Охота на паука

Тысячи иголочек волнами катились по коже Шоны, исходя из самого сердца и рассыпаясь прахом где-то на кончиках пальцев. Позволив своему телу поддаться химии, девушка, словно желая проверить, на что способна её физическая оболочка, то вытягивалась, до спазма напрягая все мышцы, то вновь расслаблялась, позволяя каждой клеточке повторно напитаться наркотиком, растекающимся в сплетении вен. Раскалившаяся кровь бурлила, закипала, пенясь миллиардами пузырьков, щекотала изнутри где-то в районе запястья, а после поднималась ввысь, наполняла черепную коробку невесомым газом. И небывалая лёгкость заструилась по липким складкам серого вещества, сжигая ненароком шуршащие комочки неприятных воспоминаний. Эти воспоминания пылали в глазах Шоны, и краешком сознания она надеялась, что рано или поздно этот костёр истлеет окончательно. Мягкие удары прямо под ухом; обжигающе тёплая человеческая плоть, случайный обрывок реальности: Кола. Подушечки пальцев как бы невзначай прикасаются к грудной клетке; там гонит кровь его сердце, живой комок, который чудаки ассоциируют с любовью. Шона не страдала сентиментальностью. Она помнила сердце собаки, убитой ею в пустыне, чтобы не умереть от голода - тоже тёплое и нежное, словно маленький багровый птенец на смуглой ладони. Но не просто живой - скользкий и мерзкий, густо воняющий сырой смертью. Тогда девушку едва не вырвало, но сейчас эти яркие впечатления поблёкли, и она просто задумчиво бормотала: "Тук, тук, тук..." под нарастающий шум в ушах. Наверное, сердце Колы мерзким не было; по крайней мере, снаружи. Просто оно казалось странным, незнакомым, как будто бы парень обзавёлся им только сейчас. Неужели оно и раньше было там - шумное, горячее? Слух девушки не то обманывал её всё это время, не то обострился под влиянием наркотика. Улыбаясь тому, насколько реальным сейчас было всё окружающее, Шона принялась легонько постукивать пальцами по футблоке - странный первобытный мотив, сам собой родившийся где-то в воображении. Или это воспоминание из прошлого - общего прошлого всех и каждого, разбуженное порцией искусственных соединений? Девушка усмехнулась, сама не зная чему, и подняла взгляд на Колу, надеясь прочитать в отражении светлой радужки глаз, нашёл ли наркотик ту самую точку, разорвал ли контакт с прогорклой реальностью. Химикат расходился кружевными волнами от зрачков, наталкиваясь на веки и просачиваясь по капиллярам, но ещё не окончательно лишил парня восприятия мира вокруг. Радиоприёмник всё так же бормотал в углу, пусть больше и не раздражал Шону. Но к чему его пустые слова, если никому нет дела до того, какими сильными должны быть те, кто борется с пустыней, как темна ночь перед самым ярким из рассветов? Не хотелось даже пытаться сосредоточить своё внимание на этой чепухе. Не говоря ни слова, девушка поднялась с дивана. Непродолжительное шипение – поиск нужной частоты – и из динамика полилась замысловатая мелодия, определённо в исполнении очередных беглецов пустыни, судя по невысокому качеству звука и местами неуклюжему исполнению. Но главное здесь не это. Важен адреналин, выплёскивающийся в кровь с каждым новым аккордом, важно то, как кожа покрывается мурашками и ощетиниваются волоски на руке. Это и есть жизнь – дурманящая, обжигающая изнутри, бесконтрольная. Желанная. И никто не должен оставаться в стороне, BLInd не отнимут это – руки коротки. В здравом уме или в наркотическом сне, человек найдёт способ быть счастливым, и даже Кола, каким бы серьёзным и здравомыслящим он ни пытался казаться, разделит фейерверк эмоций с гостьей. Уверенная в том, что за ней последуют, Шона взялась за запястья молодого человека, увлекая вперёд, навстречу музыке. Впрочем, к этому моменту помощник ди-джея и сам был готов присоединиться, ощутив приятную волну энергии. Она газовым облаком разрасталась у него в груди, ширилась и заполняла собой всё свободное пространство. Эта новая сила просит выхода, и нужно танцевать, но на душе непередаваемо легко, ведь каждый должен хоть раз в жизни стать подобным титану, всемогущим. Или, по меньшей мере, отвернуться от повседневных тревог - ведь осознание собственной значимости в этот момент сильнее, а любое человеческое существо так или иначе попросту стремится к счастью и полному комфорту, а наркотик - короткий путь к этой цели. В этот момент молодые люди были далеки от страхов и смерти, они были выше Ведьмы Феникс, выше вездесущего городского руководства, смотря на собственное простенькое «я» как бы со стороны. Тело двигалось само по себе, не обязательно было вспоминать чьи-то удачные па или думать, как бы не задеть ненароком предмет мебели. Не только всё тело сбросило любые существовавшие оковы – говорить друг с другом было теперь тоже проще и приятнее. Казалось, Кола и Шона были знакомы уже не одно десятилетие и успели пережить вместе столько, что просто одна холодная ночь у самой границы гибели, пролегающей по тёмному дну каньона, казалась ерундой. Любой вопрос, даже самый личный, не казался теперь фамильярностью, и будь Кола ближе к реальности, он непременно спросил бы Шону о её прошлом, а будь та чуть боле заинтересована - выведала бы у него очередной обрывок информации, неизвестный даже Киллджоям. Можно было всё – рамки рассеялись в пульсации звуков и ярких цветов. *** Джерард был где-то на границе между адом и раем. Очевидно, что из последнего его с треском вышвырнули за скверное поведение, и теперь парень медленно, упираясь руками и ногами, движется к краешку пушистого облака, чтобы с запредельной скоростью устремиться к земле, пробить своим отяжелевшим (от скверных мыслей, что он жадно впитывал всю жизнь, лелея?) телом гранитный пол и провалиться туда, где ему и самое место. В ад. "Мама, мы все попадём в ад," - пробормотал парень, едва в силах пошевелить холодными губами. Он повторял эту фразу чуть ли не с детства, как только почувствовал, что всё летит в пропасть, что лидеры именовали "равенством и глобализацией", а те, кто попроще, но не лишён разума - рабством. И с тех же самых пор Майки шёпотом упрашивал брата не произносить пугающих слов при матери. Нет, младший не был пай-мальчиком, но было в его жизни что-то, помешавшее парнишке озлобиться окончательно, поддаться безумному гневу, распространявшемуся на всё вокруг. И он сумел воспитать в себе сострадание - не то, что заставляет маленьких девочек плакать над каждой раздавленной бабочкой, а настоящее. Просто Майки понимал, что матери нет дела до политики, и она даже рада будет, если насилие на телеэкранах сменят улыбчивые ведущие с пустыми темами, а бедность исчезнет с улиц - пусть даже лишь скрытая за фанерными щитами с символикой корпорации BLInd. В своё время миссис Уэй настрадалась - в неравной борьбе за благосостояние и право ездить на работу на персональном автомобиле. Да, это была её задача и её жизненная цель - большего не дано, но не сыновьям перекраивать мать. Она не будет счастлива, отстаивая то, что Джерард и Майки считают истиной, пусть даже борьба будет иметь успех. Единственное, что братья могут дать ей - покой. Когда под кожу гражданам начали вводить микрочипы, а документ стало необходимо иметь при себе даже для похода в гости к соседям, оба Уэя всё прекрасно поняли. Их мать услышала долгое и немного нескладное бормотание о поступлении в первоклассную академию (правда, отчего-то сразу в трёх точках страны), а на следующий день дети растворились за гранью города, даже не пообещав изредка давать знать о себе: мол, служба секретная. Что ж, она имела право на свою долю покоя, ведь это она дала сыновьям возможность не только силой добиваться какого-то места вне сточной канавы, но и задумываться о том, что действительно важно. Всё было сделано идеально - теперь родная семья им вроде чужих людей. Конечно, иногда братья задумывались о том, что же стало с теми, кто был им близок, после войны. Ведь даже пребывание в границах города не гарантировало безопасность. Но уж точно куда надёжнее было даже не пытаться навести справки, чтобы не дать BLInd повода потянуться своей карающей рукой к тем, кто по воле несчастливой судьбы оказался связан с мятежниками пустыни. Джерарду всё ещё было слишком худо, чтобы предаваться воспоминаниям о прошлом; куда проще было сконцентрироваться сейчас на том, как похмелье стучит в висках и, казалось, высверливает дыру прямо во лбу. Худо. Но не так, как Шоне, ведь она, наверное, нечасто добиралась до выпивки. Джерард порой не без гордости думал о том, как сравнительно часто ему удавалось заполучить алкоголь и сигареты, считая себя чуть ли не ценителем. К слову, где она? Нет, Джи не воспылал к ней невероятно тёплыми дружескими чувствами, стоило ей погрустить вместе с ним о гибели давнего друга и распить бутылку, алкоголь в мире пустынного солнца и круглосуточного страха не был поводом завести знакомство или закатить праздник без повода. Это было лекарство от ужаса, от беспокойства, то, что стоило принимать время от времени, если не хочешь кончить кроликом, задыхающимся от страха под камнем. И неважно, какой вред это принесёт. Но, друзья или нет, но Уэю, всё ещё немного не в себе, было не всё равно, как там недавняя собутыльница. И, может, она сможет просто посидеть рядом, не докучая болтовнёй, как тот, кому сейчас лучше. Девочка, верно, сейчас с Рэем и Майки - возится в гараже, шныряет мимо запчастей и инструментов, то и дело утаскивая самый нужный, чтобы изучить. Фрэнк где-то на кухне, читает комиксы, расставив перед собой с полдесятка кружек с чаем, но всё равно машинально пытается сделать глоток именно из своей любимой, с дурацким изображением лохматой псины, где уже давным-давно ничего не осталось. Выдохнув, Джерард взял паузу, чтобы собраться с духом - голова снова станет чугунно тяжёлой, слишком быстро подниматься на ноги не хотелось. Неспешно, особенно внимательно смотря по сторонам, чтобы лучше воспринимать реальность, Джи побрёл по коридору. Откуда-то назойливо звучала музыка, превращая последние обрывки мыслей в кашу, но это был не Доктор Ди - к счастью для лидера Киллджоев, радиорубка всё же была изолирована. "Фрэнк," - не без раздражения подумал парень. Прежде чем искать Шону, стоило заглянуть к малявке и напомнить, что не всем с похмелья нравится музыка и вообще, пора бы заглянуть в гараж, чтобы помочь Рэю и Майкосу. На всякий случай повторно прогоняя в голове фразу, которую вот-вот произнесёт, Джерард толкнул фанерную дверь со следами когда-то покрывавшей её бирюзовой краски и заглянул в комнату. Да, музыка доносилась оттуда, и Айеро тоже был на месте. И он тоже, как и Уэй, стоял у входа с не то озадаченным, не то разочарованным видом. - Эх, а я так хотел сохранить их до дня рождения, - почти по-детски обиженно вздохнул тот, имея в виду свою заначку, о которой Джи, по правде, и не подозревал. На диване лежала Шона, забросив ноги - лишь одна из них сохранила на себе потрёпанный армейский ботинок - на спинку дивана и запрокинув голову назад, а на полу рядом с ней, прислонившись к ручке спиной, расслабленно сидел Кола и улыбался. Девушка решила немного расширить свой "курс лечения" - эти двое определённо были под кайфом.