С именем и во имя

Уже после праздников Лее позвонила Риан, чтобы вытащить ее в какое-нибудь тихое кафе и поболтать без праздничной суеты и посторонних. Они сидели, наслаждаясь терпким вкусом капуччино с корицей, неспешно потягивая уже по второй чашке, курили, сплетничали и делились новостями, когда Риан, поднеся кружку к губам и глядя на Лею поверх пенной шапочки с рисунком забавного медвежонка, насыпанного корицей, спросила: - Ну, а что Хиджиката Тошизо? Лея опустила глаза и, задумчиво ковыряясь маленькой вилочкой в тирамису, принялась рассказывать подруге все, что она узнала о замкоме в этих снах. А потом, немного помявшись, хотя они привыкли доверять друг другу самые сокровенные тайны и глупости, призналась Риан в своих догадках о том, что у Хиджикаты была женщина, которую тот любил, и все, что сама Лея видела романтического, скорее всего, принадлежит этой женщине. - С тех пор, как я догадалась об этом, Хиджиката больше ничего не показывал мне из их отношений. Только война. Это было так страшно… Раньше были милые сны, полные очарования и нежности, а потом… Знаешь, это так глупо, но мне почему-то это даже обидно. Вроде как все чудесное для нее, а для меня только суровая правда жизни и боль. - Да ты ревнуешь, глупая! – рассыпалась переливчатым смехом Риан и тряхнула рыжими, завитыми в мелкие упругие колечки волосами. - Нет! Я не знаю… Наверное, да… Глупо, ты права, - улыбнулась Лея. - А вообще, странно. Есть много фактов того, что Хиджиката был редкостным бабником, но нигде нет подтверждения, что он был связан с кем-то более-менее серьезными отношениями, и никто не упоминал, что Хиджиката бывал серьезно влюблен. Хотя он был довольно скрытным, вполне мог это успешно даже от близких товарищей прятать. Никогда бы не подумала, что именно он способен на нежные чувства. - Отчего же? Что он, не мужчина? - Ну… Быть мужчиной – не показатель. Не все мужчины на это способны. - А мне показалось, что он был чудесным… Он был так нежен со мной… То есть, с ней. - Ой-ой… Что-то ты совсем на нем залипла! Солнце, так нельзя. Это же сны, а он давно умер. Даже если бы это все было не для какой-то женщины, а для тебя… Лея, он мертв, мертв почти полтора века. Ты влюбилась в призрак, который никогда не станет реальностью! За всем этим, безусловно, что-то стоит, но его нельзя любить, никак нельзя! Я понимаю, что звучит дико, но любовь между духом и человеком невозможна хотя бы потому, что у нее нет никакого будущего! Вы никогда не сможете быть вместе, кроме как во сне или в смерти. Ты живая. Тебе рано к нему. А жить только во сне - это уход в иллюзию от реальности. - Риан, ты думаешь, я этого не понимаю? Но, кажется, я слишком увязла во всем этом. Я действительно ждала этих снов, пока все было хорошо. А теперь Хиджиката показал мне все до конца. Он умер и там, во снах, тоже. И он больше не приходит и не снится. И самое ужасное, что я не могу забыть все это и не хочу, чтобы он исчез просто так. У меня совершенно идиотское чувство, что я действительно влюбилась. - Милая, он не тот, кого стоит любить. Хиджиката и при жизни не слишком подходил для таких отношений. Знаешь, мне попадались как-то его слова. Он сказал: «По сути, я калека, во мне чего-то не хватает. Я не способен на глубокие чувства к женщинам. И они это чувствуют. Я был бессердечен в отношениях с ними, и вряд ли найдется хоть одна идиотка, которая полюбила бы такого человека, как я. Лучше вообще не думать о таких мирских вещах. У меня есть меч. Есть Шинсенгуми. Есть Кондо, есть Окита, их дружбу я не променяю ни на что. Этого достаточно, более чем достаточно, чтобы считать, что жизнь прожита не зря». Он был женат, окончательно и преданно, на Шинсенгуми и на своей мечте. - Я читала, и все это я тоже прекрасно понимаю, - Лея кивнула и усмехнулась. - Но знаешь, если бы я жила тогда, у него бы такая идиотка нашлась бы. И, судя по всему, она у него и была. Та самая, которую он мне показал. И думается мне, она была настолько не похожа на обычных женщин, что именно поэтому и смогла завоевать его любовь. И вообще, впервые в жизни я вдруг поняла, что рядом с таким мужчиной хочется забыть все свои амбиции и желание равноправия. Рядом с таким хочется просто быть ради него, не ради себя. Дышать рядом, молчать рядом, просто согревать теплом, говорить, что он самый лучший, слушаться его и создавать все условия для того, чтобы ему было легче следовать своему пути самурая. Просто чтобы он чувствовал, что нужен, что у него есть кто-то, кому он дорог таким, какой есть, что ему не нужно ломать себя и подстраиваться под кого-то. Просто помогать ему достичь своей цели. Чтобы он знал, что у него есть рядом тот, кто поймет, кому он может довериться, перед кем ему не нужно будет держать себя в руках, не позволяя слабостей. Кто всегда простил бы ему его слабость, и для кого он даже в слабости все равно оставался бы лучшим. И если у него после всех его забот и устремлений останется хоть немного сил и тепла на тебя, уже счастье.  - Разве так говорят гордые женщины Уэльса? – мягко улыбнулась Риан. - Так говорят преданные и любящие японские женщины, которым посчастливилось полюбить настоящего самурая, - пожала плечами Лея. - Может быть, ты и права. Хотя у меня просто в голове не укладывается, как ты, такая рассудительная девушка, которую я знаю практически с детства, не совершившая в своей жизни ни одного необдуманного безрассудного поступка, могла влюбиться в некий эфемерный образ. - Знаешь, Риан, временами мне кажется, что я знаю его все эти полторы сотни лет. Будто всколыхнулось что-то, глубоко запрятанное, будто так и должно быть. Риан помолчала, уродуя рисунок медвежонка ложкой, и только когда окончательно превратила его в беспорядочную мазню на пенной шапочке, она подняла глаза на Лею и произнесла: - Ты не поверишь, но я даже в чем-то завидую тебе. Это все так необычно, но ужасно романтично, - Риан хихикнула и мечтательно вздохнула. – Когда все реально и понятно, это здорово, но когда вот так – это будто нечто свыше данное, что не каждому доверяют. Скажи, ты чувствуешь себя счастливой или несчастной? - Наверное, все-таки счастливой, - улыбнулась Лея. – Я понимаю, что у моей влюбленности нет никакого будущего, и я никогда не смогу быть вместе с тем, кого люблю. Но я люблю, и мне этого достаточно. Возможно, ему это и не нужно от меня, но этого хватит на нас обоих. То, что я сейчас чувствую, оно несоизмеримо ярче и сильнее, чем то, что я чувствовала к Рису. И пусть это все не на самом деле, пусть это только сны, которые никогда не станут реальностью, сейчас я чувствую себя намного более счастливой, чем с Рисом. У меня такое ощущение, что в моей жизни действительно кто-то есть. Кто-то очень важный и дорогой. И я не хочу, чтобы это закончилось. - Ну, что я могу сказать. Если тебе хорошо и так легче жить, то почему нет? – Риан допила одним глотком оставшийся и уже почти холодный капуччино и поставила чашку на блюдечко. Поздно вечером Лея, готовясь ко сну, стояла перед зеркалом и расчесывала волосы. Внимательно рассмотрев свое лицо, ничего общего не имеющее с чертами маленькой японской девушки, которые она смутно видела в своем сне, Лея вздохнула, а затем, поддавшись импульсу, свернула их и подняла кверху, имитируя укладку японской прически. Повертевшись так и сяк, Лея отпустила волосы, и они обрушились на спину тяжелым, огненно-рыжим потоком. Лея снова расчесалась, заплела косу, чтобы во сне волосы не мешались и не запутались, проскакала по холодному полу на цыпочках и нырнула в кровать, укрывшись теплым толстым одеялом под самый подбородок. На прикроватном столике стояла в рамке на подставке распечатанная фотография Хиджикаты Тошизо. - Почему ты больше не хочешь сниться мне? – спросила Лея, глядя на нее. – Я не верю, что ты мне все это показал просто так. Я так скучаю по тебе. Почему ты перестал приходить? И вдруг в голове возникло, будто ответ: «Потому что здесь сейчас идут христианские праздники, и он, ками другой религии, из уважения к нашим богам, не приходит в это время, чтобы никого не обеспокоить». - Тошизо… - прошептала Лея с нежностью и протянула руку к фотографии, но не успела коснуться ее пальцами, как безо всяких причин ножка подставки подогнулась, и фотография упала прямо ей в руку. Лея вздрогнула, машинально сжав пальцы, чтобы не позволить фотографии упасть на пол, посмотрела на Хиджикату, осторожно, едва касаясь, огладила его лицо кончиком пальца, вздохнула и поставила фотографию на место. Она тут же с громким стуком в ночной тишине пустого дома упала на столик снова. Лея взяла фотографию, осмотрела рамку сзади – нет, подставка не сломалась, и рамка никак не могла упасть. Она поднесла портрет к себе и растерянно спросила глядящего на нее с легкой усмешкой Хиджикату: - Тебе не нравится там, на столике, да? Ты хочешь быть совсем рядом? Хиджиката, глядя на нее с фотографии, ничего не ответил, только прятал улыбку в уголках губ. Лея снова вздохнула, положила фотографию на вторую подушку рядом со своей и закрыла глаза. А ночью Хиджиката вернулся. Лее снилось, как она снова занималась с ним любовью. И это не пугало – наоборот, дарило радость и чувство безграничного счастья. И Лее было абсолютно все равно, любил сейчас Хиджиката ее или ту маленькую хрупкую японку. Она чувствовала все, что могла чувствовать та таинственная девушка, и Хиджиката был так нежен, даря сводящие с ума ласки, что Лее было не важно, кому на самом деле они предназначены, раз сейчас она чувствовала каждое прикосновение, каждый поцелуй. Все было почти так же, как и в других снах, и только когда Лея запустила пальцы в его волосы, поняла, что они не падают ей на грудь, не путаются под руками, они острижены, но не так, как на фотографии, а будто длинноватыми рваными прядками. Они падали Хиджикате на лицо, на глаза, мешались, но он улыбался, иногда встряхивал головой, чтобы убрать их, или пытался сдуть, но они прилипали к влажному от пота лбу и не хотели убираться. Это было так очаровательно и так щемящее-трогательно, что Лея с наслаждением любовалась лицом Хиджикаты, таким строгим на фотографиях и таким живым сейчас, стараясь запомнить его таким навсегда. Временами лицо расплывалось перед ее глазами, теряло знакомые черты, будто собираясь в другое, очень похожее, но все же не лицо Хиджикаты. И улыбка, озарявшая его, была бесшабашной и открытой. Лея никогда не видела, чтобы Хиджиката так улыбался во снах – его улыбка бывала всегда мягкой и сдержанной. Но Лея все списывала на то, что это ведь сон, и разве имеет это хоть какое-то значение, когда он ласкал ее, целовал, любил ее, и она двигалась в ним в такт, сгорая от желания в сильных горячих руках? И только взгляд оставался прежним, взглядом Хиджикаты Тошизо, они-фукучо Шинсенгуми, который она ни во сне, ни наяву не спутала бы ни с чьим другим. И в тот момент, когда Хиджиката склонился к ней, ища ее губы, одна из его влажных прядок попала ей в глаз, Лея рассмеялась, машинально уворачиваясь, чуть отвернула лицо в сторону, и перед ее глазами полыхнул огонь. Она распахнула глаза, резко сев в постели, тяжело дыша и все еще дрожа от едва не накрывшего ее оргазма, но осознание того, что она увидела, заставило ее задрожать еще сильнее. Во сне, резко увернувшись от ткнувшей в глаз острой мокрой пряди, она увидела на подушке свои разметавшиеся волосы. Огненно-рыжие. Вовсе не черные, как у милой японской девушки, которую так любил Хиджиката. Но этой ночью он любил Лею, именно Лею и только ее, а не показывал ей то, что происходило когда-то между ним и его таинственной возлюбленной… Лея сглотнула. Что это было? Весь день она ходила сама не своя, удивленная и радостная. Получается, теперь он пришел именно к ней и дал понять, что тоже любит ее? Лея совсем запуталась и уже ничего не понимала, но ей было плевать – она чувствовала себя так, будто и правда провела ночь с самым любимым и желанным мужчиной на свете. Однако это нисколько не приближало к разгадке того, почему все это происходит. Поэтому, ложась спать, Лея прямо спросила у смотрящего на нее с фотографии Хиджикаты: - Тошизо, мне кажется, я уже готова к тому, чтобы узнать, что ты хочешь от меня. Скажи, покажи, намекни хоть как-то! Я с ума схожу от этой неизвестности. Ты же видишь… Мне самой не догадаться, ты слишком переоценил меня. Мне нужна подсказка, Тошизо… Помоги мне понять, и я помогу тебе, ты ведь этого ждешь? Во сне она видела себя на балконе какого-то здания, и в руках она держала письмо. От него веяло бедой, горем и болью. Не потому, что бумага была испачкана в давно побуревшей крови, а потому что оно несло в себе конец надеждам, конец счастью, конец всему сущему на этой земле. Лея поняла это сразу, лишь только увидела дрожащий в своих пальцах сложенный лист. А вокруг нестерпимо сияло солнце, небо было ясным и далеким, и откуда-то доносился дивный аромат азалии. И полная тишина. Рядом кто-то стоял – двое мужчин, ожидавших от нее чего-то. От одного исходила тревога, второй пребывал в замешательстве и прятал глаза. Так бывает, когда человек вынужден быть вестником беды. Они оба ждали какого-то ответа от Леи, а она не знала, что сказать. Их губы шевелились, но Лея не слышала ни слова. Возможно, они беззвучно молились, но почему они тогда смотрели на нее в тревожном ожидании? Что она должна сделать? Что ответить? Развернуть письмо? Прочесть его? Лея и так уже знала, что в нем написано. «Прости меня за то, что у меня не вышло сдержать своего обещания выжить и вернуться к тебе. Прости за то, что я дал тебе слишком мало, и что нашу любовь нам пришлось нести в себе каждый в своем одиночестве. Прости, что вместо моего обещания сделать тебя счастливой теперь я сделал тебя несчастной» Лея, даже не глядя на мужчину в соломенном плаще и разбитых пыльных сандалиях, не слыша его и не видя его губ, с которых срывались горькие, хлесткие как пощечина слова, уже знала, что тот пытался донести до нее. «11 мая 1869 года главнокомандующий армией республики Эдзо Хиджиката Тошизо героически погиб, защищая…» Лея знала, но почему-то отказывалась верить в это. Она читала где-то, что в моменты получения жестокого известия человек испытывает несколько стадий понимания – отрицание, гнев, торг, осмысление, принятие. Было ли отрицанием то, что она говорила себе: «Не верю!», уже зная, что это ничего не изменит? Было ли гневом то чувство, которое она испытала при первом взгляде на конверт, а до этого видя смерть Тошизо в прошлых сновидениях? Гнев на несправедливость дорогого мироздания, которое отсыпало полными пригоршнями трудностей, страданий, сомнений, тяжелых решений, жестоких времен, но не позаботилось положить на этот черствый и горький пирог хотя бы одну маленькую клубничку сверху, позволив хоть немного пожить мирной и счастливой жизнью. Была ли торгом мысль: «Не поверю в его смерть, пока не увижу его могилу»? И почему стадия осмысления пришла раньше всех остальных, когда было предельно ясно, что Хиджиката мертв, мертв окончательно и бесповоротно, и ничего уже не изменить никакими мольбами? И тогда же Лее стало так же ясно, что стадия принятия не наступит никогда. Она вдруг ощутила себя старой, слабой и безмерно уставшей от жизни, стоящей на моле у серого, холодного – и Лея совершенно четко знала, что северного - моря, но все так же с надеждой и мягкой обреченной улыбкой твердящей себе и каждому, кто спросил бы: «Пока не увижу его могилу своими глазами, не поверю, что он умер. Он ушел, он скрылся, он оставил меня, потому что так было нужно. Может быть, он бежал в другую страну, может быть, он в тюрьме, может быть… Может быть… И однажды он все-таки найдет возможность если не вернуться ко мне, то хотя бы подать весточку. Он любит меня так же, как и я его, и он никогда не оставил бы меня в этом мире одну. Просто у него такая служба. Просто у него такая жизнь… Просто вот такой он, и его можно либо отвергать, либо принять и любить таким, какой он есть – он не изменится и не изменит себе никогда. Просто он Хиджиката Тошизо…» Лея проснулась, совершенно четко помня все происходившее во сне. Закурив и встав у окна в старой уютной бабушкиной шали, Лея смотрела, как за окном крупными хлопьями падает снег в абсолютном безветрии ночи, и думала с грустью и нежностью о маленькой упрямой японке, которая до самого конца не верила в смерть своего любимого. Да, именно такую женщину и мог полюбить Хиджиката Тошизо – ту, которая будет просто любить его таким, какой он есть, и безгранично верить в него. Даже ревности не было – понимание того, насколько связаны были эти двое тонкими нитями крепче, чем корабельным канатом, словно их безо всякой свадебной церемонии обвенчали сами небеса, не позволяло пробраться любым кощунственным мыслям, которые могли осквернить это святое и великое, о котором слагают стихи, поют баллады и пересказывают из поколения в поколение легенды. Было просто очень грустно оттого, что мироздание, как всегда, проявило всю свою гнусную сущность, разлучив тех, кто был достоин своего великого чувства как никто более. Весь следующий день до занятий с учителем японского и вечерним спектаклем Лея перерывала интернет и записи Риан в попытке найти хоть что-то о таинственной девушке, которую любил Хиджиката, но нет… Было полно информации о девицах Хиджикаты до того, как он отправился в Киото, и даже нашлась некая приписываемая ему невеста, оставшаяся дома в Эдо. Очень много имен местных шлюх, к которым захаживал замком в Киото, но ни слова о том, что у него была одна постоянная женщина, к которой он испытывал нечто большее, чем плотскую страсть. Это было, по меньшей мере, странно. Лея совершенно не понимала, за что зацепиться. Она уже закопалась в какие-то японоязычные сайты и, случайно промазав мимо нужной ссылки, вылетела на страницу, где в начале мелкого текста в качестве заголовка жирным шрифтом было написано слово 来世. Лея увидела знакомые канджи и перевела их как «Ki» - «будущее», и «Yo» - «мир». - Будущий мир? – задумчиво сложила она. Приятно было видеть, что усилия ее учителя не проходят даром. Лея машинально пробежалась глазами по тексту и выхватила 輪廻. - Вращение колеса? М-м-м… - Лея почесала ручкой макушку. Перевела она, скорее всего, не совсем правильно, но все равно было приятно, что она почти поняла первую строку: «А если мы посмотрим на это с другой стороны - что вам известно о вращении колеса?» Лея уж было собралась бросить текст, когда взгляд ее упал на кандзи 魂. - Tamashī… Душа… Так-с, что там о душе? Вооружившись словарем и онлайн-переводчиком, сложив воедино все корявости и недопонимания, у нее вышло следующее: «Когда два человека встречаются и чувствуют друг к другу внезапное расположение или неприязнь, говорят, что в прошлой жизни они были друзьями или врагами, и их души в будущем мире узнали друг друга. Если смотреть под этим углом, то любовь с первого взгляда может говорить о том, что люди и в прошлой жизни любили друг друга. Учение предполагает, что некоторым людям дается возможность встретить дорогих людей или врагов для того, чтобы быть счастливыми снова либо исправить вражду» - Интересно, - Лея улыбнулась и похвалила себя за успехи. - Тогда вращение колеса можно расценивать, как «вращение колеса судьбы», какой-то новый цикл, и будущий мир – это следующее воплощение. Так, стоп… Лея оторопело уставилась в монитор. - Что вам известно о «вращении колеса», о новом цикле… О переселении душ?! Лея быстро набрала в онлайн-переводчике «переселение душ» и нажала «перевести на японский». В окошке автоматического перевода возникло «輪廻 - Rin'ne - сансара, круговорот рождений и смертей, переселение душ». - Тошизо... Я ничего не понимаю. Если это твоя подсказка, то я тупая овца! – Лея со стоном опустила голову и в отчаянии треснулась лбом о столешницу. Подняв голову, она увидела, что в тексте, ниже, чем она читала, выделился кусок текста – видимо, она задела головой клавиатуру ноутбука. Первым словом текста было 転生, и дальше по тексту: «…предполагает, что умерший человек, ставший ками, отслужив положенный ему срок, возвращается в этот мир в теле другого человека, животного, в виде растения или предмета в зависимости от того, насколько порядочно он прожил прежнюю жизнь». Лея скопировала непонятое ею первое слово и закинула его в поисковик. Ткнула наугад в одну из открывшихся ссылок, и ей открылся чей-то блог, перед глазами предстал текст на японском: «Я попыталась представить себе, что было бы, если бы дух Хиджикаты переродился в наше время – кем бы было его 転生», а дальше следовали рисунки – Хиджиката в камуфляжной форме с оптической снайперской винтовкой; Хиджиката в форме летчика; Хиджиката в кожаной куртке, восседающий на мотоцикле; Хиджиката в очках и деловом костюме с папкой подмышкой; Хиджиката в докторском халате с фонендоскопом на шее; Хиджиката в кожаных трусах, чулках на штрипках и туфлях на каблуках, изгибающийся у шеста в лихо сдвинутой набекрень фуражке… - Господи! – Лея едва не расхохоталась. – Сплошное святотатство! Хиджиката лукаво смотрел на нее и пошло облизывался. - Ужас какой! – Лея нервно хихикнула и прокрутила дальше. Хиджиката в полицейской форме. Он смотрелся в ней настолько органично, и арт был выполнен настолько профессионально, что Лея даже залюбовалась. И прическа у него была почему-то такая же, как в предпоследнем сне – длинноватые, рвано выстриженные прядки выбивались из-под фуражки, а в руке вместо катаны пистолет. Вся его поза излучала силу, уверенность и суровость. Лея не удержалась и сохранила арт себе на ноутбук. Дальше следовал Хиджиката в виде арабского бедуина в арафатке и верхом на верблюде, с автоматом на шее. - Так, достаточно. Я хочу это развидеть. Боюсь, что мои мозги не в силах воспринимать подобное, - улыбнулась Лея. Но что же значило то самое слово, Лея так и не поняла, и отправила его в переводчик. «Tensei или tenshyo – реинкарнация», - выдал тот. - Так… Я, кажется, начинаю что-то понимать, - Лея погрызла палец и закурила. – Твой дух родился в этом мире? И тогда… И что тогда? Если ты сейчас живешь где-то в чьем-то теле, то почему ты мне снишься и показываешь все, что случилось с тобой в прошлой жизни? Я все равно не понимаю… Тошизо, кажется, ты промахнулся с помощником – тебе нужно было найти кого-нибудь посообразительнее. Лея расстроено бросила взгляд на часы в уголке монитора, в ужасе подхватилась, понимая, что может опоздать к преподавателю японского, и вылетела из дома. Уже после занятий учитель – сенсей, как он просил ее называть себя - Амасава Садамицу, японец, почти всю жизнь проживший в Великобритании с тех пор, как закончил Даремский университет, как всегда, угостил ее зеленым чаем. Амасава-сенсей был очень приятным пожилым человеком лет пятидесяти с небольшим, невероятно вежливым и доброжелательным. Лее он нравился, заниматься с ним было одно удовольствие, а во время чаепития после занятий Амасава-сенсей всегда рассказывал что-то интересное о Японии. Что-то о Хиджикате и Шинсенгуми Лея узнала и от него, причем сенсей был приятно удивлен, что его ученица интересуется Японией настолько углубленно. Но сейчас ее интересовало другое. - Амасава-сенсей, я сегодня прочитала одну статью в целях языковой практики. Она меня заинтересовала, но я не все поняла. Расскажите мне, пожалуйста, о реинкарнации. Амасава-сенсей не удивился, он просто начал рассказывать, не слишком углубляясь в религиозные постулаты, просто и понятно, но ничего нового, кроме того, что умерший, как считается, становится не просто ками, а ками-покровителем своей семьи, Лея от него не узнала. - Скажите, получается, что когда в Японии кто-то умирает, его близкие не плачут и не горюют, раз умерший человек не уходит совсем, а все равно остается как бы рядом? – спросила она, когда учитель закончил объяснения. - Не совсем так. Они, конечно, плачут и горюют, но скорее о себе, оставшимся тут, о том, что больше не увидят родного или любимого человека, что не смогут быть вместе в своих прежних отношениях, боятся, что в следующих жизнях они могут разминуться. - То есть, совсем не обязательно, что крепко связанные между собой в этом мире души снова встретятся в следующем? - Конечно. Они могут переродиться в разное время, в разных странах, кто-то станет человеком, а кто-то вовсе нет… Это большая редкость и счастливое везение, которое дается за заслуги в прежней жизни, чтобы души снова встретились. Колесо перерождений порой поворачивается очень странным образом. Иногда, если человек прилагал множество усилий, чтобы вести святую жизнь, и достиг нирваны, колесо перерождений останавливает свой ход, и дух устремляется ввысь, больше не перерождаясь. «Колесо перерождений! Вот как это правильно называлось в статье!» - подумала Лея. Ее что-то смутно тревожило, будто она подбиралась к чему-то очень важному. - А может такое быть, что не соединившиеся души общаются на расстоянии? Амасава-сенсей внимательно посмотрел на нее поверх очков: - Теоретически - да, если их связь в прошлой жизни была очень сильна. - А если души заслужили, и связь их была достаточно сильна, что-то может воспрепятствовать их воссоединению? - Считается, что нельзя слишком долго оплакивать умершего – его душа видит твое горе и не может уйти, чтобы стать ками, а значит, не может потом уйти на перерождение. Тот, кто оплакивал, может быть, давно умер, а тот, кого оплакивали, продолжает скитаться, потому что его вовремя не отпустили стать ками. - А если перерождение все-таки произошло, но души не могут найти друг друга? Амасава-сенсей помолчал, потом медленно произнес: - Есть одно поверье, не слишком распространенное, но тем не менее. Представим на минуту, что мы с вами были связаны крепкими узами. Я умер, а вы не поверили в мою смерть. И не верили до самого последнего своего дня. Вы умерли, так и не поверив, и унесли это с собой. Теперь, сколько бы перерождений потом у нас ни было, мой дух не сможет связаться с вашим. Это происходит якобы потому, что дух того, кто отрицал смерть близкого человека в прошлом, отрицает и его новое рождение. Ведь дух не может переродиться, прежде не умерев. Ваш дух не увидит мой, сколько бы мой дух ни пытался связаться с вашим. Вы будете смотреть будто сквозь меня, ничего не почувствуете ко мне, я буду для вас пустым местом или, в лучшем случае, просто хорошим знакомым, даже если я вас найду и смогу оказаться рядом с вами в своем новом теле. Ваш дух не узнает мой. Он не поверит в мою новую жизнь так же, как не верил в мою смерть. Понимаете? Лея медленно кивнула и уставилась на Амасаву-сенсея. «Пока не увижу его могилу своими глазами, не поверю, что он умер», - вспыхнуло в голове. А ведь место захоронения Хиджикаты Тошизо так и не найдено до сих пор… В голове кусочки паззлов сложились в одну картину. Пусть это выглядело фантастикой и полным бредом, но как говорил Шерлок Холмс – отбрось невозможное, и то невероятное, что останется, и есть ответ. Хотя здесь все было и невероятным, и невозможным, поэтому можно было перефразировать так - отбрось все нелогичное и оставь логичное и, как бы нелепо оно ни выглядело, это и будет ответом. А самое логичное здесь было то, что девушка, которую любил Хиджиката, так и не поверила в его смерть. И ее великая любовь и нежелание смириться и отпустить сыграли с ними обоими злую шутку – получается, что все их последующие перерождения, сколько бы их ни было, не могут встретиться снова. И Хиджиката, по всей видимости, радикально принялся за решение этой проблемы со всей присущей ему дерзостью, плюя на законы мироздания. Это открытие потрясло Лею. Ведь не так уж давно она смеялась над подругой и говорила, что не верит в переселение душ и прочую чертовщину. А сейчас уже разговаривает с призраком из снов, готова ему помогать, и искренне верит в то, что она не страдает шизофренией. - Что-то случилось? – встревожился учитель, видя, как Лея смотрит, не моргая, куда-то в точку на его переносице. - Нет-нет, - очнулась Лея. – Благодарю вас, Амасава-сенсей, вы мне очень помогли! Ваши разъяснения для меня невероятно ценны! Лея поднялась, степенно склонилась в уважительном поклоне, попрощалась и заторопилась на репетицию. Пока Лея ехала в машине к Миллениум Центру, она все пыталась переварить это открытие и понять, права ли в догадках или все сама себе напридумывала, и это хоть и странные, но объяснимые чем-то реальным совпадения. «Тошизо, если это ты давал мне эти подсказки, значит, я на правильном пути. Но я по-прежнему так и не понимаю, чем помочь вам обоим, как соединить вас? И почему именно я? Как я могу решить все это? Я не вижу ни одного пути решения… Что же мне делать?» - думала Лея, уже взбегая по ступеням у входа в Миллениум-центр и проходя мимо внутренних объявлений для сотрудников. Взгляд ее скользнул по красочному плакатику, извещавшему, что для детей из «Urdd Gоbaith Cymru», детской и юношеской ассоциации искусства и спорта Уэльса, будет организована экскурсия, и среди механически отмеченного текста глаза выхватили слово: «Хакодате». Лея вздрогнула, резко остановившись, будто налетела на невидимую преграду, и с недоверием перечитала. «Дата экскурсии будет уточнена до 1 февраля…» Лея сглотнула. Перепутать «дата экскурсии - hike date» и название города, где служил, воевал и погиб Хиджиката Тошизо – это было слишком для простого совпадения. И тут Лею окатила волна мурашек по всему телу. «Ты хочешь, чтобы я поехала в Хакодате и нашла твою могилу, чтобы та девушка поверила, наконец, в твою смерть, и смогла увидеть и узнать тебя в этом мире?!» - мысленно вскричала Лея. – «Дай мне знак, я права? Я правильно тебя поняла?» В этот момент в ее сумочке тренькнул телефон. Лея порылась среди обычного хлама, которым набита любая женская сумка, выудила аппарат, дрожащими от возбуждения пальцами ткнула в сенсорный экран, снимая телефон с блокировки, и увидела значок сработавшего напоминания – она поставила его себе, чтобы не забыть перед репетицией забежать в кафетерий и купить свежих круассанов с шоколадом для Риан, которая обещала заехать вечером. Но не это привлекло ее внимание. На зажегшемся экране телефона ярко и гордо горела заставка, которую Лея не так давно поставила себе – красное знамя Шинсенгуми с белыми треугольниками «горная тропка» и вышитым на нем золотом иероглифом 誠 – «makoto», что помимо значений «верность» и «искренность» означало «истина».

***

- И что ты теперь собираешься делать? – спросила Риан, уминая круассан под чашечку кофе, когда Лея рассказала ей о своих последних снах, найденной статье о переселении душ, разговоре с учителем, догадках и знаках, подтверждающих эти догадки. - Ехать в Японию? – нерешительно спросила Лея. - Ты уверена? Все-таки, хоть это все и выглядит логично, но само по себе настолько похоже на сказку, что мы действительно можем заблуждаться в своей правоте. - Я вообще ни в чем не уверена. - Но в любом случае, если ты проведешь свой отпуск в Японии, а не где-нибудь еще в более привычном месте вроде Франции или Италии, ты ничего не потеряешь. Наоборот, ты сможешь своими глазами увидеть все места, связанные с Хиджикатой, и пройти по тем камням мостовой, где ходил он. - Это очень дорогое удовольствие. Боюсь, на это уйдет большая часть моих сбережений, и будет обидно, если это все будет впустую. - Я думаю, это в любом случае не будет впустую хотя бы потому, что побывать в Японии само по себе здорово. Особенно если попасть к цветению сакуры. К тому же, я почему-то уверена, вот нутром чую, что тебе нужно приехать к тому времени, когда он погиб. - Только вот как мне это утрясти с работой, ума не приложу, - вздохнула Лея. - Попробую выклянчить, если, конечно, кто-то захочет пойти мне навстречу и поставить в репертуар на май те спектакли, в которых я не участвую или где я в массовке, и меня можно заменить. А то ведь скажут, что у меня звездная болезнь разыгралась. - Ой, брось. Не скажут. У них есть две главные примы, - Риан в воздухе руками изобразила внушительные объемы и беспечно отмахнулась. - Не развалятся без тебя. В общем, ты, конечно, думай, время еще есть, но я бы на твоем месте поехала. Вне зависимости от результата поездки. По крайней мере, ты попробуешь разобраться со всем этим на месте, и даже если ничего не получится, ты в любом случае будешь знать, что сделала все, что смогла. Лучше сделать и потом жалеть об этом, чем не делать и потом жалеть, что не сделала. Лея прикурила сигарету, соблазнившись на то, как вкусно затягивалась Риан, довольная после кофе с любимыми круассанами, и призналась: - Знаешь, я так боюсь… - Чего? - Всего. Правда, - Лея смущенно улыбнулась. – Боюсь, что я ничего там не найду, заблужусь и потеряюсь, и что так и не доберусь до места. - Ну, черт! Есть же карты, GPS навигаторы, можно заранее пробить все маршруты! И это не джунгли какие-нибудь, там тоже цивилизация, на минуточку, если ты об этом не догадываешься. И там, ты не поверишь, даже транспорт есть, – ехидно фыркнула Риан. - В конце концов, у тебя языка, что ли, нет спросить? Если тебе не позволят твои знания японского, там – ты даже не представляешь – есть люди, говорящие по-английски! Лея толкнула Риан под локоть, рассмеявшись и ничуть не обидевшись на подначки подруги. Потом достала из шкафчика початую бутылку красного сухого вина и продемонстрировала этикетку Риан, будто спрашивая ее, не распить ли им. - Давай, давай, тебе для смелости, - улыбнулась Риан. – Хотя я все равно не понимаю твоих страхов. - Ну, все-таки как-то жутковато оказаться одной в чужой и совершенно не похожей на Европу стране, - Лея разлила рубиновый напиток в бокалы, подала один Риан, а со вторым угнездилась на диване с ногами. - И что? Там тоже люди, и люди очень вежливые и воспитанные, к слову сказать. И вообще, ты японский для чего учишь? Вот будет тебе повод для практики, - Риан пригубила вино и, одобрительно вздернув бровь, покивала. - А если даже я и доберусь до Хакодате, вдруг не найду место захоронения Тошизо? Я даже не представляю, как буду его искать. Я же не экстрасенс. - Ну, во-первых, из-за этого уж точно ничего не случится. Ну не найдешь, поедешь домой. Зато страну такую интересную посмотришь. А во-вторых, твой Тошизо такой настырный мальчик, что раз он тебе так мозг взорвал, и уж не знаю каким образом там, на небесах, добился того, чтобы пробиться к тебе, чтобы ты его услышала, и даже все-таки смог показать, что он от тебя хочет, то уж там-то он тебя сам к этому месту уж как-нибудь да выведет. - А если я найду, и та девушка все-таки поверит в его смерть, и они, наконец, смогут встретиться в этом мире, то, значит, ко мне он приходить больше не будет, и все закончится? - Так вот с этого и начинай, чего ты на самом деле-то боишься, - улыбнулась мягко Риан. – А ты никогда не смотрела на это под другим углом? - Под каким еще углом? - Ну, к примеру, если в этом мире где-то есть реинкарнации Хиджикаты и его любимой женщины, которые никак не могут встретиться, разве не может быть так, что реинкарнация этой женщины – ты? Ты же сама все время терзаешься вопросом, почему Хиджиката со своей проблемой пришел именно к тебе? Разве это не очевидно? С чего бы ему приходить к посторонней женщине и просить о такого рода помощи? Если ты – это она, то тогда становится совершенно ясно, почему ему так важно притащить тебя на место своей смерти и ткнуть тебя носом в свою могилу, чтобы ты, наконец, нашла ее, и твоя предшественница поняла, наконец, что там все закончено, и нужно идти на новый виток? - Я думала об этом, но мне казалось, что верить в такое слишком опрометчиво, - Лея опустила глаза. - Пф-ф, - фыркнула Риан, закуривая. – Да после того, что между вами было, и как он отлюбил не только твой мозг, но и саму тебя, он обязан на тебе жениться, а ты уже смело можешь верить во что угодно, даже во второе пришествие Иисуса Христа и жизнь на Марсе. Лея рассмеялась – оптимизм и простота подруги не раз выручали ее, вечно сомневающуюся и нерешительную. - Знаешь, я не в том смысле, что не могу в это поверить в целом, но мне кажется, такой мужчина, как Хиджиката Тошизо, если и полюбил, то какую-то совершенно исключительную женщину. Что бы он мог найти во мне? - Ай, ну что за ерунда, в самом деле? Во-первых, с чего это ты, интересно знать, решила, что ты не исключительная? Откуда такое беспочвенное самоуничижение? А во-вторых, тогда он был тем самым легендарным Хиджикатой Тошизо, а его девушка действительно могла быть по тем меркам кем-то непохожим на других женщин, но теперь-то другие времена. Возможно, он сейчас какой-нибудь пусть и интересный, и в чем-то исключительный человек, но не настолько, как тогда, когда от одного его имени трясло весь Киото. Может, поэтому тебе никак не удается наладить свою личную жизнь, что ты предназначена для кого-то? Может быть, когда там, на месте, круг замкнется, ты вернешься и встретишь, наконец, своего единственного. - Не знаю. В то, что я именно та девушка, мне верится с трудом. Я просто хочу помочь Тошизо соединиться с его любимой – видимо, он действительно очень сильно любил ее, раз до сих пор не оставил надежды соединиться с ней. Такая любовь заслуживает не только зависти, но и искреннего желания помочь ее сберечь, - Лея подтянула колени к подбородку, устраиваясь удобнее на диване. - Кстати, я вот что вспомнила, - неожиданно переключилась Риан. – Ты говорила, что совершенно отчетливо помнишь канджи, начертанные на письме, которое перед смертью Хиджиката просил передать кому-то. Возможно, это имя той женщины? - Трудно сказать. Возможно, это имя, но больше похоже на что-то иное, - ответила Лея. – Смотри. Она поставила бокал с недопитым вином на стол, взяла блокнот с подоконника и начертала «愛澤楓». - «Любовь», «болото», «клен»? – удивилась Риан. – А, по-моему, просто Айзава Каэде. И имя, скорее всего, женское. Обычно женские имена давались по названию цветов, деревьев, растений, птиц. Мне где-то попадалось даже имя одной дамы «Хвостик». - Я спрашивала у Амасавы-сенсея, фамилия «Айзава» пишется иначе, вот так, другими канджи, - Лея вывела «相沢». – Я искала «Айзава Каэде» в интернете и в одном, и в другом написании, но никаких женщин с таким именем рядом с Хиджикатой не обнаружилось. - Ну, в этом как раз нет ничего удивительного. Хиджиката был довольно скрытен, об этом многие говорили. Он не заводил себе любовниц с громкими именами, а имена его любезниц из борделей до нас дошли только благодаря чудом сохранившемуся личному письму к другу, где Тошизо, собственно, этими дамами похвалялся. И если в его жизни было что-то воистину серьезное, он бы прятал это так же тщательно, как свою драгоценную тетрадку со стихами. Кстати, первое канджи в варианте, что тебе дал твой учитель, может в виде наречия означать «взаимно». Я тебе точно говорю, это фамилия и имя, а не что-то другое. И, скорее всего, игра слов в цепочке «Айзава» – «взаимно» заменено на «любовь» - «клен» - «Каэде». Японцы любят играть словами в письмах и стихах. Возможно, тут кроется намек на взаимную любовь к Айзава Каэде? - Я смотрела в словаре, второй канджи может значить не только «болото», но и «долину, дол». И причем тогда тут «болото» или «долина»? – упрямо возразила Лея, дотянувшись до бутылки, разливая в бокалы и подавая один Риан. – Уж «болото» в твою романтику точно не вписывается. - Почем я знаю, может быть, имелось в виду «тонет в любви, как в болоте», окончательно и бесповоротно, как в болото утягивает. Затянуло его! Может, это у них страшно романтично. Может, болото в этом случае не подразумевает того смысла нудности и скуки, которое свойственно нашему переносному смыслу болота? Хотя на самом деле, канджи 澤 - это устаревшая форма канджи 沢 из написания, которое дал тебе сенсей, а одно из значений 沢 - благодеяние. Благодеяние любви! Одарившая любовью Каэде-кленовый листочек! Да черт же тебя возьми, Лея! И ты еще ничего не поняла? - Да поняла, поняла! Женщину, скорее всего, звали Айзава Каэде, и Хиджиката поупражнялся в изящной словесности и ребусах, к которым всегда имел тягу. - Балда ты! Что нарисовано на вашем фамильном гербе? - Кленовый лист, по нашей фамилии Масарн7, тебе ли не знать. - Так какие же тебе еще нужны доказательства?! – Риан треснула Лею по макушке блокнотом так, что Лея расплескала на себя вино и уставилась на подругу в изумлении. Ночью, когда Риан умчалась к своему любимому профессору, Лея никак не могла заставить себя лечь спать. В голове крутилось столько мыслей и сомнений, что уснуть все равно бы не получилось. Она уже и приняла душ, и заплела косу, переоделась в короткую тоненькую ночную рубашку, едва прикрывающую ягодицы, и повалялась на кровати, пытаясь читать, но понимать прочитанное тоже не получалось. И именно сейчас очень сильно отвлекала и нервировала фотография Хиджикаты на прикроватном столике. Тошизо смотрел на Лею ироничным взглядом, и затаившийся в уголках губ намек на улыбку, как всегда, насмешничал над ее тяжким мыслительным процессом. - Мучитель! – буркнула Лея, в очередной раз вскинув на него глаза от книги и встретившись с его ехидным взглядом, захлопнула книгу, встала с кровати и накинула на плечи шаль. Конец шали, когда Лея взмахнула ею, задел фотографию и опрокинул лицом вниз. - Ах, простите, господин фукучо! Какой вы, право, обидчивый! - Лея взяла фотографию в руки, улыбнулась, состроила рожицу, показав Тошизо кончик языка, и вместе с ним пошла на кухню. Она поставила портрет на стол, вылила себе остатки вина в бокал, получилось чуть больше половины, закурила и уселась на диван, подтянув колени к подбородку, разглядывая Хиджикату. - Ну, и вот что мне прикажешь делать? – спросила она замкома, потягивая вино и медленно затягиваясь. – Случайности не случайны? Но во все это так трудно поверить… И ведь не поверить невозможно… Но черт возьми, это все так похоже на сказку или какой-нибудь фильм для домохозяек. Когда складываю мозаику, кажется все логичным и понятным. А когда начинаю думать о том, что вообще происходит, чувствую себя умалишенной, потому что когда ты говоришь с богом – это молитва, а когда бог говорит с тобой – этой уже шизофрения. Это слишком не похоже на правду. Так не бывает. Ведь не бывает же? Я не знаю, что мне делать! Ехать, не ехать, поверить, не поверить… Ведь по сути, я могла бы поверить, если бы это не касалось меня лично. Но в то, что я именно та девушка, не могу поверить. Не могу даже заставить себя попробовать поверить. Но с другой стороны, я чувствую, что мне очень нужно туда поехать. Меня тащит туда со страшной силой, но я не могу найти ни одной реальной, не эфемерной причины, зачем мне туда нужно. Что мне делать, Тошизо? Но Тошизо молчал, все так же насмешливо прищурив свои хитрые глаза. Лея досадливо опрокинула фотографию лицом вниз, допила залпом вино, затушила сигарету и пошла спать. Сон накрыл ее внезапно, но мягко и нежно, будто легкое теплое одеяло. Она стояла на изогнутом горбатом мостике и смотрела вниз, а неглубокая речушка, тихо журча по камушкам, несла опавшие маленькие, ярко-бордовые, острые кленовые листики. И вдруг в воде отразился темный силуэт, склонившийся рядом с Леей. Она выпрямилась, обернулась и встретилась глаза в глаза с Хиджикатой. Он был каким-то очень молодым, безмятежным, легким. Голубое форменное хаори и длинные волосы, собранные в хвост, развевались на ветру, по лбу скользили, попадая в глаза, выпавшие из прически пряди, а на губах играла непривычная, слишком открытая и светлая улыбка. Лея радостно улыбнулась в ответ, чувствуя, как ее захлестывает безграничное и необъяснимое счастье, наполняет ее всю от макушки до кончиков пальцев, бьется и пульсирует в каждой клеточке ее тела, одетого в нежно-лиловое шелковое кимоно. Лея сделала шаг навстречу, слыша, как приятно стукнула деревянная подошва ее гэта8 о дощатый настил мостика, и, оказавшись в теплых и сильных руках, вцепилась в широкие крепкие плечи. Хиджиката мягко рассмеялся, и поднес к ее лицу зажатый в пальцах за черенок маленький красный кленовый листик. Он медленно провел листочком по губам Леи, невесомо и очень щекотно, отчего губы зазудели так, что безумно захотелось поцелуя. А потом коснулся им своих губ и, все так же счастливо улыбаясь, почти выдохнул: - Каэде… И в этот момент в голове Леи стало пусто и звонко. Она ощущала себя не маленькой хрупкой японкой Айзава Каэде, она осознавала себя в пространстве как Лея Масарн. И она вдруг отчетливо поняла, что все, что было между Хиджикатой и той Каэде, все, что она видела в своих снах, все, что чувствовала, принадлежало ей от начала и до конца. И глупо было ревновать саму себя к самой себе. Правдой это было по всем земным меркам реальности и разумности или нет, но Лея Масарн и была той Айзава Каэде, которой Хиджиката отдал свое сердце. И до сих пор она хранила его бережно, как святыню, и любила его призрачный дух, даже не помня того. Это прозрение во сне казалось логичным, правильным и не требующим никаких доказательств. А потом Лея вдруг оказалась у реки, прижимаясь спиной к теплой груди сидящего позади Хиджикаты. Перед ними умиротворяюще журчала речка, а Хиджиката, положив подбородок Лее на плечо и касаясь щекой ее щеки, тихонько сосредоточенно сопел, одной рукой обнимая ее, а другой что-то медленно выводя палочкой на земле. Лея слегка повернула голову, еще теснее прижимаясь щекой к щеке, скосила глаза вниз и принялась следить за кончиком палочки, царапающей землю. И постепенно перед взглядом Леи остались лишь слова, неспешно рождающиеся на песке. Вскоре она ничего больше не видела вокруг, кроме этих слов. Они были слишком яркими и четкими, чтобы она не смогла разобрать: «Если сердце говорит: «Иди!», а разум спрашивает: «Зачем?», слушай сердце»