ДБР в Средиземье

Отбросив прочь автомат – глупую человеческую игрушку, Гортхауэр встал во весь рост, преграждая путь двум безлико-прекрасным фигурам в багряных плащах. Дерзко тряхнул головой. - Зачем вы пришли? – голос Майя звучал спокойно, но чёрные глаза сверкали – а, может, это всего лишь отражалась в зрачках сияющая сталь брони Близнецов? Прочь! – прозвучали в сознании два неживых бесполых голоса. – Нам нужен Отступник. Мы пришли за ним. Прочь с дороги, раб! Гортхауэр оскалился в своей обаятельно-наглой тинейджерской улыбочке. Сейчас он вновь напоминал прежнего себя: высокий тоненький парнишка-неформал в вытертых чёрных джинсах «Levi’s» и щегольской шелковой рубашке с стоячим воротником. - А ничё не треснет? – издевательски фыркнул он, кладя руку на эфес меча. – Ишь ты, чего захотели: Отступника им подавай! Я ведь тоже в каком-то смысле Отступник… Может, на худой конец, и я сгожусь? Близнецы замерли в замешательстве. Кто этот глупый фигляр? Один их людей этого мира – адептов Восставшего-в-Мощи? Наверное, Близнецы-Сотворенные Тулкаса испытали бы досадливо-презрительное раздражение, если бы в них была заложена способность испытывать хоть какие бы то ни было эмоции. Махтар шагнул вперед, занося меч для удара. Ты умрешь, глупец… Но странный оппонент отступил на шаг, неуловимо меняясь в лице. Миг – и исчезла драная рубашка и джинсы с «Harley-Davidson»’овским ремнем. За спиной плеснул плащ цвета ночи, кольчуга вороненой стали облегала тело. С легким шорохом вышел из ножен черный клинок… Сталь ударила о сталь, и Махтар узнал, наконец, своего противника. Двое против одного. Кто-то в каком-то из миров однажды сказал, что это нечестно. Странное высказывание. При чем тут честность, если твоя единственная надежда на победу в поединке – это уравнять силы соперника? Что гордости в победе над слабым? – равновесие – и есть тот самый единственный и непреложный закон честного боя. Гортхауэр с чистой совестью мог бы назвать себя счастливчиком: расклад «два-один» был куда лучше, чем «четырнадцать-четыре» у прапора и ее друзей. И уж во всяком случае, несомненно лучше, чем «девять-один»…Но об этом Майя предпочитал пока не думать. Черный клинок плёл вокруг Гортхауэра стремительное кружево песни рассеченного воздуха. Махтар и Меассэ отступили на шаг, теснимые его мастерством. Привыкшие к мощным прямым ударам, брат и сестра не могли понять причудливого стального танца, ибо он был слишком прекрасен для того, чтобы быть похожим на бой. Казалось, Чёрный Майя с летящей легкостью искусного каллиграфа выводит в воздухе неведомые письмена, неуловимыми движениями отводя прочь клинки Близнецов, точно досадную помеху, могущую испортить совершенство узора. Гортхауэр не сразу заметил Их. В багровом просвете угольно-черного неба проступили девять огромных фигур. Девять… Они шли стеной, и под их поступью содрогалась земля. Ломающая волю тяжесть навалилась со всех сторон, дрогнула рука – меч показался вдруг неудобным и громоздким. И в ту же секунду светлое лезвие наискосок полоснуло по груди. Кольчуга выдержала, но Махтар и Меассэ, будто обретя вдруг удвоенную силу, начали теснить стремительно слабеющего Майя. Все, что теперь оставалось Гортхауэру – это с огромным трудом отражать бешеный град ударов. Движения близнецов сделались нечетко-размытыми, и он с обреченностью понял, что не успевает. А девять фигур в ослепительном сиянии все приближались, и уже можно было разглядеть их лица: совершенные, бесстрастные, мёртво-спокойные. Рука, сжимающая эфес, онемела, налилась свинцом. Выдержать… Гортхауэру казалось, что от напряжения на лбу вместо пота выступает кровь. Но движение Великих замедлилось, точно они натолкнулись на невидимую преграду. Перед внутренним взором встало лицо Учителя: клин ярости между потоков седых волос…Искалеченные руки Мелькора точно с силой упирались в прозрачную стену. Побелели костяшки пальцев, искривлен мучительной гримасой рот, алые капли проступают в застарелых шрамах на щеках и ладонях. Всей отмеренной ему мощью Изначальный сдерживал сейчас пришельцев, и Сила теснила Силу. Гортхауэр ушел из-под удара Меассэ и обрушил меч на Махтара. Майя принял удар на свой сияющий клинок, но сила была настолько велика, что на светлом лезвии появилась щербина. Полыхнуло новое видение, и Чёрный Майя не сдержал крика ужаса: на обломке треснувшей скалы, невесть каким чудом уцелевшей посреди бушующего хаоса встающей на дыбы стихии, скорчились четыре силуэта. Пальцы, намертво вцепившиеся в едва различимые трещинки камней, обморочная чернота зрачков, грохот землетрясения, поглотивший голоса. Они…Они не должны погибнуть! Он не допустит этого… В международной сейсмографической шкале Рихтера – всего двенадцать баллов. Верхний предел – цифра «12» - сулит небывалые разрушения: дрожат горы, меняются русла рек, гранит и базальт крошатся точно сладкое печенье. В своей жизни Марат дважды оказывался невольным свидетелем землетрясений, оба раза – в туристических походах. Он видел, как встает на дыбы земля, и горы содрогаются от глухих подземных раскатов. Однажды он даже чуть не провалился в огромную трещину - спасибо, друг вытащил. Но тому, что творилось сейчас, скалолаз просто не находил названия. Горы трескались вдоль, от вершины до основания уходили под землю. Неведомая сила выдирала с корнем вековые кедры, и они, пылая, катились по склону. Слышался неумолкающий рев лавин. Парень не мог удержаться на ногах, земля уходила прочь. Утес дрожал, подобно тому, как дрожит от звука человеческих шагов выстроенный на столе карточный домик. Отшвырнув за спину бесполезный АКМС, Марат впился пальцами в углубления не гранитной шкуре утеса. В училище Людка неоднократно слышала от преподавателя по тактике о последствиях ядерного удара потенциального противника. Девушка помнила изображения на плакатах и зарисованные в тетради таблицы: какие именно разрушения происходят на каждом из упомянутых радиусов, проведенных из точки эпицентра. Будущий офицер приблизительно могла представить себе мощь подобного оружия, и всегда посмеивалась над теми мерами предосторожности, которые, якобы, позволят выжить и продолжить войну: да разве спасет «форма капли» или «обратной капли», когда за три километра от взрыва вспыхывают деревья и дома, а радиация еще много лет спустя будет продолжать убивать все живое в округе? Но подобных разрушений она себе не представляла даже тогда. Девушка еле успела отскочить назад: край утеса с уханьем рухнул вниз, дробясь в полете на десятки кусков. Вновь дрогнули скалы, и Людмила, нелепо взмахнув руками, упала на спину. Позади Артур безуспешно пытался поймать съезжающий со склона «Fly-K». Пятикилограммовая дура, подпрыгивая лягушкой, докатилась о края расселины и провалилась туда. Перегнувшись через край трещины, Артур сделал последнюю по-пытку спасти миномет, но пальцы схватили пустоту, потерявший равновесие подрывник едва не последовал вслед за своим тезкой – в последний момент длинная рука Димона ухватила его за ремень, резко дернув назад. Мир сошел с ума, он рушился, бился в конвульсиях, готовый в своей чудовищной агонии уничтожить жалкую горстку двуногих созданий на одинокой вершине скалы. - Бля –я! – раздался голос Артура, ставший вдруг совсем детским. – Шайтан-трубу проебал! Ма-арыч, да что же это за ху*ня творится? – подрывник был готов заплакать от отчаяния. А Марат, не отрываясь, смотрел на пылающий алый горизонт, и его свет казался хирургу кровью раненых искалеченных гор. - Рагнарёк… - шепнули потрескавшиеся губы Марата. - Армагеддон – глухо отозвалась Людка, с трудом поднимаясь на одно колено. - Конец света, что ли? – полуутвердительно-полувопросительно подал голос Димон, покосившись на Марата. - Дагор Дагоррат! – материализовавшийся Гортхауэр неведомо откуда шагнул к ним. Было видно, что Майя измучен донельзя… - Надо…уходить… - он облизнул пересохшие губы, но обернулся и застыл, увидев Учителя. - Тано… - Все хорошо, таирни. Я с тобой. Я с каждым из вас… - Мелькор говорил тихо и глухо, слова давались с трудом. – Я еще держу Их… Я сделаю все возможное, но… Битва проиграна… Уже проиграна. Я… не хочу гибели мира, который принял меня. Вашего мира…И поэтому я… Уходите… - Нет! – отчаянно воскликнул Гортхауэр, уже предугадав страшный конец фразы. – Я не могу вновь потерять тебя! - Я…постараюсь продержаться… – лицо Изначального исказила гримаса боли. – Но готовьтесь к худшему. Я не всесилен, и помощи ждать неоткуда… Пейзаж вновь неуловимо изменился. Перед взором измученных людей возникло бескрайнее каменистое плато. …Девять фигур, облаченных в свет, наступали со стороны кровавого заката, и навстречу им простирала руки одна, тёмная, застывшая в безнадежно-отвергающем жесте выставленных вперед ладоней… А посередине, на границе тьмы и мертво-слепящего света сошлись в яростном поединке три стальных смерча – двое и один. Ребята приблизительно чувствовали, что находятся где-то Между, вне границ этой последней битвы, но в то же время совсем рядом мелькала черная сталь Гортхауэровского меча, скрежеща о светлые клинки Махтара и Меассэ. Они видели прекрасные равнодушные лица Близнецов и различали вдалеке наступающее Войско Валар. Шаг…и еще шаг… все слабее щит Силы, возведенный Отступником. Сведенные судорогой пальцы Мелькора точно скользят вниз по невидимой стене, медленно опускаются руки в широких черных рукавах…Поступь Светлого Воинства сотрясает землю, уродливо-изломанными змеями по ней бегут пышущие подземным огнем трещины…лава, кровь Земли. И никто не заметил новое действующее лицо. Крохотная девичья фигурка, распятая в перекрестии багрового и ослепительно-белого… Почти ребенок, светло-пепельные косы разлетелись от рез-кого движения. Тонкие руки разведены в стороны, просвечивают хрупкие запястья. - Остановитесь! Прошу вас… - звонкий, полный отчаянной мольбы девичий голосок серебристым колокольчиком расколол грохот и лязг Битвы Битв, перекрыл смертельное буйство стихии, отдаваясь в мозгу нежностью и бесконечной болью. Чёрный Вала замер, пораженный слабой, безнадежной догадкой. Широко распахнутые глаза из-под седой челки смотрели и не видели - только этот голос… этот жест, попытка встать меж двумя Силами, остановить бой… Губы Изначального шевельнулись, силясь и страшась произнести всего одно слово – имя…Терпкая горечь в оправе серебра… - Стоять! – громыхнул над долиной командирский альт Макароны. Забыв о страхе и уходящей из-под ног земле, прапор рванулась к девочке. - Назад, дура! Убьют! – прыжок Людки оказался куда короче, чем требовалось, земля ударила в колени. Морщась от боли, она увидела, как Махтар развернулся и занес пылающий нестерпимым багрянцем меч над тонкой девичьей шеей. Взметнулся черный плащ Гортхауэра; сильным ударом Майя выбил оружие из рук Меассэ, и неуловимо быстрым движением оказался перед Махтаром, приняв на себя всю мощь атаки, успев лишь одно: оказаться между Сотворенным Тулкаса и девушкой. - Тху!!! – испуганно воскликнула Людка, поднимаясь с колен. Еще прыжок – и прапорщик попросту сбила девочку с ног, закрывая своим телом. Растерянно следила, как покачнулся Черный Майя, зажимая рукой длинный косой разрез в кольчуге. Пальцы окрасились алым, на губах выступила кровь. - Тху…нет! Острие черного меча уперлось в землю, раненый таирни тяжело опирался на него, точно на посох. Прапорщик кинулась было на помощь, но в тот момент, когда она выдернула из нарукавной перевязи армейский штык-нож, чудовищная волна силы отшвырнула ее прочь, будто соломенную куклу. Распростертая на земле, она услышала тихий голос Гортхауэра: - Спаси…ее. Я…встану… Он так и не обернулся, а в следующий момент, превозмогая боль, поднял меч для удара. Коротко ругнувшись, Людка подхватила девочку и рванула прочь, за границу спасительного мрака. И тут Изначальный поднял голову. Взлетели сияющим ореолом белоснежные волосы. Ярость затопила взгляд. Распрямилась ссутуленная немыслимой тяжестью спина. Плеснул черным ветром широкий рукав, и в обожжен-ной искалеченной руке возник клинок сгустившейся непроглядной тьмы. Вала-Отступник принял вызов. Обрученный-с-Артой, до последнего мига он пассивно сдерживал Силу пришельцев, не решаясь пожертвовать жизнью чужого ему мира во имя победы. Сдерживал, когда рвались снаряды и пули свистели над головами его учеников: Къеллы и Алхора. Сдерживал, когда его таирни один сражался против Близнецов – Воинов Света. Сдерживал, когда рушились горы, и стонала от ран земля. Но за жизнь той, что разделила с ним боль и путь в надмирную Пустоту, Мелькор был готов драться насмерть. Меч-Отмщение взлетел к слепым небесам, по земле пробежала глубокая трещина. Поток пылающей лавы хлынул в долину, Отступник сделал шаг навстречу врагам. Мощь схлестнулась с Мощью. Исчезло все, вихрь отпущенной на волю Силы захлестнул мир. Море лавы, слепя жаром, окружило каменный островок, на котором сгрудились пятеро людей: трое мужчин и две женщины. Ядовито-горький пепел забивался в легкие, выжигая воздух. И тогда произошло то, что должно было произойти. Не сговариваясь, ребята просто почувствовали единственный выход, последний луч надежды во мраке грядущего небытия. Уверенно поднялась с земли Людмила, странно улыбаясь и отряхивая от пыли брюки. Выпрямился Дима, молча глядя в черное небо. Беззвучно опустился на колени Артур. Каменным изваянием застыл, склонив голову, Марат. - Живый в помощи Вышнего, в крове Бога небесного водворится…- торжественно зазвенел в тишине надтреснутый альт, и, вторя, откликнулся ему негромкий глуховатый тенор: - Отче наш, иже еси на небесех… Нерешительно вклинился совсем недавно окрепший юношеский голос: - Аллах акбар… Лоб Артура почтительно коснулся земли. Широко и размашисто перекрестился Дмитрий. Сложенная в щепоть рука Людмилы, медленно повторила крестное знамение. Кого и как призывал в эту минуту Марат, было неизвестно: лицо опущено вниз, лишь беззвучно шевелятся потрескавшиеся губы. Но все четверо уцелевших в Последней Битве взывали сейчас к той единственной Силе, способной удержать над бездной мир. Их мир. …Да не убоишися от страха нощнаго, от стрелы, летящия во дни… …Агузбэллэх имэни шайтан рэджим… …И не введи нас во искушение, но избави… Старославянские слова мешались с арабскими, мудрость веков и вера бессчетных поколений предков сквозила в них. Сплетаясь в единый тугой клубок, молитва рванулась ввысь, стрелой из-под сердца прянула в черные небеса, пронзая их. Туда, в заоблачные надмирные выси, к Престолу Творца. В бесконечные дали, неподвластные человеческому сознанию. К Тому, в кого так по-разному веруют люди всей Земли… …Падет от страны твоей тысяща и тма одесную тебе, к тебе же не приближися… …Бисмиллах Ир-рахман Ир-рэхим… …К Тому, кто един для всех народов и кому ведомы все людские наречия и обряды. К Тому, кто помнит о каждом из нас, в бесконечной своей милости даруя помощь праведникам и грешникам, верующим и атеистам, веселым, бедным, влюбленным или впавшим в уныние. И глядя, как медленно начинает светлеть тьма, застилающая небо, как тает мрак, словно туча в теплых лучах Солнца, ребята поняли: молитва нашла адресата. Их зов был услышан. Поток золотистого света хлынул из разорванных туч. Он рос, ширился, наливался теплом, гоня прочь останки тупой обреченной безнадежности, сковывающей сердца. А измученные люди улыбались, запрокидывая голову, и не в силах сдержать слез счастья, тянулись к живительному золотому сиянию. Так новорожденный тянется к большому, ласковому и теплому существу, еще не зная, что это – его мать. Потухла лава, прекратилось землетрясение. Зарастали изломы и трещины, боле не рушились горы , и сквозь расступающуюся черноту забрезжил ярко-голубой лоскуток…Небо… А там, где прежде пролегала граница света и тьмы, земля лопнула, перечеркнутая новой трещиной – поперек, отделяя противников друг от друга. Края разлома стремительно расходились в стороны, точно ветхое полотно по шву. Рубеж… По одну сторону – источающее мертвый нездешний Свет Воинство Валар, по другую – Мелькор, поддерживающий под руки обвисшее тело раненого Ученика. Удар сердца…миг растянулся в вечность, время замерло, прервав свой безумный бег, и в вышине прозвучал ровный нечеловечески звучный голос, голос вне пола и возраста, произнесший одну-единственную фразу: -ЧУЖИЕ. ВОН ИЗ МИРА! Багровое свечение на противоположном берегу достигло небывалой силы, затопив красным фигуры Валар и двух Майя, точно какой-то портал из иного измерения, расширяясь, затягивал в себя все то, что было здесь лишним. Черные тучи стремительно уползали на запад, словно и впрямь всасываясь в алеющее нечто, точно в гигантских размеров пылесос. А потом портал сжался в узкую щель, померцал немного и исчез совсем. Ребята стояли как завороженные. Застыл свечкой долговязый Димон. Артурик помог подняться спасенной девушке. Молча стояли Людка и Марыч, положив друг другу руки на плечо. И дрожало на губах невысказанное «Спасибо. И слава тебе, Господи!» И лишь пепельноволосая девушка сквозь слезы смотрела туда, где в столбе золотистого льющегося с небес света стояли двое в черных одеждах. И оба они смотрели ввысь, туда, где рождался этот луч, и видели то, что никогда не узреть человеку. «Жив…» - с облегчением вздохнула Людка, глядя на твердо стоящего на ногах таирни. «Надо же… Они оба по-прежнему здесь» - удивился Марат. Но никто их них не произнес ни слова: слишком великая тайна была сокрыта в этих мгновениях, и не существовало в мире звука, что не потревожил бы ее. Сколько времени продолжалась эта беззвучная беседа – кто знает? Год…вечность…долю секунды? На этот вопрос способен ответить лишь тот, кому приходилось беседовать с Богом. Но вот один из облаченных в черное отступил на шаг назад, а второй почтительно склонил седую голову. Золотое свечение исчезло, над горами вновь простиралось бездонно-чистое небо, а на том месте, откуда прежде исходил луч, теперь ярко сияло солнце. Первой нарушила молчание девушка в бледно-зеленом платье. С криком «Тано!» она бросилась навстречу Изначальному и его Сотворенному. Она бежала, раскинув руки-крылья, и все ее существо было исполнено такой радостью, что бойцы группы «Шторм», переглянулись и рванули вослед. Им навстречу уже бежал Гортхауэр. С восторженным ревом, ребята повисли на нем все без исключения, но тот лишь развел длинные руки и сгреб друзей в охапку. Таирни улыбался до ушей, на сыплющиеся со всех сторон расспросы пока не отвечал, но было видно, что он спокоен и совершенно счастлив. Откуда ни возьмись, на нем вновь оказалась шелковая рубашка, порванная на спине и донельзя грязные джинсы, зато «Harley Davidson»’овский ремень сиял, как новенький, всеми своими бесконечными заклепками. Треща как сороки весной, молодежь направилась по дороге, ведущей к Красному замку. И лишь только Марат, по старой привычке обернувшись, увидел двоих, чье кольцо сомкнутых рук надежно хранило от чужих глаз тайну. Одну на двоих.