Вместе навсегда

Прошёл примерно месяц с тех пор, как на мою голову свалился неизвестный субъект по имени Мизукич. Воспоминания о том кровавом вечере, когда я с ним познакомился, были всё такими же яркими и продолжали порой мне сниться. Однако к самому Мизукичу я начал привыкать. С Марусей Мизукич сошёлся быстрее моего. Думаю, это всё потому, что в душе они оба большие дети. Со мной, взрослым раздолбаем-занудой, полагаю, им было не так весело. Я спрашивал об этом у Маруси, но она отмахивалась, говорила, что это не так, что со мной им интересно. Уж не знаю, насколько всё это правда, но наша компания никогда не скучала. Во всём, конечно, благодаря Мизукичу, которого было сложно удержать на месте. Детское любопытство заставляло его не только лазать по шкафам в прямом смысле этого слова, но и трогать, включать, пробовать на зуб всё, что ни попадя. К примеру, один раз наш любопытный друг полез в шкаф с медикаментами и, изъяв оттуда всё склянки, начал понемногу отпивать из каждой, пытаясь понять, что же там находиться. Маруся первая обнаружила Мизукича сидящим на полу, широко раскинувшего ноги, между которыми горкой лежали всяческие банки-склянки, небольшие пробирочки и колбочки, ампулы, и с видом истинного знатока пытающегося понять, что за вкус у того или иного лекарства. Увидев сей кошмар, Маруся не растерялась и, взяв за руку Мизукича, повела его на кухню, где заставила выпить огромное количество воды и выполнить соответствующие процедуры по очищению желудка. Мизукич капризничал, говорил, что ему вовсе не плохо, но против Марусиной строгости это не сработало. Так что пришлось нашему юному испытателю с видом ребёнка, которого заставляют кушать нелюбимую манную кашу с комочками, исполнить её волю. То ли Марусины меры безопасности были очень своевременные, то ли у Мизукича был очень крепкий организм, но инцидент прошёл абсолютно без последствий. Меня это очень удивило, ведь когда я в детстве хлебнул какого-то заграничного препарата, то три дня отходил от этого. Плюс сестра задала мне такой трёпки, что я после этого не приближался к полке с лекарствами. В отличие от меня, чьё любопытство выветрилось после хорошего ремня, Мизукич не отказался от затеи пробовать всё и вся, и честно говоря, меня это злило. Ведь после его экспериментов оставалось много последствий, разбитых и сломанных. Маруся относилась к этому иначе. В отличие от меня она не ругала Мизукича за шалости. Девушка объясняла ему, что можно трогать, а что нельзя и почему именно. И её методы действовали куда лучше моих. В конце концов, мы добились того, что исследователь, прежде чем что-то взять, научился спрашивать разрешения. Должен сказать, что Маруся очень помогала скрыть существование «пожирателя душ», спасая тем самым мою задницу от возможных неприятностей и излишнего любопытства окружающих. Моя сестра не была любительницей гостей, и любой визит незнакомого человека воспринимала в штыки. Узнай она, что у нас в доме орудует большой ребёнок с немереным любопытством и огромным желанием познать новую для него вселенную, то её гнев первым бы пал на меня. Вскоре мы привыкли к такому образу жизни. Однако как мы ни пытались выяснить подробности о нашем новоявленном друге, никак не могли найти подходящего момента, чтобы его об этом спросить. На дворе стоял октябрь во всей своей красе. Листья на деревьях были разных оттенков ,и все вместе они образовали неповторимую гамму, на которую только и тянуло смотреть. И эта картина была лучше всяких других. Если же моросил дождь, то он был тёплый и приятный. У меня давно было желание попасть под тёплый ливень, постоять под ним всё то время, сколько он будет идти. Хотелось почувствовать тепло на кончиках своих пальцев, так, чтобы тепло окутало меня всего, и тогда я бы уже не замечал, что стою посреди улицы, весь мокрый и довольный, готовый взлететь до самого неба. Обо всём этом я думал, глядя в окно и складывая незатейливым образом одежду. Сестра, уходя на смену, наказала мне погладить вещи и сложить их по местам. Дабы дело шло быстрее, я решил привлечь Мизукича к общественно-полезному труду, тот с радостью согласился помочь. Поначалу он пару раз обжёг себе пальцы, но потом приловчился, и работа наладилась. Пока Мизукич гладил вещи, я их аккуратно складывал. - Никогда не думал о том, что гладить так увлекательно, - голос Мизукича вывел меня из грёз. - Да ну, - поморщился я, посмотрев на то, как ловко «завоеватель» справляется с глажкой. – Скука же смертная – пять часов подряд стоять и водить утюгом туда-сюда. - Не скажи, - ответил Мизукич, рассматривая с обеих сторон тщательно выглаженную рубашку – Вот тут были складки. А теперь раз – и их нет. Всё гладко, ровно. - А ты у нас аккуратист, оказывается, я и не знал, - улыбнулся я ему и потрепал его сёрную вихрастую макушку. Тот с самым доброжелательным видом, посмотрел на меня. Мне показалось, что сейчас удачный момент, чтобы задать парочку вопросов относительно его существования. - Скажи, а таких как ты много у вас… там? Мизукич призадумался. - Даже не знаю. Нас много, а сколько точно – неизвестно. - А вы действуете вместе или порознь? - Почему же? - Они могут убить нас, каждого и всех вместе. - Кто они? – недоумевал я. - Они, такие же, как я. Я чувствовал, что мысли мои начинают путаться. Тогда я решил пойти несколько иным путём. - Скажи, а у тебя родители есть? - Не знаю. Никогда их не видел, – пожав плечами, ответил Мизукич. - И ты совсем ничего не помнишь о них? - Совсем. Я даже из детства мало что помню. - Бедняга! - посочувствовал ему я. Решив приободрить его, я весёлым голосом спросил у него: - Слушай, а расскажи что-нибудь из своего прошлого. Резко направив на меня взгляд, Мизукич замолчал. Улыбка исчезла с его губ. - Я ничего не помню, - почти беззвучно прошептал он. Взгляд его, казалось, смотрел сквозь меня. Рот его был слегка приоткрыт, словно он хотел бы что-то сказать, но не мог. И не мог не потому, что не знал или не хотел. Волосы ниспадали на его бледные щёки. Казалось, он почти не дышал. Я провёл рукой, зовя его по имени, но тот не реагировал. Он смотрел впереди себя невидящим взглядом словно впал в прострацию. Я немного растерялся при виде такой реакции. Ни разу ничего подобного не происходило. Мизукич словно окаменел, превратился в живую статую . Интересно, что творилось в его голове? То ли от волнения, то ли от жары в комнате, у меня заболела голова. Вдруг я почувствовал, что нечто щекочет мне нос. Машинально проведя рукой, я почувствовал что-то липкое на своих руках и догадался, что это. Кровотечение из носа стало вторым после мигрени моим спутником жизни, и за долгие годы я успел привыкнуть к этому внезапному явлению. Наклонив голову вниз, я чертыхнулся: вся рубашка, которую я только что аккуратно сложил, была в кровавых каплях. «Опять стирать придётся. Ну что за ёлки-палки?» - с досадой подумал я. Отвернувшись, я временно отвлёкся от впавшего в подобие сомнамбулы Мизукича в поисках чего-нибудь, чем можно прикрыть нос. На столе лежала стопочка выглаженных носовых платков. Наскоро взяв один из них, я прикрыл им нос. - И вот так постоянно, - рассмеялся я вслух, оборачиваясь к Мизукичу. – Что ни день, то… Мизукич? Тот смотрел прямым взглядом на меня, стоя на расстоянии двух-трёх метров. Глаза его были большими. Разные по размеру зрачки выглядели пугающе. Мизукич посмотрел сначала на рубашку, потом на меня. В руках его по-прежнему был утюг. - Чел, ты в порядке? – спросил было я, убрав платок от носа. Последующее произошло в течении секунд трёх-четырёх. Мизукич, безумно улыбаясь, в один миг оказался передо мной, миновав большой стол, что стоял посередине комнаты. Глаза его сверкнули, и, занеся руку с утюгом надо мной, он огрел меня им по голове. Моментально у меня подкосились ноги, и я тут же потерял сознание. Последнее, что я запомнил, был сумасшедший смех, который донёсся до меня сквозь наступающую темноту. Я медленно приходил в себя, пытаясь открыть глаза. Голос зазвучал в моей голове приглушённо и с эхом: - Даня? Данечка? Ты меня слышишь? - Где я? – первое, что я спросил у голоса. - Ты в больнице, Дань, - обеспокоено ответил голос. - Ага, - ответил я. Язык мой еле ворочался. - Как ты себя чувствуешь, Даня? – голос становился всё чётче, ровно, как и картина перед глазами. Я уже начал различать силуэты перед глазами. Их было два: один был белым статичным пятном, другой был коричневым и всё время мельтешился перед глазами. - Девушка, успокойтесь! Хватит суетиться, дайте ему придти в себя, - зашевелилось белое пятно. - Маруся, ты что ли? - Я, Даня. Постепенно ясность зрения вернулась. Белым пятном оказался низенький пожилой врач, а коричневым пятном – Маруся в коричневом осеннем пальтишке. - Ты как себя чувствуешь? - Не знаю, - неопределённо ответил. В области повыше правого уха возникла тупая боль. Я машинально схватился за больное место. Пальцы почувствовали бинты. - А что случилось-то? - Черепно-мозговая травма, вызванная ударом тупым предметом, - недовольным тоном протараторил доктор. – Меньше надо по подворотням шлятся, молодой человек. Я в недоумении открыл рот с намерением задать ему пару вопросов, но Маруся жестом попросила воздержаться от них. - Доктор, он долго тут пробудет? – повернувшись к доктору, спросила Маруся. - Парень крепкий, здоровый. Думаю, не больше недели, а то и вообще от силы дня четыре полежит. А вообще чудо, что удар не пришёлся на теменную или затылочную части, иначе бы лежал ваш мальчик в морге. - Четыре дня, - вздохнув, многозначительно протянул я, оглядывая больничный потолок, плохо отштукатуренный и неровный. - Кое-кто пришёл к тебе, Даня, - сказала Маруся. Я повернул голову вправо. Позади Маруси я увидел сидящего на стуле человека. Лица его не было видно. Он так низко опустил голову, что его длинные чёрные взлохмаченные волосы закрывали лицо. Помимо этого, он закрывал лицо руками, которые упёрлись локтями в колени. Однако как раз благодаря этим волосам я понял, кто этот человек. От ужаса у меня внутри всё упало. Однако я старался не подавать признаков испуга или паники. - Доктор, вы можете выйти на пару минут? – обратилась к врачу Маруся. - Ох, ну если это прямо так важно, - раздражённо забухтел доктор, удаляясь из палаты. Когда дверь за ним закрылась, я обратился к сидящему: - Мизукич, это ты? Сидящий вместо ответа молча кивнул головой. - А что вообще произошло? Объясните мне кто-нибудь толком, – обратился к ребятам, хотя я и так прекрасно помнил, что произошло. Едва Маруся успела что-нибудь объяснить, как со стороны Мизукича жалобно раздалось: - Прости… - Что? – я не услышал его слов. Он поднял голову и посмотрел на меня. В глазах у того стояли большие, крупные слёзы. Уголки его рта дрожали. - Прости меня, Даня! Тот в один прыжок очутился возле моей кровати. Даже Маруся испуганно дёрнулась от такой прыткости. Опустившись на колени, тот вцепился мне в руку, наклонил голову и продолжал тараторить: - Прости! Это я не углядел! - Что происходит? – делая недоумённый вид, я посмотрел на Марусю, надеясь, что та мне всё объяснит. - Ну как бы тебе это сказать, Даня, - замялась Маруся, пожимая плечами. – Я сама толком ничего не поняла, но, по-моему, ты сильно ударился головой. Я нашла тебя случайно лежащим на полу. Мизукич не смог мне нормально объяснить, в чём дело. - Я во всём виноват, Даня! Прости меня, пожалуйста! Прости! Прости! Прости! - Да ладно тебе, - усмехнулся я, пытаясь освободить руку, но безнадёжно: у Мизукича была необычайно крепкая хватка. Маруся была по другую сторону от меня, напротив Мизукича. Наклонившись, она прошептала: - Когда я тебя нашла, он сидел рядом и обнимал тебя. Из рук отказывался выпускать, был в шоке. Ты бы видел его. Он так убивался, так убивался… В голове моей понемногу прояснилось. Я вновь хотел было обратиться к Мизукичу, как заметил, что его бьёт мелкой дрожью. - Мизукич, ты чего? Он вновь поднял голову и посмотрел на меня. Глаза его покраснели и намокли, по бледным щекам текли слёзы. Рот его скривился, и плечи судорожно тряслись. Я не мог поверить своим глазам: Мизукич плакал. Мы с Марусей удивлённо переглянулись. Маруся не понимала, о чём говорил Мизукич. Зато я хорошо понимал, о чём он. Никогда бы и не подумал, что этот знойный убийца умеет плакать. - Прости меня, Даня! Это я во всём виноват! Я один! Меня тронула чувственность этого брюнета. Я чувствовал, что брюнет искренне переживал по поводу этого несчастья. Я не злился на него и не был обижен. С одной стороны я до жути боялся его неуравновешенного состояния в данный момент. С другой стороны у меня сжималось сердце при виде этого сумасшедшего, но понимающего в полной мере свою вину, подавленного большого ребёнка. Я видел, что и Марусе сложно на него смотреть. В конце концов, собрав смелость в кулак, я свободной рукой потрепал его волосы. - Да ладно, друг, не плачь! Не убивайся ты так. Я тебя прощаю. Мизукич посмотрел на меня, продолжая всхлипывать. - Правда? - Правда, - улыбнулся я ему. Мы смотрели друг на друга секунд десять. Мизукич перестал плакать, когда увидел, что я ему улыбаюсь, и уголки его рта приподнялись в ответной улыбке. - Давай просто забудем об этом случае, хорошо? – предложил я ему, и он, закивав, согласился. Мне стало легче, увидев его в относительно спокойном состоянии. Тот внезапно обнял меня, крепко прижался ко мне. Я этого никак не ожидал и был крайне смущён. - Обещаю, что больше подобного не повториться, - совершенно серьёзным голосом прошептал мне брюнет. Я был глубоко тронут этим поступком. - Я тебе верю, - в ответ прошептал я ему, и эти слова были сущей правдой. - Так хорошо, что всё хорошо, - подвела итог всему Маруся, которая не сдержалась от улыбки, созерцая милую картину. Хорошо, что Маруся была девочкой тактичной и никогда не задавала вопросов относительно того, что её не касалось. Я был ей благодарен за это. Я лежал в больничной койке, думая обо всём. Много событий произошло за сегодня, много произошло и за пару дней до этого. Я лежал и думал, что мне делать дальше. Но организм мой настолько был измучен, что все мысли сводились к одному – нужно поспать, а с утра уже и думать. Внезапно я почувствовал, как нечто ползёт по мне, перебирая мелкими ножками так быстро, что становилось неприятно. Я не мог понять, где источник этого неприятного ощущения; странное чувство распространилось на всё тело. Вдруг на лицо мне что-то упало. Открыв глаза, я увидел огромного таракана, сидящего у меня в буквальном смысле перед носом. От неожиданности дёрнувшись, я скинул с себя эту мерзость куда подальше. Таракан упал на пол вверх ногами, но быстро перевернувшись, встал и убежал куда-то, мерзко перебирая лапками по больничному паркету. Я испуганно отдышался. «Больница – край чудес, - подумал я. – Храм чистоты и санитарии. Тьфу!» И ведь тогда я даже не догадывался, что санитары тут были совсем ни при чём, что это животное неспроста побывало в моей палате. Тогда я понятия не имел, что за нами начали слежку, и насекомое было своего рода средством шпионажа. Тогда я не знал, что за нами началась охота, и в роли охотника выступит девушка без рук, одна из тех, кого Мизукич назвал не иначе как «они».