Не для прессы

Аспен изменился в лице и, пока он вел меня вниз, мне казалось, мое сердце отбивает удары не моей жизни, а мгновения до моего падения. Пока я спускаюсь вниз, я чувствую, что та счастливая жизнь, о которой я мечтала, утекает сквозь пальцы. Я не плачу. Не доставлю я никому радости наблюдать, как я плачу. Еще чего, не дождутся. На первом этаже мы встречаем королеву Эмберли. Бедная женщина бледнеет и становится сама не своя. Я пытаюсь улыбнуться, но у меня не выходит. Я сейчас более склонна к слезам, чем к улыбкам. Королева искренне радовалась мне, и вот теперь я невольно заставляю ее волноваться. Несправедливо. Она с тоской смотрит мне вслед, пока меня уводят в подвальное помещение. Темниц тут нет, поэтому мне предоставляют странную небольшую комнату рядом с десятком кладовых. В комнате два потертых дивана, стол, такой же, как и у нас на кухне, и стул у стены. Стены ничем не завешаны, простые бетонные неприкрытые стены, деревянный пол, окон тут нет. Словно насмехаясь надо мной, мне даже не дают в одиночку ждать своей участи, а, кроме того, что оставляют в комнате гвардейца, так им еще оказывается Аспен. Я сажусь на стул у дальней стены, ко всему прочему желая подчеркнуть, что мне ничего не нужно. А мне ведь и правда ничего не нужно. Я никогда не гналась за короной вместе с прочими. Все, чего я хотела - это быть с Максоном, а с недавних пор, и защитить ребенка. Если бы только Максон мог быть простым человеком, не принцем, все было бы гораздо легче и проще. Головокружение сильнее, чем что-либо еще, напоминает мне о моем положении, о ребенке, которого я уже не в силах ни защитить, ни спасти. - Америка, - неожиданно нарушает давящую тишину Аспен. Я бы предпочла и дальше молчать. Я хотела бы сохранить достойное лицо и тем самым не дать никому увидеть мою слабость, но то ли нервы сдают, то ли терпеть оказывается не под силу, я плачу. Разрыдалась как маленькая девочка, а ведь имею право. Я теряю все. Я могу сдержать себя при чужих, но мое тело реагирует на Аспена как на близкого человека. Я боковым зрением замечаю движение. - Стой где стоишь. Не смей приближаться ко мне, - цежу я сквозь зубы, все еще плача и ненавидя Аспена сильнее с каждой минутой. - Америка, все не так, как ты думаешь…. - Что я думаю? Аспен, оглянись, это лучшее, что меня теперь будет окружать, - я обвожу руками комнату, а потом со злостью смотрю на него, - Ты уничтожил все, абсолютно все. Не только наше будущее с Максоном, но и мою жизнь. Король меня ненавидит, он не даст мне спокойно жить. Ты дал ему повод уничтожить меня. Доволен? - Америка, я ничего не делал. Я бы не смог так поступить с тобой, - Аспен пытается приблизиться ко мне, я жестом даю понять, что не стоит. Он останавливается. Аспен вскидывает руки, он часто, когда злится, жестикулирует, но кто сейчас зол больше - еще тот вопрос. - Не делал? Кто еще кроме тебя знал? Кто еще мог рассказать королю? Кто еще ненавидит Максона, и кто не хочет, чтобы мы были вместе, кроме короля? – я срываюсь на крик. Я вскакиваю со стула и грозно смотрю на Аспена. Становится неважно, что Аспен слишком близко, или что кружится голова. Злость и боль настолько сильны, что не поддаются контролю. - Я бы никогда так не поступил с тобой. Америка, ты же меня знаешь лучше кого бы то ни было. Да, я злился, что ты с ним, и мог наговорить много чего, но я бы никогда не стал делать что-то, что может навредить тебе. Раньше ты мне верила. - Я бы хотела верить, - неожиданно даже для себя самой, говорю я. Я и правда хотела бы верить и избавиться от этой боли от предательства Аспена, я хотела бы вернуть дружбу, но возможно ли? – Кто тогда это сделал? Кто испортил все? Откуда король узнал? Головокружение подкашивает меня, и я почти падаю, но успеваю ухватится за спинку дивана. Только сейчас мне этого не хватает. Аспен оказывается рядом и вопреки тому, что я сжимаюсь от его прикосновений, он усаживает меня на диван. - Можешь думать обо мне все, что хочешь, но я не буду смотреть как тебе плохо и ничего не делать. - За что? За что мне это? За то, что полюбила принца? Этим я провинилась? – я несвязно бормочу себе под нос, чувствуя, как все необходимые силы уходят бесследно. - Америка, ты как? У тебя что-то болит? Америка, ответь же, - я слышу, словно сквозь слой ваты. Все приглушенно и будто вдалеке происходит. Я чувствую, как Аспен слегка встряхивает меня и даже вижу его, но довольно расплывчато. Мне бы что-то ответить, да язык не поворачивается. Мой ребенок. Мой малыш. Я должна его защитить и позаботиться о нем, но кто я такая, чтобы соревноваться с королем? У него власть, деньги, связи, у меня же ничего. У него в руках вся страна, а у меня под сердцем его внук. Забавно, не так ли? Палачом для ребенка станет родной дед. Ему не привыкать. Ему не впервой убивать свою кровь. Человек, не знающий любви и преданности. - Отойди от нее. Америка, - голос сменился, и прежде, чем затуманенное сознание подсказывает мне, кто это, я понимаю это сердцем. Мое тело даже сейчас чутко реагирует на Максона. Невидимая нить между нами становится прочнее, и я на эмоциональном уровне ощущаю его присутствие. Когда он обнимает меня, я не отталкиваю, а инстинктивно обнимаю в ответ. Проходит совсем немного времени, и я успокаиваюсь. Мне не приснилось, Максон и правда тут, крепко прижимает меня к себе и просто гладит по распущенным волосам. - Все будет хорошо, милая. Все будет хорошо. - Максон, он меня со свету сживет. Король ненавидит меня, и он не позволит мне стать твоей женой. - Я не позволю ему помешать нашей свадьбе. Хватит. Он слишком долго управлял моими действиями и решениями. Отец много раз повторял, что король(принц) должен уметь принимать решения и отстаивать их. Самое время показать ему, что я способен на это, - я ненавижу себя за то, что расклеилась, не время и не место, но так хорошо с ним. С Максоном мне спокойнее, чем где бы то ни было на этой планете. С ним я чувствую себя лучше, чем дома, Максон - мой дом. Только вот мой ли он теперь? - Что же ты сделаешь? - Милая, доверься мне. Я что-нибудь придумаю. - Максон, я не…, - я запинаюсь, не решаясь сказать то, что и в самом деле собираюсь ему сказать. Я знаю, чем все это может окончиться, чем закончится эта история для него. Мне все равно, что будет со мной: если я потеряю Максона и ребенка, мне уже будет все равно, что сделают со мной. Я не могу позволить, чтобы разрушения коснулись и его. Я не знаю, как это все повлияет на него, и что сделает его отец с ним, исходя из всей этой ситуации. Одно я знаю точно: если Максон решится пойти против отца - наказание будет куда серьезнее, чем те, что были прежде. Я прекрасно помню шрамы на спине у Максона, и меня сейчас передернуло всю от мысли, что в этот раз может быть еще хуже, - Я не могу даже думать о том, что он с тобой сделает. - Неважно. Я не подпущу его к тебе, - я собираюсь потребовать, чтобы он ничего не делал, но он не дает мне что-то сказать. Буквально. Он прислоняет ладонь к моим губам, - Я никогда не оставлю тебя. Никогда. Не сомневайся и даже не вздумай просить о другом. Я - не он, я никогда не брошу тебя. Максон говорит об Аспене, но не поворачивает голову к последнему, он не отрывает взгляда от моих глаз и не дает увернутся мне. На сердце теплеет от трепетного волнения, вызванного тем, что он верен мне, когда я пытаюсь просить его об обратном. Он не сдается, так почему сдалась я? А ведь не должна же. Найти бы силы, а там я смогу хотя бы попытаться отстоять свое право на счастье. - Я люблю тебя, - все, что я говорю Максону в ответ на его слова. Будет ли возможность сказать ему это еще раз, я не знаю, но он должен это услышать хотя бы сейчас. Максон убирает растрепавшиеся волосы мне назад и серьезно смотрит на меня. - Я люблю тебя не меньше, милая. Я должен идти. Береги его, - говорит Максон, коснувшись моего живота и прижавшись губами к моему лбу. В этом, таком невинном жесте, столько нежности и надежды, что моя вера в свои силы возрастает. Максон быстро покидает подвал. Он решительно выходит из комнаты, и никто не говорит ему и слова. Куда уж там, это ведь принц. Пожалуй, в этом есть свои плюсы. Не будь он принцем, не смог пробраться сюда, хотя, не будь он принцем - ничего этого попросту не было бы. Я забираюсь на диван с ногами, обхватываю колени руками и утыкаюсь в них лбом. Какая уж тут гордость, если Аспен только что видел кое-что похуже. Мы молчим. Я не знаю, как правильно это описать. Я могла бы что-то сказать, но не говорю, не вижу смысла, или это просто отсутствие желания говорить с Аспеном, но, так или иначе, я молчу. Боли нет. Странно, но той боли от его предательства уже нет, и что-то подсказывает мне, что это главным образом потому, что я теперь не так уверена в предательстве Аспена. Я не могу отрицать очевидного, и он это знает. Аспен совершенно точно прав в том, что я его знаю. Тот Аспен, которого я всегда знала, не смог бы причинить мне вред, но что, если приоритеты Аспена изменились? Вместо боли пустота, пустота там, где было все светлое по отношению к Аспену. Я не знаю, кто он мне теперь: друг, бывший любимый, просто знакомый, гвардеец во дворце моего жениха или предатель? Многовато вариантов для одного человека. Знать бы еще правильный ответ. Почему молчит Аспен, я не знаю. То ли он что-то обдумывает, то ли ему неловко, то ли он злится на меня, а может злится и на Максона. Как бы там ни было, мы молчим, в комнате повисает неловкая тишина, и я слышу только биение своего сердца и наши дыхания. Я судорожно пытаюсь придумать, как обхитрить короля, но у меня нет действительно стоящей идеи, одни лишь глупые мысли, одна абсурднее другой. Проходит минут пятнадцать, прежде чем я признаю, что я не соперник в коварных идеях королю, он-то уж мастер интриг, заговоров и прочего. От него можно ожидать всего, чего угодно. Раз королю совесть позволила убить своих детей, он не побрезгует ничем, чтобы от меня избавиться. - Америка, - отрывает меня от раздумий голос Аспена. Я даже успела забыть, что и он тут, - я не виноват в том, что происходит. Если бы я знал, как помочь - помог бы. - Мне ничего не поможет. Ничего. Все, чего я бы хотела, так это сейчас нанести меньше вреда Максону, - Аспен всплескивает руками и ударяет кулаком о стену, даже не поморщившись. - Не могу поверить, что ты смирилась. - Мне не нужна та жалкая жизнь, которую оставит мне король без Максона и… Я не договариваю, просто не успеваю из-за того, что дверь распахивается, и в комнату растрёпанная влетает Эрин. Именно влетает, по-другому и не назовешь. Аспен в это время находится за дверью, он там и остается. - Миледи, я только что от принцессы Николетты. Как хорошо, что она рано встала. Это только нам на руку. Стоило мне рассказать ей все, что произошло и рассказать о ребенке, - немного приглушенно она говорит последние слова, но Аспен-то слышит. Я вижу, как его лицо меняется с удивленного на сердитое. Раньше я бы расстроилась, а сейчас мне не до этого. Правда, у Эрин просто невероятный талант объявлять всем о ребенке раньше меня самой: Максон, Николетта, Аспен. Правда, Николетте я просила сама сказать, но это не меняет факта. - Что сказала принцесса Николетта? - Она попросила передать, что сделает все, что в ее силах, быстро отправила меня к Вам и просила передать вот это, - Эрин протянула мне конверт, и, вытянув оттуда лист пергамента, я стала читать: «Дорогая Америка, Одна из твоих горничных сообщила мне о произошедшем. Я просто шокирована варварством короля Кларксона. Ты же невеста его сына, но сейчас не об этом. Дорогая, можешь не волноваться и положиться на меня. Я что-нибудь придумаю. Да и твой принц не станет сидеть сложа руки. Доверься нам. Тебе не стоит сейчас волноваться. Береги ребенка, наследника трона. Если я не стану крестной будущего короля Иллеа, значит я не Николетта Ристори, будущая королева Испании. Мне пора бежать.

Николетта»

Николетта прекрасно осведомлена, что я свободно владею испанским, и свое письмо она написала на языке своей будущей страны. Мало ли, кому из охраны мог попасть этот конверт. Пока бы письмо дошло до короля, прошло бы время и не известно, дошло ли бы оно. Письмо у меня, и от слов поддержки Николетты мне становиться легче. Король Кларксон не учел, что у меня в рукаве два козыря. Я дружна с Николеттой, а она, в свою очередь, почти жена Хорхе. - Спасибо, Эрин, - улыбаюсь я девушке, но она качает головой, мол она еще не закончила. Я все свое внимание обращаю снова на нее. - Леди Америка, я связалась с мистером Прескотом, и он обещал помочь, не знаю как, но Вы не останетесь без защиты, - я прерывисто обнимаю Эрин, благодарная за неожиданную поддержку. Повстанцы обещали быть на моей стороне, но я даже не надеялась, что они будут помогать мне сейчас. Я бы и не смогла их просить об этом. Но они обещают помочь, они уже третьи, кто обещает. Я не имею уже никакого права сдаваться. - Спасибо, - шепчу я, совсем растерявшись и не зная, что же сказать на это. Как же я сразу не догадалась о том, что Эрин непременно сообщит все мистеру Прескоту, и все дело в том, что я иногда уже забываю, что она повстанец, а не одна из моих девушек. - Леди Америка, где же Ваша решительность? Выше нос. Не позволяйте королю победить. - Я не собираюсь сдаваться. Не доставлю я королю Кларксону такого удовольствия, - я ощущаю прилив уверенности и готовности бороться. Война еще не проиграна, и нет никакого смысла в том, чтобы сложить оружие и сдаться на волю тирану. - Вот так лучше. Леди Америка, вот увидите, Ваш сын станет принцем, мы не позволим королю отобрать у него это. Дверь неожиданно распахивается, и в комнату входит главный гвардеец, Эрин не теряется. Она достает расческу и передает ее мне. - Леди Америка, держите, подправьте немного прическу. Вы должны быть принцессой, - Эрин подмигивает и уходит, не дожидаясь моего «спасибо». Ее провожает гвардеец, и она не оборачивается. Все сообщения я получила, она подняла мне настроение и оставила с расческой. Работу свою Эрин МакНилан сделала. Я берусь за расческу и начинаю заниматься растрёпанными волосами. Кто знает, когда за мной придут. Будет ли это через пару минут или через пару часов, но я должна выглядеть достойно. Я – невеста принца Максона, и никто пока не отобрал у меня этого. Не позволю так просто смешать меня с грязью. В чем и перед кем я виновата? Я полюбила принца, и этого мне никогда не простит король. Точнее, он никогда не простит того, что Максон полюбил меня и выбрал меня, жалкую Пятерку, а не одну из тех, кого он приготовил для сына. Король Кларксон никогда не простит мне отказа в подчинении. Ему не были никогда нужны рядом люди, которые способны сказать «нет» в ответ на его приказы. Волосы не сразу поддаются, но мне все же удается с ними справиться. - Ребенок? – нарушает тишину Аспен, и я поднимаю на него глаза. Оправдываться или скрываться я просто не собираюсь, а отрицать не за чем. Это не такая страшная, как многим может показаться, тайна. Чтобы со мной не сделали, ребенок просто может не пережить все это. Какая уже разница, кто о нем узнает? - Да, ребенок, мой и Максона ребенок, - думая о ребенке, я заставляю себя успокоиться. Это самое меньшее, что я могу для него сейчас сделать. - Ты беременна? Я так и знал, что все этим и закончится, - Аспен злится, и от его злости страдает стена. Никто не реагирует на это и не входит в комнату, значит звукоизоляция тут отличная, и на том спасибо. - Да. Я жду ребенка Максона, - спокойно отвечаю я, все еще злясь на Аспена. - Я бы никогда так не поступил с тобой. Я бы не посмел. А он смог. - Он ни в чем не виноват. То, что произошло между нами, было с обоюдного согласия, и ответственность за последствия несем мы оба. Я также виновата, как и он. - Америка, он – принц, мужчина, он должен отвечать за свои поступки, - все еще злится Аспен, но уже оказывается возле меня. - Он и отвечает. Если ты не заметил он делает все, что может сделать. - Конечно. И поэтому ты все еще тут? - Ты не знаешь его отца. Не смей обвинять его. Он хоть меня не оставляет, как это сделал ты, - Аспен посмотрел на меня так, словно я дала ему пощечину, но он сам виноват. Не я оставила его, не я бросила его с разбитым сердцем. - Я не рушил твою жизнь, как это сделал он, - я начинаю злиться на него. Как он мог судить Максона, когда сам немало дров наломал? - Нет, он не рушил мою жизнь, это сделал ты. Я еще не увидела доказательств, что это был не ты. - Ты мне не веришь, - сокрушенно сказал Аспен как раз в то мгновение, как открылась дверь, и в комнату вошла вся моя стража. Самый старший и самый страшный обратился ко мне с презрением. - Леди Америка, Вам пора. Я с достоинством поднимаюсь и стараюсь держаться так, как учила нас Сильвия. Меня ведут через задний двор дворца, и мы быстро оказываемся на уже знакомой площади. Тут уже собралось много народу. Все глазеют на меня, но я не вижу в их глазах презрения. Они не наслаждаются зрелищем, они жалеют меня. Они обеспокоены всем происходящим, они за меня, а не против, как того хотел бы король. Я перевожу взгляд на короля, и он выглядит подозрительно самодовольным, его презрительная ухмылка выражает то, что в нем столько времени копилось: в первую очередь, это злость и ненависть ко мне, презрение к моему положению и моей личности, жажда мести и триумф от того, что он добился того, что сейчас происходит со мной. Меня выводят на возвышение, и я вижу взгляд королевы, мне жаль, что ей приходиться наблюдать за этим всем. Она всегда относилась ко мне с теплотой и добротой, и несправедливо заставлять ее присутствовать здесь. Я встречаюсь взглядом с Максоном, и мое сердце замирает от переполняющих чувств, которые настолько сильны, что я готова позволить случиться всему, чему угодно, лишь бы это не коснулось его, но я обещала себе не сдаваться, и я не сдамся. Максон быстро отводит взгляд, и начинает о чем-то усиленно переговариваться с королем, но тот словно не видит и не слышит сына. - Леди Америка Сингер нарушила Закон Иллеа …, - длинная речь чиновника сливается, и я не разбираю ни слова. Мне кажется, она длится вечность, но готова поспорить, она длилась всего несколько минут. Я не могу смотреть на своих родных. Не могу позволить себе посмотреть в глаза отцу, он так верил в меня, в то время как я не оправдала его надежд. Они меня любят, и я знаю, как им больно наблюдать за всем этим, но я не в силах избавить их от этого, - и приговаривается к публичной порке, потери статуса невесты принца Максона и перемещении к Восьмой касте. Другого ожидать и не стоило. Хотя, от короля Кларксона я ожидала больше зверства. Повернув голову к Максону, я замечаю, что он все еще спорит с отцом, он что-то настойчиво ему доказывает, а рот короля сжимается все плотнее и плотнее. Я заставляю себя держаться с достоинством, если это вообще возможно, особенно когда тебя толкают, и ты падаешь навзничь на жесткий деревянный пол. Теперь я стала Марли. Король делает из меня Марли, но никто этому не рад. Я замечаю негодование людей, направленное не на меня, а на короля. Я вижу злость и ненависть. Может, Максон был прав, и люди любят меня куда больше, чем я думала? Я никак не реагирую, даже когда плеть опускается не на мои руки, как было с Марли и Картером, а мне на спину. Я заставляю себя не закричать от боли, а хочется. Боль раздирает спину, и хочется выть волком, но я не доставлю королю Кларксону такое удовольствие. Та часть спины, которую коснулась плеть, горит огнем. Чтобы не выдавать, как сильно болит, я сжимаю крепче зубы. Он не увидит моей слабости. Вся моя надежда на Максона, Николетту и мистера Прескотта. Это еще не конец, и это понимает даже король. Он унизил меня, он заставил меня ощутить боль, но он не сломил меня. Когда второй раз моей спины касается плеть, я думаю только о ребенке. Может, думая о нем, я как-то смогу защитить его. Мысль абсурдная, но до другого я додуматься не могу. Палач знает свое дело, и на моей спине словно развели костер. Толпа кричит, люди недовольны. Палач делает передышку и, повернув голову к королю Кларксону, что-то спрашивает. Я краем глаза замечаю, что Максон, уже не сдерживаясь, вовсю кричит на короля и тычет бумаги, но тот лишь ухмыляется. Неужели Максон не видит, что это бесполезно? Наши взгляды неожиданно встречаются, и я вижу, какая боль и ярость сейчас его одолевают. Он злиться на себя, что не в силах помочь. В следующее мгновение я даже не думаю, что делаю, просто снимаю кольцо с пальца, то самое обручальное кольцо, и кидаю его в сторону Максона. Я не знаю зачем и какой смысл. Но на Максона это действует совсем не так, как я могла бы думать или ожидать, а может и мечтать. Он перестает спорить с королем и бросается ко мне. Максон старается прикрыть меня своим телом, и я чувствую, как весь он содрогается от следующего удара плетью, который происходит очень быстро. Должно быть, палач уже занес плеть и не смог остановиться. Удар приходится и по мне, но гораздо слабее и терпимее. Толпа в ярости, я просто слышу их крики, но боль так затуманивает разум, что я даже не пытаюсь разглядеть, что происходит. То ли король никак не реагирует на поступок сына, то ли не успевает ничего сказать, и на нас обрушивается еще один удар. Максона опять передергивает, но он старается весь удар принять на себя. Плеть палача длинная и достается и мне. Я не кричу, но я чувствую дрожь по телу Максона, и с опозданием понимаю, что это реакция не на боль, а на мое судорожное дыхание. Оно прерывистое, и я сама удивляюсь этому, я словно задыхаюсь. Я уже закрываю глаза и жду еще удара, но все смолкает. Я слышу сердитый, даже разъяренный, но поразительно спокойный голос. Он словно в тумане, и только когда я поднимаю голову, то вижу, что все люди значительно ближе, и они вот-вот сорвутся с места и поднимутся на возвышение, но сейчас они замерли. Все застыли, и я, как и Максон, стояла в растерянности, пока не показалась копна черных волос и знакомая фигурка итальянской принцессы. Николетта. С облегчением я смотрю, как она что-то говорит королю Кларксону, в то время как Максон неожиданно поднимается и бережно подхватывает меня, чтобы не коснуться пострадавших участков спины. Я обхватываю его руками и льну к нему так сильно, словно надеясь на то, что его объятия уймут боль. Адская нестерпимая боль терзает тело, но я по-прежнему не кричу. - Америка, потерпи, милая, это скоро закончиться. Я люблю тебя. Держись, пожалуйста. То, что не получилось у меня, получиться у Николетты. Даже отец не может оспаривать силу ее влияния, особенно когда у нее за спиной представители 6 стран. Шесть стран? Да он шутит. Неужели нашлись те, кто решительно пойдут против короля Кларксона? - Тебе больно? – шепчу я Максону. Я сама только что испытала силу ударов плетью и никогда никому не пожелала бы этого. - Что? – голос Максона удивлен, он сбит с толку моим вопросом. - Тебе больно? - Америка, не беспокойся обо мне. Мне досталось меньше, и я к этому привык, - привык. Вот, что меня все еще поражает. Как отец мог избивать единственного сына, к тому же наследника? Максон не должен был никогда узнать, как болит удар плетью, но он привык. Привык. Удушить бы Кларксона, еще и за это. Новая волна боли заставляет меня крепко сжать зубы, но я снова же не кричу. Я слышу ответную реакцию тела Максона и это только добавляет боли. - Вы сейчас же отпустите леди Америку и никогда не прикоснетесь к ней и к своему сыну… престол… наказание… под наблюдением… леди Америка, - я слышу лишь обрывки слов Николетты, слышу волнение людей, но силы меня покидают, и я проваливаюсь в пустоту. Тут нет боли, тут хорошо. Резкий запах. Он появляется из неоткуда и выдергивает меня из этого мягкого кокона, где нет боли и сожалений, страха и тревог, ничего, только спокойствие. Я открываю глаза, и тут же возвращается боль. Стон вырывается у меня прежде, чем я пытаюсь его заглушить. Чьи-то-то руки обвивают меня так, чтобы не коснутся спины там, где ее коснулась плеть. - Милая, какое же облегчение, что ты пришла в себя. Я думал, с ума сойду, пока мы точно не узнали, что с тобой все в относительном порядке. Не пугай меня так больше никогда в жизни. - Я теперь Восьмая. Я не имею права даже разговаривать с тобой, - приглушенно говорю я, так как память возвращается постепенно, и, пока я это говорю, я вспоминаю всю оставшуюся часть произошедшего. - Ты по-прежнему моя невеста и моя будущая жена. - Что произошло? Я помню тебя, людей, Николетту, но все было как в тумане. - Я расскажу тебе позже, а сейчас выпей, - Максон протягивает мне стакан с подозрительной жидкостью, и я с подозрением смотрю на любимого. -Что это? - Это поможет облегчить боль. Он совершенно безвреден, - я успокаиваюсь, и быстро выпиваю все содержимое в стакане, боль чудом проходит. Поразительно, - Мы не давали его тебе, пока ты была без сознания, но спину мы обработали, так что тебе лучше отдыхать. - А как же король Кларксон…. - Я тебе все потом расскажу, сейчас тебе нужен отдых, - я только сейчас замечаю, что Максон все в той же рубашке, что и был на площади. Неужели он не обработал свои раны? - Максон, твоя спина. - Любимая, я не мог заняться собой, не удостоверившись, что ты со мной, и ты в порядке. - Сейчас же позови врачей, пусть обработают и твою спину. - Америка… - Максон, слишком много людей видело, что тебя точно так же ударили плетью. Позволь врачам помочь хоть в этот раз, - Максон становится серьезным, а потом тяжело вздыхает. - Если я позову врачей, и они обработают мою спину, это тебя успокоит? – сдаваясь говорит он, заметив, как сильно я взволновалась. - Да, - Максон собирается отойти, но я удерживаю его за руку, - Максон, что с нашим ребенком? Он жив? - Врачи сделали анализы, но еще ничего не сказали. Я их приведу, и мы все узнаем. Не вздумай вставать, - строго говорит он, когда я пытаюсь встать, и укладывает меня обратно, - Америка, побереги себя. Я сейчас вернусь. Максон уходит, а я все думаю над одним и тем же вопросом, что с ребенком? Жив ли еще мой ребенок? Я не могу думать больше ни о чем, пока не возвращаются Максон и доктора.