно, здорово, но зачем ты нам это говоришь? Кажется, ты за это ответственен, — еще больше рассердился Хранитель Солнца. — Просто свой приказ он подкрепил недовольным «Затем, мусор, что я не собираюсь ехать в одной машине с этой рыдающей мелочью», — пожал плечами иллюзионист и спрыгнул на пол, расправляя складки плаща. — Но если вам действительно неинтересно… — Постой, что?! — Луссурия резко подорвался с места, не забыв поддержать опешившего мальчика за плечи, чтобы тот от его внезапного порыва не шмякнулся на пол. Бельфегор заинтересованно заглянул за спинку кресла, за которой как раз и встал Маммон. — Что слышал, — усмехнулся Хранитель Тумана и исчез так же неожиданно, как и появился. Радостный Тсунаеши бросился на Луссурию с объятиями.

***

— Мои денежки… Боже, мои деньги… — Маммон расположился в самом дальнем кресле и слегка покачивался из стороны в сторону. Бельфегор даже отметил, что мир вокруг иллюзиониста стал каким-то черно-белым, но Луссурия посоветовал ему состричь челку или начать ее как-то укладывать, потому что «нет, он просто расстроен, не раздражай его». — Ну кто же знал, что ребенка без документов так сложно вывести из страны, ши~, — как ни в чем не бывало заметил Хранитель Урагана. — Точнее, что это так дорого. — Я! Я твердил вам об этом всю дорогу! — на секунду вскинулся Аркобалено, но почти сразу же вернулся к жалению самого себя. Занзас недовольно нахмурил брови из-за шума, но не проснулся. Или просто ничего не сказал. Тсунаеши свернулся в соседнем с Луссурией кресле и, наконец, спокойно заснул.

***

Десятичасовой перелет прошел довольно спокойно — мафиози (и Тсунаеши) проспали почти весь полет, достаточно выдохнувшись за день. Когда до посадки оставалось около часа, проснулись все, кроме мальчика. Он все еще мирно посапывал в своем кресле, отвернувшись к иллюминатору и обнимая плюшевого львенка. Занзас так ничего и не сказал. Он молчал всю дорогу до аэропорта (хотя ехал он один, и, собственно, его молчание было логичным) и не сказал ни слова и сейчас. Хранитель Солнца пытался, было, поинтересоваться мотивами Босса, но тот одарил его таким взглядом, что Луссурия сразу сам придумал себе множество возможных пыток и решил продолжать молчать дальше. Маммон успокоился, насколько это было возможно, и теперь копался в своем смартфоне, то зловеще улыбаясь, то раздраженно цыкая. Бельфегор исподтишка наблюдал за иллюзионистом и возил по тарелке недоеденные салатные листья. Дорога до особняка тоже прошла в относительной тишине. Но теперь ехали они все в одной машине. И молчание получилось каким-то слишком уж напряженным. Только Тсунаеши ползал по коленям присмиревших Хранителей от одного окна к другому, восхищенно прижимался в тонированному стеклу и разговаривал со всеми радостными междометиями. Занзас сидел на переднем сидении и напряженно смотрел перед собой, сжав кулаки до побеления костяшек, а бедный водитель рядом с ним обливался седьмым потом. Пожалуй, не рассчитывал он начинать свой день с разгневанного Босса. В огромный холл их вывалился встречать оставшийся офицерский состав и кое-кто из наиболее приближенных. Первым к ним вышел Скуало, нахально улыбаясь: — Ну что, Босс, как… — он остановился на полуслове и озадаченно уставился за спину Луссурии, как, собственно, поступили и все остальные. — Иди к черту, мусор. Распорядись, чтобы мне в комнату принесли виски. Немедленно! — Занзас напоследок глянул на сжавшегося за спинами Хранителей мальчишку, удовлетворенно хмыкнул и скрылся на втором этаже. Кто-то из встречающей толпы рванул на поиски бутылки алкоголя. — Кто это? — Супербиа кивнул на ребенка. Мальчик дернул Луссурию чуть вниз и шепотом спросил у него, что от него хочет этот дяденька. Хранитель Солнца добродушно улыбнулся и подтолкнул его в спину, чтобы тот вышел немного вперед. — Он хочет знать твое имя, — шепнул он ему в ответ на японском. Шатен напрягся под множеством изучающих, тяжелых взглядов незнакомых людей, но совладал с собой и вежливо поклонился: — Меня зовут Тсунаеши. Я ничего не помню. Позаботьтесь обо мне.