Годы за. Годы после.

Он живет, кажется, но жизни не чувствует. Он давно убит презрительными взглядами своих старших братьев и сестер, которые считают, что это именно они, кому повезло. А он знает, они – неудачники. Потому что все они, глупые аристократичные детишки, умрут, а он будет жить дальше, ничуть не сожалея о свершенном. Стоя на коленях перед троном отца, которого за отца и не считал никогда, он смотрит на этого человека, что дал ему жизнь, и представляет, как по его белоснежной рубашке будут расползаться алые пятна его мнимо-царской крови, словно цветы, которыми наградит батюшку Крис в последний раз. Опять-таки, не сожалея ни о чем. И ему не будет больно, Крис, кажется, уже давно научился закрываться от этого чувства, равно как и от остальных. Укачивая на руках тело сестры, он поразительно спокоен, за что ему даже стыдно. Он же любил её. Так почему не больно? В душе он понимает, что просто дверь к боли заперта и её нельзя пока открывать. Не сейчас, когда одна его малейшая ошибка может стоить жизни и ему, и таким же, как он – детям "вне закона", и Еве. Вот когда все закончится, он откроет все двери. Сожмется в комочек на полу их башни и зарыдает навзрыд, громко-громко, так чтобы голос сел, а слезы пересохли навсегда. Ева прижмет его к себе и будет укачивать, как ребенка, как когда-то он укачивал её и пел колыбельные. Но это еще впереди. А сейчас он только копает могилу рядом с тем местом, где упокоилась их мать, не желая верить, но уже веря в то, что Этель мертва и этого не изменить. Его впереди ждет фамильный дом, полный скверны и шипящих гадюк, поля сражений, залитые кровью живых и убиенных. И ему порой кажется, что не будет никакого «Все закончится». Будет лишь: «Все умрут. Я умру. Да поскорей бы».