Протянуть руку

Понимание того, что он остался совсем один, пришло к Тсуне не сразу. Мальчишка был так увлечен своим новым неблагодарным знакомым, что совершенно позабыл про маму и брата. А еще про то, что хорошо знает только дорогу от дома до парка и обратно. Дыхание перехватило, сердце забилось часто-часто, в глазах защипало. Внезапное чувство полного одиночества подло подошло со спины и буквально оглушило. Тсунаеши беспомощно глянул по сторонам и сильнее прижал к груди игрушечного львенка. Страх вместе с резким порывом ветра пробрался под кожу. Мальчишка мелко задрожал. Он сам не заметил, как слезы потекли по его раскрасневшимся от бега щекам. Парнишка горько заплакал, не зная, куда ему идти. Большие окна незнакомых домов в свете последних лучей закатного солнца смотрели прямо на него, а сами небольшие двухэтажные коттеджи (в таком же жил и сам Тсуна) показались вдруг великанами, вперившими свой взгляд в хрупкую фигурку беззащитного мальчика, нависающими над ним сверху, не дающими и с места сдвинуться… Ноги стали ватными, коленки задрожали, и Тсунаеши остался стоять только лишь неимоверным усилием воли. Но бездействие угнетало еще больше. Громко шмыгнув носом и стерев испачканным рукавом курточки слезы с лица, шатен рванул обратно по дороге, предположительно в сторону, откуда он пришел. Только вот пейзажи вокруг совсем не хотели казаться знакомыми, а лишь пугали мальчишку своей холодностью. Ни названия родной улицы, ни вдруг показавшейся такой дорогой сердцу таблички с выгравированной на ней фамилией "Савада"… Мальчик бежал, не переставая звонко звать маму и выкрикивать имя любимого брата. Тсуна остановился на каком-то пустыре. Кажется, в метрах тридцати была огороженная спортивная площадка с баскетбольным кольцом, но из-за слезящихся глаз парнишка так и не смог хорошо оценить обстановку. Он закашлялся: горло немного болело от громкого крика. Дрожь почти прошла. Только бешено билось сердце, и отчего-то жутко гудело в голове. Всепоглощающий удушливый страх как-то слишком неожиданно выпустил его из своих силков и наигранно ласково подтолкнул в спину, из-за чего Тсунаеши запутался в собственных ногах и упал в объятия смертельной усталости. Ноги действительно подкашивались. Он успел сделать всего пару шагов, прежде чем привалиться к невысокой ограде, медленно сползти по ней на пыльную пешеходную дорожку и отключиться. Нана остановилась перед входом в небольшой магазинчик вблизи дома. На обратном пути она как раз хотела купить что-нибудь на завтра. Женщина счастливо улыбнулась и повернулась назад, чтобы позвать своих сыновей… В ногу ей врезалась игрушечная машинка. В ушах раздался недовольный возглас. Счастливая улыбка мгновенно сползла с лица шатенки. Она неверяще смотрела на пустое место рядом с Киоши. — Сынок… А где Тсуна? — голос немного дрожал, даже по лицу было видно, что женщина очень взволнована. — Не знаю, — беззаботно пожал плечами светловолосый. — Он давно уже куда-то пропал. Сердце матери невольно сжалось, а потом вдруг понеслось отбивать ритм с утроенной скоростью. Лицо побледнело, глаза забегали вокруг, надеясь заметить хотя бы намек на присутствие сына. Но нет. Уголки губ дернулись в неестественной улыбке. Она рванула к Киоши, испугав его своим внезапным напором, упала перед ним на колени и схватила за плечи. — Где? — Нана не кричала. Она лишь шептала, вглядываясь в испуганно-удивленное лицо сына. — Где ты видел его последний раз? Почему ничего не сказал мне? Глаза шатенки заблестели, но она не позволила себе такой слабости, как расплакаться перед собственным сыном. Не в такой ситуации. Женщина резко поднялась на ноги, схватила в одну руку радиоуправляемую машинку, другой крепко взяла в свою ладонь маленькую теплую ладошку Киоши и побежала по дороге обратно к парку. — … Мама… не беги… так. Я… у-устал! — светловолосый еле успевал за быстрыми шагами матери. Женщина остановилась, пару секунд бессмысленно смотря вдаль, а потом глянула на старшего сына. — Где ты видел его в последний раз? — повторила она вопрос. — Ну… Мы тогда только вышли из парка… Совсем немного прошли… А он уже ушел куда-то, — пытаясь отдышаться от быстрого бега, ответил Киоши. В глазах Наны можно было отчетливо увидеть мелькнувшее отчаяние. Малыш пропал около пятнадцати минут назад… Где же его искать теперь? Испугавшись, он вряд ли стал бы сидеть на месте и ждать возвращения непутевой мамаши. Но, несмотря на все сомнения, она схватила Киоши на руки, чтобы тот больше не ныл, и все равно рванула обратно к парку. Ей никогда еще не было так страшно. Казалось, она потеряла частичку самой себя, и найти ее было жизненно необходимым. По щекам все-таки скользнуло несколько непрошеных слезинок. Мысли в голове роились словно тысячи пчел, не давая нормально соображать. -… Вот здесь, мам! — Киоши ткнул пальцем в сторону небольших зарослей кустов. Женщина резко остановилась и посмотрела на них. Зачем Тсуне понадобилось туда лезть? Больше ни о чем не думая, кроме своего пропавшего сына, она прижала светловолосого поближе к себе, чтобы тот случайно не поранился, и попыталась пролезть сквозь ветви. Но по ту сторону зеленой изгороди Тсунаеши не оказалось. Они с сынишкой лишь напугали молодую парочку, проводившую вечер за милыми беседами на качелях. Нана сразу же обратилась к ним единственным интересующим вопросом — не видели ли они здесь мальчика лет пяти с копной каштановых волос. Отрицательное качание головой ввергло шатенку в еще большее отчаяние. Она медленно дошла до скамейки и опустилась на нее, все так же прижимая к себе сына, крепко сцепляя в замок руки у него на спине, предотвращая любые возможности его исчезновения. Выбор был невелик. Надо было идти в полицию. Но руки против воли потянулись к старенькой раскладушке в кармане, и пальцы сами набрали заученный наизусть номер. Нане оставалось с замиранием сердца слушать, как тишину разрывают гудки телефона. — Добрый день, — вдруг все резко прекратилось, и в динамике послышался жизнерадостный женский голос. — Что вы хотели? Слова, готовые сорваться с языка, как только раздадутся знакомые задорные нотки в ее любимом и таком родном мужском голосе, застряли где-то в горле. Резко стало в миллион раз хуже. Женщина была готова бросить все, опустить руки и разрыдаться прямо здесь, на улице, перед сыном и перед всем миром… — Тц, Орегано, я же просил не отвечать на личные звонки, — в трубке фоном был слышен голос Емитсу. — Да, кто это? …Но только услышав этот приятный голос, за обладателя которого семь лет назад она вышла замуж, Нана простила ему все, что тот мог и даже не мог сделать. Она облегченно выдохнула, устало потерла переносицу и, наконец, ответила: — Емитсу, это я, — прошелестела она в трубку. — Папочка… Тсу-кун пропал.