Не для прессы

Приподнятое настроение испарилось сразу же, как только с моей ладони исчезла ладонь Максона. Когда закончился обед, все прошли в гостиную, и там завязалась оживленная беседа на темы, которые мне непонятны. Сколько бы я ни храбрилась, присутствие духа меня очень быстро покинуло. Я слышала о чем они говорят, но не понимала. Это больше касалось Крисс и ее родителей, но уж никак не меня, а Максон, будучи всесторонне развитым, разбирался во многих областях. Мы с Крисс в свое время договорились «играть по-честному», но вот уже в первый день она начинает блефовать. Она дочь профессоров и сама по себе очень образована. Всем известно, что во время Отбора во дворце Максон восхищался ее умом. Она решила использовать это в свою пользу, тем самым выставляя ничтожеством меня. Я знаю лишь то, что нам преподавали во дворце. Дома я получила прекрасное образование, но оно музыкальное, не более того. Точно так же как Крисс могла чувствовать себя чужой в моей семье, я чувствую себя чужой здесь и сейчас. С первых же часов пребывания здесь мне дали понять, что мне здесь не рады. Мне открыто не выказывали неприязнь и даже улыбались мне, но вежливость эта оказалась на редкость холодной. В лица родителей Крисс я видела, что они видят во мне вовсе не человека, а помеху счастью их единственной дочери. Мое присутствие лишний раз напоминает всем, что Отбор еще продолжается и Принц еще не сделал свой выбор. Теплый прием, который оказали мои родные Крисс и Селесте был забыт, и никто вовсе и не собирался вести себя со мной похожим образом. Холодная благовоспитанность и вежливость семейства Эмберс угнетает куда больше, чем открытая вражда Селесты. Пока они разговаривали о политике, истории и еще непонятно о чем, я сидела в стороне и все больше ощущала свою никчемность. С чего это я решила, что из меня выйдет хорошая принцесса? Когда я столько всего еще не знаю? Я слишком вспыльчива, импульсивна и категорична. Другое дело милая, воспитанная и образованная Крисс, с ровным, тихим характером. Мистер Эмберс что-то сказал и все рассмеялись, в то время как я рассеянно заморгала, никто не обратил на меня внимания. Максон что-то шепнул на ухо Крисс, что та засмущалась и ласково улыбнулась в ответ. Мой взгляд, который я пыталась отвести в сторону, совершенно неожиданно упал на руку Максона на талии у Крисс. Это, в тот вечер, стало последней каплей. Я тихо встала ушла. Максон явно получал удовольствие находясь рядом с Крисс и вел себя так, словно меня и вовсе не было там. Вернувшись в свою комнату, я забралась в постель и проревела весь вечер и ночь. Утром, обессилев, я уснула. В тот день я не выходила из комнаты вообще. Мои горничные приносили мне еду, поили успокоительными отварами, безвредными для ребенка, но хоть немного успокаивающими меня. Девушки то сидели со мной, то уходили, когда мне хотелось остаться одной. Вчера, на третий день пребывания у Крисс, ситуация изменилась, стала еще более невыносимой. То, что происходило в первый день было менее болезненным. На второй день я сослалась на плохую переносимость полетов, что было ложью. Ко всему прочему появилась утренняя тошнота. Вчера в доме Крисс было много ее кузенов и кузин и то, что для Крисс было невыразимой радостью, для меня обернулась адом. То ли жаркий климат юга, то ли мой ребенок под сердцем повлияли на меня, и вот уже второй день у меня постоянное легкое головокружение. А может всему виной стресс и отсутствие аппетита? В любом случае, я по лестнице поднималась только держась за поручень и на всякий случай старалась находится ближе к чему-то, за что я могу ухватится, если неожиданно закружилась голова. Многочисленные кузины крутились около Крисс и Максона, ловя их каждое слово, а сами звезды вечера блистали, смеялись, шутили, они были счастливы. Я притаилась возле камина. Мне почему-то холодно, и я не могу объяснить, почему. Просто холодно. Даже идущий теплый воздух от камина не спасал меня. Чувство одиночества постепенно начало топить меня в море безысходности. Максона не было рядом, а мне так отчаянно до дрожи хотелось, чтобы рядом была хоть одна живая душа, которая хоть немного, но будет рада моему обществу. Как бы я не хотела вернуть время назад, я оказалась в этой ловушке. Это дом Крисс, это семья Крисс, и Максон сейчас выглядит так, будто он принадлежит Крисс. - Леди Америка, как приятно Вас видеть, - ко мне вальяжной походкой подошел один из кузенов Крисс. Я могла бы счесть его красивым: темные волосы, серые глаза и обаятельная улыбка. Он приятный, но волосы у него слишком темные, а глаза слишком светлые, они скорее как серая дымка, а не растопленный шоколад. Глаза не лучатся уверенностью и нежностью, хотя и шоколадные глаза больше даже не смотрят в мою сторону. Этот парень выше ростом и более худощавый. У него есть самый большой недостаток, он – не Максон. - Простите не могу сказать того же. - Понимаю. Вам неприятно видеть мою очаровательную кузину вместе с Принцем. Но что ж поделаешь? Такова игра. Вы сами подписались на это. - Да, и отступать не собираюсь, - не знаю, зачем я выплюнула эти слова в лицо человека, ничего мне не сделавшего, но мне совершенно точно не хотелось обсуждать Крисс и Максона с кем бы то ни было и совершенно точно, с родственником Крисс. - Я подозревал, что Вы с характером. Очаровательная бунтарка. Может, когда закончится Отбор, Вы согласитесь на свидание со мной? - Простите, но вряд ли. Еще не известно, кого выберет Принц. Простите, мне нехорошо, - я подобрала юбки и очень быстро скрылась из виду. Я сильная. Я выдержу. Я быстро поднялась к себе в комнату, и замерев на середине комнаты, упала на пол, сломавшись за эти дни вконец и зарыдала горько. Я достала из тайного карманчика кольцо и поцеловала его нежно, как цветок. - Максон, пожалуйста, не оставляй меня. У меня не осталось больше ничего. Даже капли гордости и той нет. Я не смогу жить без тебя. Не оставляй меня, - я не поднималась так с пола долгое время. Пришли мои служанки и попытались переложить меня на кровать, но я не поддалась. Я все плакала и плакала, пока не выплакала всю влагу в глазах. Как оказалась я в постели, я не знаю. Но проснулась я посреди ночи в кровати. После того, как я проснулась в три часа ночи, я так и не смогла больше уснуть. Вместо этого я встала и спустилась вниз, желая выпить теплого молока. Может хоть оно успокоит нервы? Одним словом, я спустилась вниз. Кухню оказалось не так сложно найти. Открыв холодильник, я достала кувшин молока, налила в стеклянную чашку и поставила в микроволновую печь подогреться. Я не думала злоупотреблять гостеприимством, но кто же встанет в 3 часа ночи подогревать мне молоко? Вот именно, никто. Тем более с таким приемом, который оказали мне тут, никто не стал бы быстро выполнять мою просьбу. Я не Крисс, я – соперница. За проведенные здесь три дня я успела принять факт своей беременности. Отрицать уже произошедшее нет никакого смысла и есть всего два вариант: или принять это как должное и радоваться будущему ребенку, или понапрасну злиться, огорчатся и сетовать на раннюю беременность. С теми волнениями, что приходится переживать мне сейчас, напрасные терзания могут стать фатальными для ребенка. К тому же, я не представляю, как можно не любить своё дитя. Неважно, при каких обстоятельствах он зачат, и в какое время ты узнаешь о его существовании, он – твой ребенок и ты его или принимаешь или отвергаешь. Я выбрала первый вариант. Чтобы со мной не происходило, но этот ребенок важен мне, я уже люблю его. Да, я забеременела совсем не вовремя, а узнала о нем в самое неподходящее время, но ребенок будет желанным и любимым. Теперь мое сердце словно разделено надвое. Одна его часть принадлежит Максону, как и моя душа, а вот вторая часть принадлежит новой жизни, зародившейся во мне. Разговоры с ребенком, пожалуй, единственное, что отвлекает меня от мрачных мыслей, но это я могу позволить себе только находясь в своей комнате. На обратном пути я заметила, что дверь в библиотеку приоткрыта. Во время моего путешествия на кухню я заметила, что в библиотеке горит свет, но дверь тогда была плотно закрыта, сейчас же ее приоткрыли. Не знаю почему, но любопытство взяло вверх над апатией, и я решила заглянуть внутрь, чтобы посмотреть, кто тут. Я осторожно еще больше приоткрыла дверь и заглянула вовнутрь. Все книжные полки, вплоть до потолка приставлены к стенам, а посередине расположены диваны, кресла, столики и прочее, что может обеспечить комфортное чтении, присутствуют тут и несколько письменных столов, немного напольных цветов. Все это, тем не менее, не то, что первым бросилось мне в глаза. Сразу я заметила одинокую фигуру, сидевшую на диване за одним из столиков. У меня тут же перехватило дыхание. Не одна я брожу по чужому дому поздно ночью. Хотя исходя из событий последних дней, этот дом может стать и его вторым домом. На диване склонив вниз голову с опущенными плечами сидит Максон. Его волосы слегка растрепаны. Меня всегда завораживал их вид в таком состоянии. Светлая голова опущена так низко, что он не может видеть меня. Он одет в брюки и простой серый свитер, в сравнении с его обычным стилем одежды этот выглядит удивительно неофициальным и домашним, хотя я никогда не забуду его в одежде Коты. Максон не замечает меня, он не знает, что я здесь, а я стараюсь не выдать своего присутствия. Принц смотрит на газету, которая лежит перед ним на стеклянном столик. Мне не нужно видеть ее, чтобы знать, что именно он читает. На первой полосе всех газет Иллеа, вчера выпущенных в продажу, размещена статья о нашей с ним прогулке по моему городу. Оказывается, тогда, когда у меня с головы слетела шапка, а Максон скинул свою нас сфотографировали на том перекрёстке. Самую лучшую фотографию с нашим поцелуем все газеты разместили на первой полосе. Заголовки разные, как мне вчера сообщили горничные, но все сводится к тому, что никто не может понять, что мы такого делали в странной одежде на улицах провинциального городка. Газета «In time» выпустила свою статью с заглавием «РОМАНТИЧЕСКАЯ ПРОГУЛКА ИЛИ ПРИНЦ ИЗ НАРОДА». Я вчера читала статью, но сейчас уже и не вспомню о чем там написано. Максон о чем-то задумался и даже не слышал, как я приоткрыла дверь. Сначала я хотела вбежать в библиотеку, бросится ему на шею, и чтобы он развеял всю горечь последних дней, их опустошенность и тоску. Я хотела, чтобы он расцеловал меня, и я забыла все тревоги и смогла сказать ему о ребенке, нашем ребенке, но отчаяние, заполнившее мое сердце, не позволило мне сделать и шагу. Я смотрела на Максона и почти ощущала пропасть между нами. Мое тело все еще помнит его ласки, губы помнят его губы, а уши все еще словно слышат его голос, полный нежности и любви. Мое сердце все так же как прежде стремится к нему, но между нами образовалась пропасть из его отчуждения и моей боли и обиды. Максон сумел подарить мне рай, но в то же время выбил почву у меня из под ног своей отчужденностью и игнорированием. Я едва ли не схожу с ума видя его с Крисс, а он словно и не замечает меня. Сейчас Максон выглядит подавленным и мне хочется утешить его, но я отступаю назад, как раз за секунду до того, как он поднимает голову, почувствовав мое присутствие. Я ухожу в тень и как можно бесшумнее добираюсь до отведенной мне комнаты. Оставшееся время до рассвета я провожу у окна, пытаясь понять, как нам разрушить эту пропасть с Максоном. Но ничего не могу придумать, перед глазами то и дело мелькают моменты, где он так счастлив с Крисс, и когда приходят девушки, я начинаю всхлипывать. Люси обнимает меня, Мэри расчесывает мне волосы. - Леди Америка, зачем Вы себя изводите? Расскажите Его Величеству о ребенке и это все очень быстро закончится, - возле меня присаживается Эрин, явно обеспокоена моим состоянием. - А если он не захочет его? - Принц Максон не захочет ребенка от Вас? Простите, леди Америка, но у Вас явно помутнение рассудка, - смеется Эрин и девушки, но когда я не отвечаю, все обеспокоенно смотрят на меня. - Леди Америка, он Вас любит. Разве Вы это забыли? Вы забыли, как были счастливы всего несколько дней назад? Он всегда выбирал Вас, оставлял Вас столько, сколько мог. Он делал все, чтобы оставить Вас рядом с собой. Почему Вы теперь решили отступить? Сегодня четвертый день, а значит осталось еще три дня. Три дня и останетесь только Вы и Принц, никто и ничто не будет Вам мешать, - Эрин не выдержала и стала отчитывать меня как маленькую девочку. Я и правда что-то захандрила, но это так больно, больно видеть его с Крис. - Ему все это нужно? Максону все еще нужно, чтобы я его ждала? Ему нужна я? - Леди Америка, Вам сейчас больно и одиноко, но Вам нужно еще немного потерпеть. - Потерпеть? Вы видели их вместе? Видели, не говорили бы. - Миледи, мы более чем уверены, что он притворяется, - вступилась за Максона Энни. Я хотела что-то ответить, но тут живот скрутило, и я поспешила в ванную комнату. Я очень долго приводила себя в порядок. Я не хотела спорить с девушками, подтверждать или опровергать их слова, поэтому просто надежно скрылась в своей ванной комнате. Сначала я приняла душ, понежившись для порядка, а потом присела на табурет и огладила свой живот, ища утешения у своего ребенка. - Как думаешь, малыш, твоему папе мы все еще нужны? – ответа конечно не последовало и не могло, но мне стало легче. Пропало ощущение того, что я совсем одна. У меня есть мой ребенок, - Да, я помню, как он говорил, что любит меня, помню все его поцелуи. Знаешь, твой папа может заставить забыть даже свое имя. Я помню, как он был нежен и заботлив. Как смотрел на меня. Я до сих пор верю, что это все еще где-то есть, но то ли он притворяется с тетей Крисс, то ли он притворялся со мной. Я всей душой надеюсь на первый вариант. Малыш, твой папа, он замечательный. Его невозможно не полюбить. Может поэтому я так себя извожу? Мне плохо без него. Но мы же с тобой сильные? Мы ведь справимся? Да, малыш? Я обещала твоему папе продержатся до конца. Разговор с ребенком, скорее монолог, подействовал на меня немного ободряюще. Настолько, что я согласилась спустится к завтраку, хотя вовсе этого и не планировала. Мне легче сказать, что я приболела, легче сказать, что у меня болит голова, что я отравилась или что болит живот, да все что угодно, лишь бы не идти вниз, но я нашла в себе силы одеться с помощью девушек и спустится вниз. Завтрак ничем не отличался от предыдущих. Все как и вчера. Много родственников Крисс, холодная вежливость, воркование Крисс и полное игнорирование меня Максоном. Я обещала себе быть сильной, хотя бы ради ребенка, но откуда же эти силы брать. Чтобы не рассыпаться окончательно, я стала в уме перебирать все самые счастливые моменты с Максоном, первый поцелуй, ночь в убежище, попытку соблазнения и его фотогалерею, предложение в оранжерее и даже нашу первую ночь вместе, когда и был зачат наш ребенок. Я вспоминала каждое его нежное и ласковое слово, каждую ласку, поцелуй, да что там, каждую нашу ссору, с нежностью и трепетом перебирала каждый момент и на некоторое время меня это отвлекает. Я немного даже забываю, где нахожусь и с кем. Я растворяюсь в прошлом, так как мое настоящее не несет с собой ничего хорошего. В воспоминаниях лучше, там светлее и теплее, там я не одна. Я снова почти ничего не ем и причина не только в отсутствии аппетита, я чувствую отдаленный отголосок тошноты, словно она ждет своего часа. - Леди Америка, Крисс рассказывала, что Вы очень красиво поете, это правда? – ко мне совсем неожиданно обратилась миссис Эмберс и как хорошо, что я ее услышала. - Да, миссис Эмберс. Не знаю, насколько хорошо, но мой голос меня вполне устраивает, - я опустила вилку, а затем сложила руки на коленях, еле удерживая себя, чтобы не прикрыть живот. - А не могли бы Вы спеть нам после завтрака? Нам всем очень интересно было бы услышать Ваш голос, - перспектива развлекать семью Крисс, меня, мягко говоря, не обрадовала. Совсем не обрадовала. Когда к вам относятся так, как они относятся ко мне, то пропадает всякое желание делать людям хорошо. - Простите, но у меня сегодня с утра что-то разболелась голова. Может в другой раз? – я пытаюсь быть вежливой, как учила меня Сильвия и чего ждет от меня королева Эмберли. - Мы просто подумали с мистером Эмберсом, как было бы замечательно, если бы Вы спели на свадьбе нашей дочери и Его Величества, - вполне невинно заявила мама Крисс, но ее четко нацеленный удар достиг своей цели. Я оторопела, но у меня хватило самообладания оставаться внешне спокойной. Я потеряла дар речи, мне стало больно, очень больно от этих слов. Не могу даже представить, чтобы Максон был настолько жесток, что захотел бы, чтобы я пела на его свадьбе, свадьбе с Крисс, даже для того, чтобы угодить будущей теще. Насколько же могут быть эгоистичны люди. Мои родители из уважения к девушкам и не заикались о возможной свадьбе, а тут вот такое. - О какой свадьбе идет речь? – Вкрадчиво проговорил Максон. Крисс потупила взгляд. – Отбор еще не закончен, я не сделал еще свой выбор. Какое есть у вас, миссис Эмберс, право делать выбор за меня? - Простите, Ваше Высочество, я просто предположила, - пошла на попятную хозяйка дома, - что было бы замечательно, если бы леди Америка… - Лучше оставляйте свои предположения при себе, - строгим тоном проговорил Максон, он явно разозлился. - Я так и сделаю, Ваше Величество. - И прошу Вас впредь, дайте леди Америке покой. Раз она неважно себя чувствует, проследите, чтобы у нее было все необходимое для того, чтобы она поправилась, - Максон не повернулся и не посмотрел на меня, но мне и его защиты хватило более чем. Я поднялась и сложила салфетку. - Милый, успокойся, - нежно проговорила Максону Крисс. Мне еще никогда так не хотелось ее убить, как сейчас. Вполне логично решив, что это все мои гормоны, я решила держать себя в узде. - Простите, я, пожалуй, поднимусь к себе в комнату, - я встала из-за стола, вышла из столовой и стала подниматься по лестнице. Голова так закружилась, что я едва не упала, и упала бы. К моему счастью поблизости оказался гвардеец, он то и отнес меня в комнату. Я закрыла глаза, чтобы справится с тошнотой, а гвардеец отнес меня в комнату и, положив меня на кровать, плотно прикрыл за собой дверь. Меня это насторожило, и я тут же открыла глаза, как раз тогда, когда гвардеец оказался снова около меня. Это естественно был Аспен. Я приглушенно застонала. Еще его мне сейчас не хватает. - Мер, что же он с тобой сделал? – Аспен очень бережно прикоснулся к моему лицу и волосам, - Что же за изверг твой принц. Как он только смеет так мучить тебя? - Аспен, уйди, пожалуйста. - Не уйду, Мер. Не уйду, - Аспен присел на корточки возле меня. Хорошо хоть горничных не видно нигде, а то проблем было бы не сосчитать. - Аспен, только тебя мне сейчас не хватало, - я вновь закрыла глаза. - Америка, как ты можешь это терпеть? Мне больно видеть тебя в таком состоянии. Ты выглядишь разбитой. - А тебе не все ли равно? - А почему мне должно быть все равно? - Я для тебя совсем недавно была подстилкой Максона, шлюхой подзаборной. Девкой гулящей. С чего вдруг такая забота обо мне? - Боже, Мер, ты меня не так поняла. - Что уж в твоих словах можно было неправильно понять? - Ты для меня все, даже больше, чем ты только можешь себе представить. Ты будешь всегда желанной для меня, что бы ты не сделала, я все пойму, приму и прощу, - ребенка Максона он никогда не примет. Никогда в жизни не стал бы растить ребенка принца. А важнее ребенка у меня нет ничего. Даже собственная жизнь мне не дороже. - А для меня все Максон. Он обещал мне, что мы будем вместе, пережди я эту неделю, и я выполню его просьбу. - Америка, ты же тухнешь на глазах. Ты когда в последний раз ела нормально? Или спала? - Не помню. - Америка, родная моя, любимая, скажи, что любишь меня и мы убежим куда угодно, главное подальше от принца Максона. - Я люблю, - я сглатываю ком, появившийся в горле, я знаю, Аспену от это будет только больнее, но и соврать я не могу. Даже если он наговорил мне всего того, чтобы спасти меня, это не изменит существующего порядка вещей, - его. Я так сильно его люблю, ты не представляешь даже насколько. Я сворачиваюсь клубочком и реву, долго реву. Уходит Аспен, приходят девушки и напаивают меня успокоительным. Проходит немного времени, и я успокаиваюсь то ли под действием успокоительного, то ли моему организму просто надоело плакать и изводить себя, я не знаю. Я решила не спускаться ни к обеду, ни к ужину. Пусть девушки передадут хозяевам, что у меня все еще болит голова. К тому же, видеть Максона и Крисс у меня просто нет сил. Вместо того, чтобы спустится вниз, я решаюсь взяться за письма мисс Кэтрин Иллеа и беру второе, которое лежит сразу за первым прочитанным мной. Сначала я хотела написать отцу или маме, может Кенне, но потом решила, что не знаю о чем писать. Сейчас все мои мысли занимают ребенок и Максон, а о них я не могу написать, не подвергнув кого-то такой опасности. Я не могу рисковать и доверять такую новость ни бумаге ни телефонному звонку. Только при встрече. Да и что мне сказать родителям «Мама, папа, вы скоро станете бабушкой и дедушкой. Да, я понимаю, мне еще рано становится матерью и я не замужем, но так получилось, что мы с принцем не смогли удержаться»? Что случится с моим добрым и понимающим папой? Получается, когда папа предупреждал Максона, чтобы он позаботился о моей чести, я была уже беременна. Во мне уже рос ребенок Максона. Слишком запоздали предупреждения папы. Надеюсь, у него найдутся силы простить и понять свою блудную дочь. Я села на софу у самого окна, забравшись на нее с ногами и попросив горничных укрыть ноги пледом, я стала читать. «Любимый мой Генри, Я планировала сбежать от этого тирана, но он стал более бдительным. Винсент стал смотреть за каждым моим шагом и проверять все мои личные вещи, пытаясь найти что-то, что подсказало бы ему, кто отец ребенка. Я думала, он изобьет меня так сильно, что я потеряю нашего с тобой малыша или что он заставит меня от него избавится, но нет. Винсент проявил несвойственное благородство и оставил меня и ребенка в покое. Первое время я вовсе не замечала подвоха, я была рада только тому, что нашему ребенку дано право жить. Пусть если он и не будет считаться сыном или дочерью, смотря кто родится, этого тирана, он будет жить, и у него будет будущее. Чего я еще могу желать для нашего ребенка? Но спустя время, я заметила странную слежку за мной. Я на шестом месяце, мой живот уже не скрыть и Винсент говорит всем, как рад, что у него скоро родится ребенок и под видом заботливого мужа, не беспокоящего сон беременной жены, он перебрался к себе в комнату, а я только рада этому. Меня совсем не беспокоит, что он водит туда девиц с улицы. Пусть делает что угодно, лишь бы меня не домогался. Представь себе, какое блаженство не ощущать его ручищ на своем теле, не ощущать, как его старое и дряхлое тело терзает мое. Ради ребенка я готова терпеть все, что угодно. Ребенок – теперь мое все. Со мной пусть делает все, что его мерзкой душе угодно, но ребенок должен жить. Я все размышляю над тем, что он задумал, но ничего не могу понять. Хорошо хоть у меня остались верные мне служанки, и милая Изобель передаст тебе это письмо. Помни, я всегда буду любить тебя, и мою любовь к тебе и нашему ребенку ничего не убьет.

Навеки твоя, Кэтрин»

Не завидую я судьбе этой девушке. Ждать ребенка от любимого человека ребенка и быть замужем за таким извергом. Я, пожалуй, и нескольких недель не выдержала бы жизни с таким мужем, а она терпит. Хотя если бы я была на ее месте, я бы тоже вытерпела издевательства ради своего ребенка, но дело в том, что в моей ситуации мне боль причиняет не муж-изверг, а как раз любимый человек. Я отложила это письмо и взялась за третье. Убрав медную прядь, упавшую на глаза, я вновь углубилась в чтение. «Дорогой Генри, Повитуха сказала, что изо дня на день родится наш сын. Да, у нас будет сын. Прости, но у меня не было возможности сказать тебе об этом. Я теперь еще менее свободна в передвижении и разговорах. За мной неотступно следят четыре гвардейца, ты только вдумайся, четыре. Он что, меня за преступницу принимает? А может и так. На днях приехали отец и братья. Они закрылись в кабинете и о чем-то долго говорили за закрытыми дверьми. Деймон как всегда был холоден и словно как не родной, но я привыкла к такой манере брата. Он никогда ни с кем не был дружелюбным. Теплота и доброта вовсе не его конек. Другое дело Спенсер, он оставил свой номер телефона и попросил звонить, если понадобится его помощь. Отец не сказал мне и нескольких слов, кроме того, что я посмела опозорить своим ребенком не от мужа нашу семью. И недвусмысленно намекнул, что я должна боготворить мужа за проявленное ко мне снисхождение. Он уехал так и не сказав мне и теплого слова. Винсент ожесточился. Теперь вместо гулящих девиц в свои покои он приводит невинных девушек и терзает их. Ни одну юную душу он уже истерзал и останавливаться не намерен. Я слышала, что несколько девушек не вынесли такого позора и покончили с жизнью, а Винсент и бровью даже не пошевелил. Меня же он практически запер в моей комнате. Я пленница в своем доме. Хорошо хоть, он меня больше не навещает. Уже само это обстоятельство – благодать. Прости, не могу больше писать, кажется, наш сын просится в этот мир,

Твоя Кэтрин»

Какой же изверг этот ее муж. Издеваться над невинными девушками может только ущербный человек, каким, без сомнений, и был и муж Кэтрин. Это же нужно до такого додуматься. У него нет никаких понятий. А ее семья? Это же ужас. Ну как так можно поступать со своей дочерью и сестрой? Уму не постижимо. У меня хоть есть семья, которая меня поддержит, а у Кэтрин не было никого, кроме, пожалуй, Спенсера. Мне понравилось, что хоть один из братьев остался на ее стороне. По сравнению с ее бедами, мои кажутся очень незначительными. - Миледи, мы принесли Вам обед, - в комнату зашли Мэри и Люси, сзади с кувшином успокоительного чая засеменила Эрин. - Что, уже обед? - Да, леди Америка. Мы не стали Вас тревожить, но предположили, что Вы не захотите сегодня больше спускаться вниз, - разумно предположила Люси. - Да, я не собиралась сегодня больше спускаться вниз. Спасибо девушки, - я им улыбнулась. Девушки поставили поднос на столик у софы, но не ушли. - Спасибо. Можете идти. - Ну уж нет, леди Америка. Вы должны что-то съесть. Нельзя же так изводить себя. Вы должны заботится о ребенке, а ему нужна пища и энергия, чтобы расти здоровым. Не хотите заботиться о себе, подумайте о ребенке, - Эрин, как впрочем и всегда, вступила в открытый бой со мной. - Леди Америка, Вы теперь не одна, вас двое и Вам нужно перестать думать только о себе,- на ее сторону стала Мэри. - Миледи, пожалуйста, ради нашего маленького будущего рыжеволосого принца, съешьте хоть что-нибудь, - попросила меня Люси. И я поддалась им всем, возможно только Люси, но самый главный факт во всем этом, что я поддалась и впервые за последние дни нормально поела. Пусть мне этого вовсе и не хотелось, но ради ребенка я сделала и это. Девушки не ушли. Мэри убрала посуду, но Эрин и Люси остались, а затем подошла и Энн. Я вновь залезла с ногами на софу и взялась за следующий конверт. Я еще не начала читать, но уже склонилась над письмом, когда услышала шепот Энн: - Его Высочество интересуется, как себя чувствует леди Америка. - А ты что сказала? – поинтересовалась так же тихо, думая, что я не слышу Мэри. - Я сказала, что неважно и что она очень подавлена. Я надеялась, он зайдет и проведает нашу госпожу. - А он? - Он помрачнел, тяжело вздохнул, но не зашел, а развернулся и ушел. Максон был здесь, знает, что мне плохо и не зашел? Эта новость меня неприятно кольнула. В какие игры он со мной играет? Он ведь обещал меня любить, а что изменилось сейчас? Что сталось за четыре дня с его любовью? Прошла? Он так отчаянно просил меня перетерпеть, но зачем? Он все еще заинтересован в том, чтобы я его ждала? «Дорогой Генри, это, пожалуй, мое последнее письмо. Я люблю тебя больше жизни, но с такой ношей я не смогу жить. Нашему сыну, нашему маленькому Стивену едва исполнилась неделя, когда у меня его отобрали. Пришли отец с Винсентом и забрали у меня из рук моего мальчика. Мое сердце почувствовало что-то неладное, но я была обессилена тяжелыми родами и все еще приходила в себя. Я не смогла помешать им забрать нашего мальчика, а нужно, нужно было. Я не знаю, что конкретно с ним сделали и не хочу знать, знаю только, что через два дня его похоронили. Маленькое тельце невинного человечка. А ведь он был так же прекрасен как ты. С черными волосиками и мутненькими темными глазками. Мне даже не позволили взглянуть на него в последний раз. Винсент сказал, что он не мог оставить моего ублюдка в своем доме, он сказал, что никто не поверил бы, что Стивен его сын. Все бы насмехались над ним. Мол, он не способен сделать своей жене ребенка и поэтому она пошла искать утешения у другого мужчины. Для него это было бы позором. А отец? Что отец? Он поддержал его. Папа едким голосом бросил мне в лицо «В нашем роду бастардов не будет. Что ты только вздумала себе? Позорить королевский род Иллеа незаконным ребенком? Отныне любой королевский бастард будет убит. Королевских бастардов как и в Иллеа, так и в Свендвеа не должно быть. Каждый бастард будет уничтожен» Прости меня, мой милый Генри, но я не могу так жить. Я не смогу жить без нашего мальчика, без нашего маленького Стивена. Я не представляю, как дальше жить. У меня больше не осталось ничего. Прощай. Я люблю тебя и всегда любила одного тебя,

Навеки твоя, Кэтрин»

Письмо выпадает у меня из рук, и я просто начинаю дрожать. Дрожь бьет меня волной и слезы сами потоком начинают литься из глаз. Я плачу за Кэтрин, за ее боль, отчаяние и тоску и к этому примешивается моя собственная боль. Если все короли Иллеа придерживаются принципов Грегори Иллеа, то король Кларксон не позволит родится или жить нашему с Максоном ребенку, если тот родится не в браке. Теперь наш брак стал жизненно необходимым для нашего ребенка. В руках Максона не только моя судьба, а и в прямом смысле, жизнь ребенка, которого я ношу под сердцем. - Леди Америка, что с Вами? Что случилось? Вам больно? – ко мне подскакивают служанки, а я не могу ответить, голос пропал и я не могу ничего думать, кроме как о словах Грегори Иллеа. Королевских бастардов как и в Иллеа, так и в Свендвеа не должно быть. Каждый бастард будет уничтожен. Эрин подхватывает письмо и читает, у нее вырывается сдавленный крик, девушки убегают за успокоительным чаем, в то время как Люси обнимает меня. Странно, что я все это замечаю. От успокоительного я проваливаюсь в сон, и мне кажется снится или мне просто привиделось, ведь такое вряд ли может быть, что меня нежно по щеке и рукам гладит теплая широкая ладонь, такая родная и знакомая. Пусть это лишь игра воображения, ведь он сейчас с Крисс, хотя я и не знаю, какое время суток должно быть. Эти ласковые и нежные прикосновения успокаивают меня лучше любых успокоительных чаев и капель. И я даже умудряюсь подметить для себя, что это замечательно. Значит на ребенка этот стресс не так сильно повлияет.