Жизнь после жизни

Никогда не устану смотреть на спящего Пита. Солнечные лучики танцуют незатейливый танец на его личике, заставляя то морщить нос, отчего у него появляется складочка между бровей, как будто он хмурится, или зажмуривать глаза, как от яркого света. Волосы отливают то рыжиной, когда колышется шторка, пряча собой Пита в утреннюю тень, то становятся совсем прозрачными, делая его совсем подростком. От раннего ветерка они падают ему на нос, щекоча его и изредка вызывая улыбку. От улыбки у него появляются морщинки в уголках глаз. И шрамы. Смотря на него, воплощение доброты и всего лучшего, что есть в мире, задумываешься, что даже после всех теней мрака от бед, выпавших на его долю, он остается этим воплощением света, неопороченного ни Капитолием, ни войной, ни Играми, ничем. И только я омрачаю его. Ведь только из-за меня он попал на Бойню, вытерпел все, что ему любезно предоставили казематы Капитолия и войну… Наверное, после всего этого ему лучше не быть со мной. Мне будет правильней его оставить, он найдет себе прекрасную жену и у них появятся маленькие детишки, которые будут бегать по дому, громко стуча пяточками и воровать печенье, приготовленное Питом. Я не сделаю его счастливым, не подарю ребенка, и вряд ли когда-нибудь просто выйду за него замуж. Я дала себе обещание не делать этого давным давно, и я не смогу сделать любимого человека счастливым. Или… Нет, не смогу. Думать о том, чтобы иметь ребенка заполняет мою душу липким, холодным, как плесень страхом. Слишком я эгоистка, чтобы преодолевать этот страх. Слишком. Аккуратно убираю руку Пита со своей талии и быстро подкладываю вместо себя подушку, чтобы он не проснулся. Я перепачкала всю свою одежду и беру рубашку и свитер Пита, на улице утренний мороз. Переодеваюсь в ванной и выхожу из дома. Иду к себе. Захожу на кухню и готовлю себе омлет с помидорами. Лучше, чем просто яичница. Беру кружку чая и сажусь напротив окна в гостиной в кресло. Огонь камина еще не потух до конца и я подкидываю поленьев. Мое решение нужно обдумать. Не могу здесь. К Хеймитчу пойти – отговорит и скажет никуда не ехать, да еще и Питу расскажет все. Лес. Призраки прошлого будут преследовать меня, но лучше места не найти. Переодеваю только штаны и обувь, пусть на мне будет частичка Пита. Выхожу из дома и быстро миную всю деревню. На подходе к лесу оборачиваюсь и проверяю местность на наличие миротворцев. От старых привычек не так просто избавиться. Лес не изменился, он все также нависает надо мной своими большими ветвями, указывая свое превосходство над человеком. Солнечные лучи не всегда просачиваются сквозь листву, оставляя отпечаток тени на траве и окутывая поляну с выступами у скалы лесным кружевом. Я поеду в Четвертый. Не сразу, сначала заеду в Одиннадцатый, потом в Седьмой к Джоанне и потом в Четвертый. Там мама и Энни с сыном. Жить, наверное, буду у Энни, буду помогать ей с воспитанием сынишки и возможно, когда-нибудь перестану бояться детей и стану нормальной девушкой. Но никогда не выйду замуж, и детей у меня не будет. Не позволю. Не смогу. За раздумьями я произвольно прошла наше место встречи с Гейлом, и развернувшись обратно уже подходила к дому. Захожу домой и сразу поднимаюсь наверх, собирать вещи. Взяла что-то из одежды, не особо заботясь о своем гардеробе. Открываю верхний ящик прикроватной тумбочки и достаю дорогие мне вещи: сойку, жемчужину, веревку, свадебное фото мамы и папы, медальон с фотографиями. Теперь самое важное и, пожалуй, сложное: комната Прим. Без единой вещички моего утенка меня отсюда никто не выгонит. Мелкими шажками я приближаюсь к ее комнате. Сердце бешено бьется о грудь, пульс глухо стучит в висках. Открываю дверь ее комнаты. Здесь еще витает запах ее духов: ландыш и мед. Сажусь на кровать. Из под подушки выглядывает книжка. Достаю ее. Это дневник Прим. Моя прямая связь с ней. Милая моя, родная Примроза, светлая, как солнышко, как Пит, прости меня, пожалуйста, за все, а особенно за эти слезы. Я просто… просто не справляюсь… Прости, утеночек мой. Откидываюсь на кровать спиной, прижимая к груди ее дневник, крепко сжимая. Слезы стекают, капая на персиковое покрывало. Резко поднимаюсь, вытирая слезы. Я уеду отсюда, оставлю их всех в покое. Кладу тетрадочку в чемодан и выхожу из дома за билетами. Подхожу к кассе: - Девушка, когда ближайший поезд до седьмого? - Сегодня, в десять вечера. - Один билет, пожалуйста. - Минуту. Пока она оформляет, я нервно тереблю свою косу и постукиваю ногой по мраморному полу вокзала. Забираю билет и иду к Хеймитчу. Это будет нелегкий разговор. Иду медленно, растягивая шаги, но все равно быстро дохожу до Деревни. Захожу в его дом, дверь была приоткрыта. Хозяин дома сидит на диване в гостиной и смотрит телевизор: - Привет, - я старалась говорить тихо, не хотелось его напугать и разозлить, но он и бровью не повел. - Привет солнышко, заблудилась? – обеспокоено спрашивает он. Вот старый козел! - Я уезжаю. - Хм, куда же? - К Энни и маме, в Четвертый. - Зачем ты вечно все ломаешь?! - Так будет лучше. - Кому? Питу? Мне? Может быть Салли? Китнисс, ответь же! Я довольно долго молчу, но когда заговорила мой голос звучал уверенно, как у истинной Сойки-пересмешницы: - Питу. Он, я уверена, хочет спокойной жизни, хочет жену, детей, а я не могу этого дать ему. Мне будет больно смотреть на него каждый день, смотреть, как он будет хотеть меня, любить меня, а я не смогу дать ему этого! Я не смогу стать его! - Нет, ты смогла бы, согласен, не сейчас, но даже спустя пять лет, но ты бы смогла быть с ним! - Нет… Нет, Хеймитч, я не смогу стать его! Смотреть на него и вспоминать что из-за меня с ним сделали, а теперь я не смогу отдать ему себя! И так каждое утро! Не смогу, Хеймитч! Я слабая, я его не достойна! - Проживи ты хоть сотню жизней, и тогда не заслужишь такого парня… - это мы с ним сказали одновременно. - Да, Китнисс, ты его будешь не достойна, но он выбрал тебя! Так подари ты ему счастье, избавь от плохих воспоминаний! Подари новые! Знаешь, ты эгоистка, Китнисс, и уезжаешь ты для себя. Все. Уезжай. Но что ты скажешь Питу? - Ничего. Я напишу ему письмо, а ты передай его, когда будет нужно. - Ох, ладно. Все, иди, не хочу тебя видеть. Во время разговора я непрерывно плакала, ментор иногда меня успокаивал. Вытираю слезы и выхожу из дома. По лестнице, к дому Хеймитча, поднимается Пит. - Иди за мной. И он идет. Я веду его к своему дому, на кухню. Наливаю чай ему и себе, мы садимся за стол. Я смотрю на него. Долго смотрю. Хочу запомнить его. И молчу. Он не выдерживает: - Почему ты ушла утром? - Ты так мило спал, а я была грязная. - Что-то не так? Нет, все в порядке, - срываюсь с места, подхожу к нему и обнимаю. Стараюсь запомнить его всего. Каждую мышцу его натренированного тела. Я все сделала. Он все помнит. Я попросила прощения. Еще раз попрошу в письме. Целую его в закрытые веки, в лоб, в горбинку носа, каждый сантиметр милого лица и добираюсь до губ. Стараюсь, чтобы он не заметил моих слез. Целую очень нежно. Голод. Как на пляже охватывает меня голод. Воздух кончается, и я отстраняюсь. Не выдержу его взгляд, отворачиваюсь и говорю: - Спасибо, что зашел. - Спасибо за чай. Я киваю и он уходит. Он знал, что я расплачусь, скажи он что-нибудь еще или останься он со мной. Он только не знал, что если бы остался, я бы не уехала. Но он не знал. И я уеду. Уже шесть. Иду в кабинет и пишу письмо. Ком в горле сдавливает мысли, слезы в глазах размазывают буквы, делая их кляксами. Долго пишу письмо. Уже даже стемнело. На часах восемь. Кладу письмо в конверт и иду с чемоданами к Хеймитчу. Отдаю письмо. Все как в тумане, запоминаю только это. - Когда мне его отдать? - Тогда, когда посчитаешь нужным. Обнимаю его, шепчу: «Спасибо» и ухожу. Разум отказывается воспринимать половину моих действий. Гуляю по дистрикту. Это мой дом. Не хочется уезжать, но нужно. Подхожу к станции. Поезд уже на месте. Жду до последнего, не захожу в поезд. Проводница говорит, что поезд отправляется. Я захожу в вагон в последний момент. - Китнисс! Родной голос заставляет обернуться. Он далеко, не успеет, поезд уже набирает ход. - Прощай, Пит Мелларк, - шепчу я. Мои слова уносит ветер…