Жизнь после жизни

- То есть, ты сбежала от ребенка, которого нет? Или от брака, которого, возможно, никогда не будет? Очень напоминает слова Хеймитча. Он бы также разложил по полочкам мои мысли, вывел из них истину, убрал бы лишнее. - А если будет? Я не хочу давать Питу ложную надежду, а потом смотреть, как он страдает! Не стоит ему питать ложных надежд. - Да он и не питал их никогда. Он лишь всегда хотел быть рядом с тобой, Китнисс. Поверь, я знаю. Делли выходит из моей новой комнаты, раздраженная моей упрямостью. Недолго думая, я иду следом за ней. На первом этаже нас встречает Джоанна, облокотившаяся на косяк двери и держащая кружку горячего напитка. - Не обращай на нее внимание. Видно, она еще просто не нагулялась. Я бросаю раздраженный взгляд на девушку, отчего она усмехается. - Пока, - кидает Картрайт, ни к кому конкретно не обращаясь, и уходит. - Хочешь сказать, что я не права? Не лги, прежде всего, самой себе! – раздраженно говорит Джоанна и идет на кухню. На меня давит груз разговора, и кажется, что сам воздух стал вмиг тяжелым, поэтому я стараюсь скорее покинуть дом. В Седьмом везде пахнет как в лесу. Стоя на крыльце, я закрываю глаза. Представляю, что я в своем лесу. Что стоит мне пройти немного вперед, и я выйду к поляне, на которой мы встречались с Гейлом. Вот, я сажусь на выступ скалы, ветви кустарника скрывают меня от взгляда чужих глаз. Солнечные лучи гуляют по моему лицу, волосы развиваются по ветру, в нос бьет запах свежей жимолости. Я как будто погружаюсь в прошлое, прохожу сквозь время, навстречу той жизни, когда я была прежней. Возвращаюсь к себе настоящей. Хоть где-то я могу сделать так, как хочу. С закрытыми глазами сажусь на лестницу, опираюсь локтями на верхние ступени, подставляя лицо заходящему солнцу. В этот момент, прямо сейчас, мне чертовски не хватает Гейла. Сейчас мне кажется, что я не была на Играх, не было революции, Примроуз жива. Тогда я была цельной. С четкими представлениями о себе и окружающем меня мире в целом. Пусть я и была рабом, но я знала, что преподнесет мне следующий день. Если будет дождь, то добычи много я не найду, поэтому скорее всего пойду к озеру. Если будет солнечно, то можно задержаться в лесу подольше, насобирать ягод, нарыть китниссов. Тогда я была уверена в завтрашнем дне. Сейчас я ни в чем не уверена. Абсолютно. Совершенно. Целиком и полностью. Сзади открывается дверь, раздаются мягкие шаги по древесине, и Джоанна садится рядом со мной. Тяжело вздыхает и кашляет. Не думаю, что она хочет показать этим то, что она нарушила мое единение. Это ведь Джоанна! - Я тоже люблю наблюдать за закатом с этого места. Открываю глаза и восхищенно вздыхаю. Голубое небо, на котором облака розовые выглядят действительно завораживающе. - Любимый цвет Пита. - Да Господи, Боже мой! Хотя бы сейчас ты можешь о нем не думать? Неужели так трудно хотя бы сейчас пожить для себя, после всего этого? Недоуменно смотрю на нее. Я не знаю, какого это – жить для себя. А возможно, я просто забыла, как это делать. - В последний раз, когда я жила для себя, мне было одиннадцать лет. Я давно уже живу больше для других, чем для себя. Она раздраженно кивает, как будто понимая, о чем я говорю. Скорее всего, она понимает. - А ты почему? – спрашивает девушка. - Мой отец умер, когда мне было одиннадцать. Она опять кивает. Видимо, она не настроена на разговор. Я встаю и иду в дом. Наливаю себе стакан апельсинового сока, который полюбила после Игр и иду в свою комнату. Сегодня я не хочу обо всем думать. Подумаю об этом завтра. Наверное… Встаю еще до рассвета и иду в ванную комнату. Снимаю рубашку Пита, которую не снимала все это время и впервые после приезда замечаю свою кожу. Обгорелую кожу переродка. Она вся зажила, почти везде она выглядит вполне приличной, но я знаю, что это только маска. Капитолийская маска. Маска, сдерживающая переродка в моем лице, в человеческом обличье. Впервые в жизни мне хочется содрать с себя кожу. Пусть на мне будут обгорелые рубцы, пусть на мне будут вечные ожоги, но я буду собой. Истинной, какой стала. Какой остаюсь и буду всегда. Ужасной, отвратительной, но собой. Царапаю кожу, оставляя кровавые царапины, ведь новые клетки еще не прижились. Они мне и не нужны. Я стала такой, я должна оставаться собой. В конечном счете, всем известно, что Сойка–пересмешница опалила свои крылья. Смываю кровь под прохладным душем и выхожу из комнаты. Аккуратно вытираю царапины и надеваю то, что первое выпало из рюкзака. До обеда гуляю в лесу. Не захожу далеко, боюсь заблудиться. Не эти леса я знаю всю жизнь. Леса этого дистрикта не кажутся мне такими же приветливыми, как в Двенадцатом. Возвращаюсь в дом Джоанны. Девушки нет дома. Мне это неинтересно. Меня это даже радует. Все люди, с которыми я общаюсь, пытаются вправить мне мозги. Не хочу этого слышать. Это заставляет меня задуматься. Это сеет сомнение. Мне этого не нужно. Пусть я ошибусь, но сама. Так я не буду, кого бы то ни было, винить. Собираю вещи, оставляю записку Джоанне, где благодарю ее за то, что не выгнала и сообщаю, что уезжаю. Поезд отходит через пять минут, и мне не приходится ждать. Вскакиваю в него и стою в проходе. Ветер сдувает меня, а я чувствую себя птицей. Свободной от всего. От мира, от жизни, от себя. Надо же, перевернула страну в роли пташки и только сейчас окончательно прочувствовала эту роль. Чувствую, что все правильно. Решаю пустить все на самотек. Пусть все будет так, как будет. Пора начать жить эмоциями. До Четвертого у меня есть три часа, и я решаю заняться по истине важным делом. Поесть. Я такая голодная! Когда мои обильные трапезы закончены, а живот выглядит как надутый шарик, я иду в вагон, где открывается вид на то, мимо чего мы проезжаем. От скорости кружится голова, кажется, что меня вообще не окружает стекло. Волшебные ощущения. Приоткрываю одно окно, и ветер поднимает мою косу выше головы. Чувствую себя освободившейся. Здесь я и сижу до конца поездки. В Дистрикте-4 мне ориентироваться гораздо легче. С этим дистриктом я познакомилась во время восстания. Выхожу на площадь. Сейчас много народу гуляет. Ребятишки бегают и задорно смеются, взрослые смотрят с любовью и каким-то чувством свободы на своих чад. Прохожу мимо нового фонтана, и меня окатывает волна брызг. Не знаю, откуда во мне это берется, но я брызгаю в ответ на детей. На лице появляется детская улыбка. Они такие маленькие. Такие свободные. Я подарила им эту свободу. Ради них... Игра стоила свеч. Сейчас я не жалею. - Какого черта, Эвердин?! Резко оборачиваюсь на голос. Нахожу подтверждение своих мыслей. Пит. Он здесь. Что он здесь делает? И почему кричит на меня почти через всю площадь? - Что ты здесь делаешь? - Догадайся! Ты что здесь делаешь? Ты почему уехала? - Могу тот же вопрос задать тебе! – я что, с ума сошла? Как будто я не знаю, зачем он уехал! - Не придуривайся! Отвечай! – рявкает парень, настойчиво приближаясь ко мне. Я неосознанно отхожу чуть дальше. Он, похоже, это замечает. - Не смей убегать от меня сейчас, когда я с тобой разговариваю! – я замираю от его властного тона. Тона другого Пита. Не моего Пита. Пита-переродка. Только не сейчас. Не хочу, чтобы его видели не собой. Это слишком личное, чтобы показывать общественности. Я спешу ему на встречу. С каждым шагом к нему сердце бьется сильнее. Господи, как я скучала! Пит хватает меня за плечи и встряхивает. - Ты почему уехала? – ласково, как у ребенка спрашивает Пит, чем злит меня. - Не твоего ума дело, - в тон ему отвечаю парню, чем сбиваю его с толку. - Очень даже мое! Ты ведь из-за меня уехала, я должен знать почему! Тяжело вздыхаю и смотрю на него. Смотрю со всем раздражением, усталостью, которую могу сейчас собрать сквозь радость от встречи с ним. - Я устала. Давай поговорим в доме моей матери. Ты не знаешь, где она живет? - Знаю. Я там остановился. Пошли, - хмуро кидает Пит и, забирая мой рюкзак, идет к дому моей матери. Не стараюсь запоминать дорогу, но все равно запоминаю. Пит ведет меня к маленькому домику, похожему на игрушечный. Он одноэтажный. В нем кухня, каминная и три спальни с уборными. Похож на наш дом в Шлаке, от которого сейчас остался один порох. - Твоя мама забрала Энни жить к себе. Правда, сейчас они обе в больнице. - А что там делает Энни? - Делает все возможное, чтобы не сойти с ума. - Как мне это знакомо… Пит бросает на меня удивленный взгляд, но быстро его отводит. - Ты сердишься? -Да. - А сейчас? - Когда ты рядом мне трудно сердится. Я киваю, нагруженная всеми происходящими событиями, но не подающая вида на это. Пит разливает чай по кружкам и подает мне дымящуюся кружку. Я с удовольствием пью горячий напиток. Он согревает меня, показывает своей горячностью места, о существовании которых я раньше и не знала. Только сейчас обращаю внимание на то, что замерзла и стучу зубами от холода. Пит тоже это замечает и захватывает в свои теплые объятия. Я утыкаюсь своим холодным носом в его горячую шею, вдыхаю его запах корицы, и слезы уже сами находят выход. Парень зарывается в мои волосы, щекочет своим дыханием мою шею, отчего сквозь слезы на моем лице появляется улыбка. - Я скучала… - шепчу в шею парня, отчего он судорожно вздыхает. - Кто бы говорил, - с усмешкой парирует Пит, я усмехаюсь, - Обещай мне, что ты не уедешь. - Не могу. - Не говори глупости, можешь! Пойму, если ты не хочешь. - Я хочу, но не могу. Он целует меня в макушку, что приносит свой эффект. - Могу. Не уеду. Обещаю. - Честно? – парень заглядывает мне в глаза, ища ответы на свои вопросы, а я стараюсь их показать. - Честно, - коротко целую его в сухие губы. Он усмехается. - Честно-пречестно? – совершенно по-детски спрашивает Пит. - Честно-пречестно, - утыкаюсь ему носом в шею и целую в пульсирующую венку, он судорожно выдыхает. Я усмехаюсь. Пит обнимает меня за талию, крепко-крепко прижимая к себе. Я теряю себя в его объятиях, я растворяюсь в его объятиях. И это то, что я хочу делать всю свою жизнь.