ДБР в Средиземье

Артур, заслоняя глаза от яркого горного солнца, приставил ладонь козырьком ко лбу. Сощурился, высматривая что-то вдали, высмотрел, офигел и, не отнимая руки ото лба, вскинул вторую к виску: - Товарищ Майяр, разрешите доложить! – и, пропустив мимо ушей ехидную реплику Марыча, сообщил: - Поздравляю! Мы теперь – бомжи! - Это еще почему? – вскинул брови «товарищ Майяр». - А ты сам посмотри! – нетерпеливо фыркнул подрывник, окончательно теряя всю почтительность. Ребята как стояли, так и замерли с отвисшими челюстями, неотрывно глядя в том направлении, что указывал Артуровский палец. Там, где всего несколько часов назад высился красного кирпича трехэтажный особняк в старинном стиле: с резными дверями и витыми лесенками – теперь красовались лишь бесформенные руины грязно-неопределенного цвета. - Землетрясение… - сокрушенно покачал головой Марат. Людка шмыгнула длинным носом – ей до слез было жаль этот изящный и уютный домик со страниц «ЧК». - Сканер-то! – Артур так и подскочил на месте. – Сканер частот с Палантиром! Он же там остался…Вот бля-а-а… - Хер с ним – махнул рукой Димон, являя собой образец поистине надмирного пофигизма. – Сканер я и новый могу спаять хоть щас, а эту…хрень круглую… ну ее на хер! Не место ей здесь… Связист покосился на Гортхауэра, и тот, к его удивлению, абсолютно серьезно кивнул: верно. Совсем не место. Тут к ним подошел Мелькор, и оба: Изначальный и Сотворенный – направились по сбегающей вниз тропе в сторону живописных развалин. Серебристоволосая девушка не последовала за ними, она стояла, нерешительно теребя длинные косы и глядя вослед с каким-то потерянным выражением лица. Марат осторожно коснулся тонкого плеча: - Я понимаю, что говорю чушь, но лучше поздно, чем никогда. Как тебя зовут? Девушка медленно повернула голову и долгим взглядом изумрудно-зеленых глаз посмотрела на хирурга. - Полина… - негромко, будто бы сомневаясь, произнесла она. - Полина – эхом повторила Людка, нахмурилась, соображая…И тут ее осенило: - Полина. Полынь… Элхэ?! Девушка неуловимо улыбнулась, но не произнесла ни слова. - Но… Макарона яростно взъерошила и без того лохматую шевелюру. Она изо всех сил старалась найти хоть какое-то логическое объяснение всему происходящему. От последних событий некогда четкий и недвусмысленный ход прапорских мыслей ныне находился на грани сползания крыши. И она цеплялась за привычные образы и понятия, словно за кольцо «запаски». - Ты знаешь… Мне почему-то знакомо твое лицо… Вот бля буду – я тебя уже где-то видела. Только не могу вспомнить…Где, а? Не переставая улыбаться, Элхэ следила за тем, как Людмила нетерпеливо щелкает пальцами, силясь вспомнить. - Ну что ж. Если ты не можешь узнать моего лица, то, возможно, твой спутник сможет узнать свою работу…. Она чуть оттянула вырез платья, открывая правое плечо и часть руки. На белой коже, сантиметров на пять выше подмышечной впадины красовался аккуратный шрам, словно бы от пули. Марыч и Людка офигело переглянулись: больше всего хирургу и снайперу сейчас хотелось провалиться сквозь землю, желательно, до самого Китая. Обстоятельства первой встречи их тандема с этим милым, обманчиво-хрупким созданием, не нуждались в комментариях: их «работа» говорила за себя. Кто бы мог подумать, что четырнадцатилетняя зараза в материнском платке и с отцовским «Винторезом», стреляющая по проходящим машинам из пыльного придорожного бурьяна – и есть воплощение той, что навеки разделила свой путь с Отступником, уходя в небытие и каждый раз возвращаясь вновь…но… В конце-то концов, мало ли в мире чокнутых Вершителей? Мир вообще намного сложнее, чем мы привыкли себе представлять. __________ Ночь пришлось провести у костра под открытым небом, хотя запасливый турист-скалолаз соорудил из припрятанного парашюта подобие палатки, закрепив ее на колышках вокруг уцелевшего куска стены, использовав стропы как оттяжки. Получилась самая что ни на есть настоящая палатка, из пижонского белоснежного шелка. Марат даже собирался прорезать дверь, но, покосившись на хмуро следящую за его манипуляциями десантницу, передумал. Первыми спать уползли Димон и Артурик, предварительно дружно приговорив на троих с Тху флягу спирта. Таирни долго сопротивлялся, но, в конце концов, тоже последовал в объятия Морфея. Элхэ прикорнула у костра, забравшись в заботливо сооруженное Маратом гнездо из вороха теплой одежды. На такое благое дело хирург пожертвовал собственный знаменитый свитер и куртку, сам же остался в одной футболке. Вскоре у огня остались сидеть только трое: Мелькор, Людка (она же Къелла) и Марат (он же Алхор). Пламя потрескивало, выпуская в ночное небо десятки сверкающих оранжевых мотыльков-искорок. Изначальный сидел, сложив руки на коленях и неотрывно глядел в огонь немигающим взором огненной саламандры. В рваных отсветах пляшущих пламенных язычков проступали покрывающие лицо шрамы. И тут ребята решились, наконец, задать вопрос, столь сильно их волновавший. - Тано… - почему-то Людка решила обратиться к Изначальному имен-но так. Она набрала в легкие воздуха, точно собираясь нырнуть – Там… когда… Почему ты не ушел со всеми остальными? - Да, я ясно слышал голос, что произнес: «Чужие, вон из мира!» - под-твердил Марат, жуя травинку. – Почему они исчезли, а вы с Гортхауэром остались здесь? Изначальный вздохнул и улыбнулся одними зрачками, как это умел лишь он один. - Мне позволили остаться. - Но почему? Ведь, как бы то ни было, вы оба – из другого Мира. Мелькор пожал плечами. - Не берусь судить о том, чего не знаю наверняка… Но полагаю, что дело здесь, так сказать, в способе проникновения, что ли… Я не вторгался в этот Мир, руша его границы и основы. Гортхауэр и я оказались здесь по приглашению, пусть невольному, но совершенно законному зову. И попав сюда, я самого начала знал это и старался вести себя здесь так, как это подобает почтительному гостю под хозяйским кровом. А Гортхауэр… Он и вовсе повязан с вашим Миром. Кровь умирающего Вершителя вызвала его сюда, и кровь же держит его здесь…Во всяком случае, до тех пор, пока вы оба живы, Мир не станет отторгать его как нечто чужеродное. - Почему «оба»? – не понял Марат. Изначальный очень долго и внимательно посмотрел на хирурга: - Думаешь, я не знаю, что произошло два дня назад между тобой и Гортхауэром? – вкрадчиво поинтересовался он. – Инициирование не проходит даром ни для одного из участников, оно изменяет каждого и связывает неразрывной нитью. Так что… - А ты, Учитель? – не унималась Макарона. - Мне был предложен выбор: покинуть Мир вместе с другими пришельцами или остаться. Когда я выбрал последнее, то Создатель сказал мне, что отныне я – часть этого Мира. Я – Хранитель, вся моя сила осталась со мной, но отныне я не могу ничего изменить в ходе вещей, ибо поклялся не вмешиваться не во что. Что, впрочем, меня нимало не огорчает – я и до этого не слишком пользовался свободой действий. А ныне… Короче говоря, я просто есть. - Ну и замечательно! – беспечно улыбнулась Макарона. Они беседовали еще довольно долго. О Пути, что назначен высшими силами, но в конечном итоге будет каждым выбран для себя, о других мирах, о прекрасных тайнах и свободе человеческого духа – единственного, по-настоящему свободного из всех созданий… Людмила сама не заметила, как провалилась в сон, сидя на бревне и уронив голову на грудь. За годы службы и учебки она привыкла засыпать еще и не в таких условиях. ____ Наутро общим собранием было решено приступить к реставрации Красного замка. Макарона, в которой вновь проснулся махровый прапорщик, произнесла на развалинах долгую, идеологически выдержанную речь перед по-хмельными сотоварищами, и те с плохо скрываемым отсутствием энтузиазма потащились разбирать завал. Марат избежал печальной участи Артура, Гортхауэра и Димона: у него было одно важное и неотложное дело. Он недолго пошептался о чем-то с Изначальным, потом молча разобрал свою знаменитую сумку, выложив медицинский халат и стерильные перчатки. Походя, скалолаз бессердечно отобрал у страдающего абстинентным синдромом подрывника остатки спирта и вместе с Мелькором удалился в импровизированную палат-ку, оставив на белоснежном парашютном шелке (к вящему неудовольствию Макароны, разумеется) угольную надпись: «Не входить – идет операция!» К часу дня завал разобрали. Осталась лишь одна стена, та самая, к кото-рой прилепился краем купола импровизированный полевой госпиталь. О, разумеется, без небольшой «поддержки» Майя постройка затянулась бы на не-сколько месяцев, а так удалось уложиться в неделю с небольшим. Участие Элхэ в строительстве было минимальным; Изначальный, сменив перчатки на свежие бинты, старательно соблюдал предписанный медициной полный по-кой, зато прочие вкалывали как негры на плантации сахарного тростника. Людмила занималась родным и привычным делом, раздавая команды типа «подровнять!», «поставить там, а вон ту херню – ко мне поближе» и отпускала различные комментарии: «криво», «фигово», «сойдет». Однако после того, как она в четвертый раз назвала балку стропилом, выяснилось, что доблестный прапор не видит разницы между словами «карниз» и «кронштейн», полагает сопромат отраслью черной металлургии, а в понятие «долбоеб» вкладывает совершенно нестроительный, а, скорее, общечеловеческий смысл. Терпению безмолвствующего народа подошел конец, и опечаленную Макарону сместили с должности прораба. Дело сразу же пошло намного быстрее, ведь теперь не-кому было внушать, что рабочий отличается от раба лишь суффиксом и окончанием. И вот наступил день новоселья. На том месте, где раньше стоял Красный замок, высился теперь небольшой аккуратный домик с балконом, крытый вместо прежней черепицы обычным шифером. В нем было не три этажа, а два: первый и мансарда. Может быть, это было и не так красиво, как раньше, но Мелькор остался доволен. Прочие тоже на детище трудов своих не могли взглянуть без слез восторга, и лишь Гортхауэр, окинув новый дом прищуренным взглядом, печально улыбнулся каким-то своим мыслям. Но каким именно – никто так и не узнал. Душа настойчиво требовала праздника, а история не могла упомнить такого случая, чтобы доблестная группа «Шторм» когда-либо поскупилась отметить любое радостное событие в их жизни. В общем, о тихом заселении в свежеотстроенные апартаменты можно было забыть. Наиболее бурную деятельность в подготовке развила Макарона: изо всей строительной бригады она одна не страдала болью в пояснице, кровавыми мозолями на ладонях и общей хронической усталостью. С утра она деловито, по-крысьи, чихнула во все углы, напомнила мечтательно настроенному Флаю о вреде употребления наркотических и психотропных препаратов, выдала Гортхауэру парочку очередных сентенций о необходимости воинской службы, тяпнула с Марычем по полстопарика на посошок и исчезла до вечера. Вернувшись затемно с каким-то невероятных размеров мешком, Людка застала трогательную картину: Артурик потягивал из эмалированной кружки кофе без кофеина, периодически ставя ее на землю и возвращаясь к прерванной работе – высаживанию на клумбе возле дома декоративных маков. Нифер и отъявленный пацифист Гортхауэр задумчиво вертелся перед высоким зеркалом в одолженной у Димона форме и сапогах. Элхэ вышивала гладью, украшая свое зеленое платье серебристо-белыми листиками полыни. Марат в альпинистской снаряге висел на стене, старательно полируя витражи нашатыркой. Мелькор, без бинтов и перчаток, отвыкшими пальцами перебирал струны и подкручивал колки – настраивал невесть откуда взявшуюся лютню. - Эхой! - помахала Макарона, обращая на себя внимание. – Мы сегодня праздновать будем или хрен с ним? Услышав утвердительные возгласы, она расплылась в улыбке и развернула большой темный сверток. Народ потянулся поближе, с любопытством заглядывая друг другу через плечо. Марат отвернул уголок брезента. Ирисы…Много-много ирисов. Они благоухали нежным ароматом, пряча золотые глазки в лилово-голубых ладошках лепестков. Скалолаз первым понял, что означают эти цветы, и тепло улыбнулся. Насладившись произведенным впечатлением, Людка откашлялась и смущенно начала: - Ну…Мы тут подумали…Сегодня такой день, новоселье и…Я вот тут…э-э-эм….Ну, короче! Элхэ! Ты ведь так и не стала последней Королевой Ирисов? Ну, тогда… в одной из прошлых, хм… реинкарнаций…ведь так? Элхэ напряженно молчала, ловя каждое слово. - Так вот. Сегодня как раз 21 июня две тыщи…а, хрен с ним, неважно! Если мой маразм не изменяет мне с каждой встречной шизофренией, то имен-но в этот день начинается Праздник Ирисов, середина лета. Белых ночей в этой полосе, к сожалению, не бывает, зато ирисов – вагон… - Откуда? – выдохнул пораженный Артур, на мгновение забыв даже о своих маках. Людка наставительно подняла палец: - «Откуда»…. – передразнила она подрывника. – Оттуда! Я вам кто: прапорщик или фигня с горки? Ну что же мы стоим? Королева есть, - она кивнула на смущенную Элхэ. – Король… Все взгляды обратились к растерянному Мелькору. - …король тоже есть! Че мы ждем, а? И начался праздник. Затаив дыхание, Марат, Людмила, Дима и Артур слушали песню в честь Королевы Ирисов в исполнении Черного Майя, взяв-шего на себя нелегкие обязанности менестреля. Тонкие длинные пальцы порхали, словно бы вовсе не касаясь струн, и в свежем вечернем воздухе плыли слова древнего языка трав и камней – песня, звучавшая в последний раз в этот день много тысяч лет назад, в ином мире, под другими небесами и звездами. Голос Гортхауэра поражал своей силой и бархатистыми переливами, низкий и звучный. Димон завистливо вздохнул: он и сам когда-то пел в хоре и даже пробовался на роль в молодежной рок-опере, но сейчас понял – до Майя ему как до звезды небесной. - Госпожа наша Королева… - таирни склонился перед увенчанной ирисами Элхэ. – Каково твое желание? Стебель ириса дрожит в пальцах. Девушка изо всех сил борется с собой – разве место сейчас для грусти? – но горечь слов сама выступает на губах: - Я… - голос тише ветра. – Верните ему крылья…Прошу… Запрокинутое в безнадежной просьбе лицо – белый и печальный венчик озер-ной лилии. Гортхауэр тяжело вздохнул, виновато качая головой: - Боюсь, никто из нас не в силах исполнить твое желание, Королева… - А…он? – полные слез глаза девушки в упор глядят на Марата. - Он пытался помочь, Королева Элхэ, - мягко касается тонкого девичьего плеча Вала. – Но Алхор властен лишь над телесными хворями. Мои крылья по-прежнему целы и невредимы, просто я… - горькая усмешка прорезает лицо Изначального - …я просто не помню, что значит – летать… Слишком давно я утратил эту способность, а вернуть эту память мне не сможет никто. Иногда не кажется, что тот, кому ведомо ощущение полета, смог бы помочь мне вновь ощутить мои крылья, но… крылатых в этом мире, скорее всего, попросту нет… Таирни нахмурился, что-то судорожно соображая. Выглядело это так, будто человек пытается вспомнить забытый за ненадобностью, но до боли знакомый номер телефона старинного приятеля. Внезапно он просиял «эврикой», и щелкнул пальцами. - Учитель… - ему стоило большого труда не рассмеяться от радости. – Мне кажется, я знаю такого человека… Взгляд сияющих черных глаз встретился с недоуменным лицом Людки. - Слууушай… А ведь и правда! – встрепенулся Марат, проследивший за направлением этого взгляда. – Да еще к тому же и Вершитель до кучи… - Ну-у… - замялась Макарона, от смущения глядя в строну. – Если затяжной прыжок можно считать полетом, то… - Вполне сойдет! – расхохотался Гортхауэр, и вновь обратился к Элхэ: – Как видишь, Королева: твое желание для нас – закон! Песни, танцы и веселье продолжались до утра. Когда рассветное солнце, лениво потягиваясь под облачным одеялом, выплыло из-за отрогов дальних гор, Марат заметил, что в рассветном тумане у крыльца стоят двое. Очевидно, они горячо спорили, потому как бешеная жестикуляция сделала бы честь любому уроженцу Апеннинского полуострова. Один к тому же поминутно ука-зывал на клумбу. Хирург подошел поближе. - …ну нет, ну я всегда знал, что дальтонизм – чисто мужская болезнь! – кипятилась Макарона. – Это что, по-твоему, розовый, а? - Да какая хрен разница! – возражал возмущенный наездом на свои цветочки Артур. – Ну… не совсем розовый…Темно-ярко розовый… подумаешь! - Чего? Да они же ярко красные, балда! – в нос подрывнику уперся сорванный цветок мака. Марат тихо прыснул в кулак. Ничего так сценка. - Чего скандалите, лошади? – беззлобно рявкнул он из предрассветного тумана. Спорщики, подпрыгнув от неожиданности, замолчали. - Что, Артур опять за свое взялся? – поинтересовался Марат, кивком указывая на цветущую клумбу с маками. - Да нет… - поморщилась Людка. – Ты понимаешь, какое дело…Этот кадр посеял алые горные маки… Это возле нового-то дома! - Ну и что, собственно, не так? – непонимающе вскинул брови разведчик. Вся его дедуктивная логика пасовала перед неизвестной причиной прапорского возмущения. Людка страдальчески закатила глаза: - Ну вот, еще один… Ты что – не помнишь, что означает алый горный мак? Марат сосредоточенно нахмурился и честно постарался вспомнить. А когда это ему удалось, то его обветренные губы поползли в улыбке. - Вчера ирисы… А сегодня – уже алый горный мак. Хм… да, пожалуй, что-то уж больно лихо… - Вы про че, вообще? – Бедный Артурик переводил взгляд с Марата на Людмилу и обратно, точно собака, следящая за турниром по бадминтону. - Красные маки – это символ помолвки – великодушно пояснил Марат – Да дело, кстати, вроде бы к тому и идет… Но Артур не читал «ЧКА». - Да с чего вы взяли? – бедный Флай окончательно запутался в логической цепочке пространных рассуждений на тему семьи и брака. Объяснять все сначала казалось делом долгим и ненужным, но тут положение спасла Людка. - Дорогой мой друг! – торжественно начала Макарона, и чуткое ухо разведчика уловило в речи прапора характерные, почти ильф-и-петровские интонации, - обязательно поезжайте в славный город-герой Тулу и спросите там: на скольких свадьбах гуляла гвардии лейтенант Макаренко. И каждый, кто был со мной знаком, а таких много, подтвердит, что в один год гвардии лейтенант Макаренко была почетной гостьей на сорока трех свадьбах! - Скока-скока? – округлил Марат и без того большие глаза. - Сорок три свадьбы, – гордо подтвердила Макарона. – Именно столько выпускников было в нашем потоке. Так что я себе на этом деле собаку съела…Или даже носорога… - задумчиво добавила Людка, почесав нос. - Офигеть… Похоже, именно тогда ты и начала спиваться в сосиску… - сделал вывод Артур. - Чего? – возмутилась девушка – ну ни хрена себе заявочки! У людей помолвка, а ты своими циничными комментариями весь праздник портишь! - Чего? – в тон ей задохнулся вспыльчивый как порох Флай – Я… да я… - Головка от Т-4! – подсказала Людка. - Нет, ну почему…Почему на любом торжестве обязательно найдется какая-нибудь сволочь, которая скажет, что я порчу праздник?! Почему?! Марат уже икал от смеха. Вот уж нашла коса на камень! - Завязывайте уже лаяться… - отсмеявшись, проворчал он. – Чего, делать больше нефиг? Может, лучше сразу подеретесь? С Гортхауэром, например… - Не-е… - отрицательно покрутили головой оба спорщика. А Артур даже продолжил развивать тему: - А че - Гортхауэр? Он нормальный пацан, хоть и нифер… - пожал плечами Флай. – Не то что всякие там уроды. Не-е, он ваще свой, от души… Ну, хвост там, серьга…ну и хули? - Чего-чего «серьга»? – переспросил появившийся из ниоткуда Черный Майя. Людка прыснула в кулак, глядя, как стремительно умолкший Артурик переводит взгляд с Марата на Тху. Оба обладателя вышеупомянутого украшения в левом ухе, с интересом ждали продолжения. - Э-э…а че – «серьга»? По приколу, говорю, серьга… - как-то сковано и натянуто улыбнулся Флай, - Клевая вещь! Тебе идет, братан, ваще от души… Заметив, что Майя самодовольно ухмыльнулся, «борец за чистоту и конкретику казанских улиц» несколько расслабился. А зря… - Фи, какая грубая лесть… - сокрушенно покачал головой Марат. На пе-ревоспитание «ручного гопничка» он в свое время затратил немало сил, но исправить удалось далеко не все… произошедшие перемены оказались не столь уж и существенны. Гортхауэр взглянул на Марата с неприкрытым укором. - Злой ты, уйду я от тебя! – нахохлившись, сообщил он скалолазу. – Чело-век, может, от всего сердца комплимент сделал, ну да, от вас-то – он театральным жестом обвел Марата с Людмилой – хрен дождешься слова доброго. То под окном орете ни свет ни заря, то травите всякой дрянью разбавленной… Майя вынул из мочки свою серьгу: два сплетенных цветка лилии вдоль тонкого серебряного ободка. С любовью покачал ее на ладони, наблюдая, как блики играют на хитросплетении ювелирного узора. - Вот видите: хороший человек оценил цацку, а вы… - он досадливо махнул рукой, и его полный умиления взгляд обратился к подрывнику. – Да, Артурик? Ошеломленный Флай на всякий случай дважды энергично кивнул. - Во-от! – с прежним умилением протянул растроганный Майя. – Спасибо тебе на добром слове, родной мой! Мне для тебя ничего не жалко… Рука Гортхауэра с зажатой в пальцах серьгой молниеносно протянулась к уху Артура, и подрывник вскрикнул от резкой боли. - Еб твою… - Носи на здоровье, братан! – Черный Майя, радостно осклабившись, хлопнул парня по плечу. - Тебе…идет… - задыхаясь от смеха, выдавила Людка. - Ага. Честно-честно, идет! – успокоил Марат потерявшего дар речи Ар-тура, который судорожно ловил ртом воздух, держась за пылающую мочку, и едва нашел в себе силы пискнуть непривычно-тихое «от души!». Внезапно посерьезневший таирни как-то очень грустно поглядел на смею-щуюся Людку, но промолчал. А на следующий день около одиннадцати дня по местному времени за группой «Шторм» пришла вертушка. Времени на сборы и прощание было не так уж и мало; но что такое – три часа и неделя после Рагнарёка? Не наговорились, не наслушались… Вот бы остаться еще! Но что поделать: они летели сюда воевать, а теперь, когда бой окончен, их ждут в другом месте. Выполненное задание, как никогда прежде, вызывало чувство легкой утраты и разочарования. Может, когда-нибудь им вновь суждено встретиться с мудрым Валой, его единственной любовью и раздолбаем-таирни, но все знали – это буде совершенно другая история. Кому ведомо, сколько нитей в гобелене Вайрэ – ткачихи судеб? Провожать ребят вышли все обитатели заново отстроенного Красного замка. Пока Мелькор благодарил всех за помощь и желал всем найти в жизни свой Путь, Гортхауэр отвел Людку в сторону. - Къелла… Я вот подумал… - Майя отчаянно накручивал на палец прядь длинных черных волос. Всецело поглощенная скорым отбытием к месту на-значения прапор рассеянно кивнула, мол, «валяй, чего у тебя там?» - Помнишь желание Королевы Ирисов? – выпалил ее собеседник. – Ну, насчет крыльев? По лицу Гортхауэра явно читалось, что на самом деле он собирался сказать нечто совершенно иное, но по неизвестной причине передумал. Людка потерла лоб под банданой. - Помнить-то помню. Ты бы лучше сказал, как это сделать… - Ну, ты даешь, мать! – покачал головой таирни. – Кто у нас Вершитель, в конце-то концов? - То есть… Получается, я должна написать об этом…Так, что ли? Ответом ей была снисходительная улыбка Майя. Так улыбаются детям. - Незачем. Творец и творение связаны неразрывной нитью… - на миг лицо его отвердело, а в углах губ появились горькие складки. Сейчас он, как ни-когда, стал похож на своего Учителя. Отца… - Просто вспомни, как это было там, в ущелье во время… Последней Битвы. Ты смогла. Ты позвала своих друзей, и они услышали тебя… Помнишь? Ты представила себе их лица и очень сильно захотела, чтобы они остались живы и оказались рядом с тобой. Тут будет даже проще. Он все-таки Вала, для него чувствовать зов – естественная способность… Сможешь? - Я постараюсь. Очень – кивнула Людмила. - Вот и ладно – улыбнулся Тху, - Пошли к остальным, вам уже пора. Группа «Шторм» уходила на северо-запад. ______________