Жизнь после жизни

Мы с Питом идем следом за Гейлом. Он ведет нас к пляжу. Здесь очень красиво. Особенно на скале, к которой мы пришли. Ветви свисают вниз, накрывая песчаный берег куполом. Волны на берег роняют брызги, рисуя только морю известные узоры. Запахи соли, рыбы и водорослей слышны во всем дистрикте, но только здесь они чистые, без всяких примесей. Ракушки разных форм и размеров валяются на берегу - из некоторых ребятня построила замки. Мелкие камушки валяются на песке, отчего без обуви здесь ходить может только коренной житель, который привык к этому. Легкий свежий бриз охлаждает разгоряченную кожу, мелкие брызги быстро высыхают даже сейчас, в конце апреля. Гейл стоит почти у самого обрыва, смотрит вниз. Он выглядит очень задумчивым. Я во все глаза смотрю на своего «кузена». Он стал еще мужественней, в этой форме его плечи стали еще шире. На лице трехдневная щетина, в глазах появилась жесткость, присущая солдатам. Он воин. Он революционер. И сейчас мы вряд ли поймем друг друга как раньше. Наше молчание не заканчивается, оно становится все напряженней. Между мной и Гейлом почти вспыхивает пламя. Остужает наш пыл Пит. И сейчас я очень этому рада, иначе мы с Гейлом многое друг другу наговорили бы. Тишину разрывает Пит: - Ты работаешь в Дистрикте-4? Гейл оборачивается на нас. Смотрит на наши сцепленные руки, взгляд его гуляет между нами. В его лице мелькает сожаление и облегчение. - Нет, во Втором. Президент приехал сюда, я был вынужден приехать, как подкрепление. - Как Хейзел? – спрашиваю я. - Нормально. Нам выделили дом, обустраиваемся. Иногда учу Рори охотиться. У него, кстати, неплохо получается. Но он еще редко попадает в цель. Его стихия – ловушки. Я вижу, как меняется его лицо, когда он говорит о семье и охоте. Это то, что он действительно любит. - Почему ты стал миротворцем? – немного резче, чем хотелось, спрашиваю я. - А зачем ты убила Койн? Хотела сделать мир лучше, я полагаю. Других целей не имею, - говорит как солдат, как заведенная машина. И мне отчаянно хочется его в этом обвинить. - Я вас оставлю. Поговорим позже, Гейл? – спрашивает Пит. Гейл кивает, не отрывая своего цепкого взгляда от меня. Пит идет размеренным шагом по пляжу, изредка поднимая какую-нибудь ракушку, внимательно ее рассматривая. Я смотрю ему вслед. Гейл смотрит на меня, почти не мигая. Я одновременно зла и рада видеть его здесь. - Я все же не думаю, что Койн ты убила ради процветания Панема. Она убила Прим? – почти надрывным голосом спрашивает мой старый друг. Я киваю. На глаза наворачиваются слезы. - Она хотела устроить еще одни Игры. С участием приближенных капитолийских чиновников, - в лице Гейла я вижу заинтересованность и одобрение. – Но она бы не остановилась на одних Играх. Уверена, она бы продолжила это делать. Потом бы она переключилась на недовольных. Ничего не напоминает? Из тирании в тиранию – да разве я ради этого страну перевернула? Она умерла быстро. Пусть на этом спасибо скажет. - Ты ведь не простишь меня, правда? - Почему? Прощу. Не сразу отпущу обиду, но прощу. Но ведь главное не это. Ты же сам видишь – мы изменились. Мы уже не те дети, охотящиеся вместе для пропитания семьи. Мы выросли. И многое пережили. Я вечно буду благодарна тебе, Гейл. Ты был моим другом и братом с самого начала. И не отвернулся, когда была нужна поддержка. Но мы сейчас видим мир по-другому. Если раньше мы дополняли друг друга, то теперь между нами сплошные противоречия. Я буду рада тебя видеть с семьей. Но только если ты приедешь в наш родной дом. Я собираюсь провести там остаток жизни. Какой бы он не был, - на глазах слезы. Как будто от меня кусок отрывают. Но только от прежней меня. - Я рад за тебя. Ты права. Мы изменились. Вы с Питом… Лучше ты себе не найдешь. Береги его. Он любит тебя. Слишком искренне. Не плачь, Кис-кис. Никто не достоин твоих слез. Иди ко мне, сестренка! – протягивает ко мне руки мой брат. Я прижимаюсь к нему. Хочу почувствовать былую теплоту. От него так же пахнет, так же как всегда. Хоть где-то мы не меняемся. Все тот же запах леса, обволакивающий меня. Он целует меня в макушку. Я прижимаюсь щекой к его щеке. Щетина царапает меня, но мне все равно. Ведь он мой брат. Не кровный. Но брат. Ведь дом не всегда здание. А семья не всегда родственники. - А теперь отпусти меня резко и беги от меня как можно дальше, пока не разрыдались оба. Я ведь знаю, что тебе трудно, Гейл. Я люблю тебя, братишка! – шепчу парню. Шепчу, пока могу вымолвить хоть слово. - И я люблю тебя, сестренка! – шепчет он, целует в щеку и уходит туда, откуда мы пришли. Я остаюсь стоять на месте. Одинокая слеза все же скатывается по щеке, но я стираю ее, чтобы не разреветься. Это трудно, отказываться от прошлой жизни. Но ведь пора начинать жить новой. Жизнью, после жизни. Сзади меня притягивают за плечи, прижимая к себе. Он зарывается носом в мои волосы, глубоко вдыхает. Целует меня в шею, чуть ниже роста волос. - Поговорили? – я киваю. – Кого ты выбрала? - Тебя. Я всегда выбираю тебя. - Ну, у меня здесь мало конкурентов. - У тебя везде мало конкурентов, - продолжая старый разговор, разворачиваюсь и целую его в губы. Нежно, почти невесомо, стараясь излить все свои чувства. И когда он шепчет мне: - Ты любишь меня: правда или ложь? Я отвечаю: - Правда.

***

Родной дистрикт встречает нас сильным ветром. Мы с Питом спешим в дом Хеймитча. Даже на крыльце дома старого ментора слышен запах алкоголя. Видимо, Хеймитч решил остаться верным своим старым привычкам. Стучим в дверь, и по привычке сразу ее открываем. Сильный смрад бьет в нос, кажется можно потерять сознание, но мы стойко проходим вперед. Ментор сидит, развалившись на диване, быстро переключая каналы. - Привет, Хеймитч, - как ни в чем ни бывало, говорю я. Он дергается посмотреть кто это, но не замечая нас, просто скользит взглядом мимо. - Эй, Хеймитч, - окликает его Пит. - О, парень, ты приехал. Рад снова тебя видеть. Как ты? – он встает с дивана, подходит ближе и хлопает его по плечу. – Мне не пристало самому кормить этого кота. Теперь это твои обязанности. - Я могу сама кормить своего кота, - раздраженно бормочу я. - Ты понял меня? – продолжая игнорировать меня, спрашивает Хеймитч. - Отлично. Можешь и дальше притворяться, Хеймитч. Можешь делать это сколько твоей душеньке угодно. Всем плевать. Пит отошел от нас и тихо посмеивался в углу. - Ты что-то сказал, Пит? Нет? Знаешь, это какой-то надоедливый комар. Их сегодня много летает. - Да сюда ни один комар не залетит. От такой вони все живые существа отлетают метров на пятьдесят, точно, - все еще бурчу на ментора. - Ну, может, выпьем, парень? Выбирай себе что хочешь: виски, коньяк, самогон и всякая другая капитолийская дребедень. - Нет, спасибо, с меня хватит чая. - Ну ладно, - сдавшись, бурчу я. – Прости меня. - Прости меня, великий и непобедимый ментор, самый мудрый мужчина в мире, неплохо сохранившийся для своих лет. - Не наглей! – зло произношу я. - Надо же. Опять послышалось. Эх, комаров этих надо ядом травить. - Ну, ладно. Прости меня, великий и непобедимый ментор, самый мудрый мужчина в мире, неплохо сохранившийся для своих лет, - переплюнув через свою гордость, говорю ему в ответ. - Солнышко, ты вернулось! Я так соскучился! Как ты уехало, в дистрикте сразу похолодало. Иди – обниму, хоть погреюсь чуть-чуть. - Хватит обо мне в среднем роде говорить! – зло прикрикиваю я, но все же обнимаю его в ответ. От него пахнет не лучше, чем в доме. Ментор садится обратно на диван, а я, пока он повернут спиной, показываю ему неприличный жест. - Я знаю, что ты сейчас делаешь, - я возмущенно хмыкаю и показываю язык. – И сейчас тоже. - Зануда. - Кто бы говорил. Ладно, иди сюда, посиди со стариком. – Он похлопывает по месту на диване возле себя. Я сажусь рядом, и он обнимает меня за плечи. Совсем как отец. Приходит Пит с подносом. На нем две чашки чая и бутылка горячительного для Хеймитча. Блондин садится по другую сторону от ментора. Мы сидим вместе весь оставшийся день. Иногда болтаем о чем-то незначительном. Не трогаем более серьезные темы. Мы выжили, не смотря ни на что. Наши 74 Голодные Игры объявляются закрытыми.