ДБР в Средиземье

Что же дальше? Не всякую историю красит недосказанность. По прибытии группа «Шторм» сухо и кратко отчиталась об успешно выполненном задании. Находящийся под впечатлением Флай увлеченно настрочил страниц десять, в результате чего рапорт весьма напоминал боевик в жанре техномагии. Подошедший Марат отобрал у подрывника его сочинение и, ознакомившись с содержанием, безжалостной рукою вычеркнул две трети. Окончательный вариант содержал в себе подробное описание вооружения и бронетехники противника, план боя и несколько фотографий, по которым впоследствии удалось опознать десять человек, находившихся в федеральном розыске. Черняев торжественно подписал приказ о расформировании разведывательно-диверсионного подразделения «Шторм», а его бывшие члены, получив на руки документы и честно заработанные деньги, благополучно отбыли к местам постоянного проживания. Дмитрий Волков вернулся в родной Новосибирск и, наконец, осуществил свою давнюю мечту: поступил в Новосибирский Государственный Технический Университет на радиофак. В процессе обучения имел три строгих вы-говора за злостное непосещение занятий военной кафедры. Марат Булатов вместе с Людкой добрался до родного Мурманска, буквально в дверях перехватив почтальона с «похоронкой» на собственное имя. Скалолаз невозмутимо расписался в получении, после чего невозмутимо сжег зеленую нелепицу на зажигалке. Так как родители уже года три как перебрались на историческую родину – в Казань, Марат и Людка, завернув по дороге в Кронштадт, сошли на перрон в «Третьепрестольной». Марат удачно устроился в МЧС (вот где волчий нюх пригодился!), имея в процессе работы небольшие проблемы в отношениях со служебными собаками (все по тем же известным причинам). Поселился вместе с Людкой в новенькой двухкомнатной «ленинградке» с видом на райвоенкомат. Артур Мухаметджанов при участии денежных средств фронтовых друзей, откупил часть территории одного из загнивающих оборонных предприятий города и начал производство фейерверков и петард. Его продукция обладала отменным качеством, и бизнес резко пошел в гору. На одном из празднеств, посвященных Дню Города двадцать из пятидесяти залпов салюта были произведены пиротехникой Артуровской фирмы. Людмила Макаренко, наконец-то получив вожделенную третью звезду старлея, на радостях потащилась за Маратом в Заполярье, где ее поджидал еще один сюрприз: в четырехкомнатной квартире Булатовых проживали двое старших братьев Марыча, один с супругой. В мадам Булатовой Людка с радостным визгом опознала Ленку-Петлю – старинную знакомую (и, надо думать, собутыльницу) с московского аэродрома. По приезде в Казань Людмила наотрез отказалась от предложения уйти в отставку, и, хотя, служба в боевых частях ей отныне была заказана, она все же нашла свое место в жизни, устроившись инструктором стрелковой подготовки в одно из военных училищ города, посвятив себя воспитанию мальчиков: сорока чужих и двух собственных. Непутевый Майя Гортхауэр, после окончания войны перебравшийся с «предками» во Владикавказ, неожиданно почувствовал в себе непреодолимую тягу к учению. Первоначально его целью было отделение скульптуры Академии искусств, но, проучившись в вышеупомянутом учебном заведении год, и лично разорвав повестку из военкомата, Артем Несветлый (как он нынче именовался в паспорте) подал документы в Строительный Институт, где имелась военная кафедра, занятия на которой бедняга-пацифист ненавидел до глубины своей широкой Майярской души. Поселился он в общежитии (мотив был ясен как пень – парень просто не хотел появляться дома, где и без него не тесно). По-прежнему продолжал ездить на тематические ролевые игры. Избавившись от проблем с армией, таирни по окончании института тихо-мирной продолжил прерванное обучение в «художке», в погоне за выразительными образами и монументальной натурой снюхавшись с тусовкой байкеров. Вот вроде бы и все. Хотя, нет… Прошу прощения… ___________ Уши закладывало немилосердно, мерный вой винта навевал сон. Правда, не на всех: лишь наиболее психически устойчивые могли бы похвастаться ощущением полного покоя во чреве Ан-2 на высоте тысячи метров над землей. Вполразворота, плечом к плечу, вдоль обоих бортов - молодые девятнадцати-летние ребята. На лицах – тревожное, радостно-волнительное ожидание. Объемистый, туго утянутый тючок запаски мешает привычно сложить руки на коленях. Кто сказал, что люди не летают как птицы? Островский? Старший лейтенант Макаренко едва заметно улыбнулась: она представляла себе, что чувствуют сейчас ее птенцы, и точно знала – классик был неправ. Еще раз осмотрела каждого: хорошо ли надет парашют, на месте ли все пряжки и карабины. Десять пар встревоженно блестящих глаз сверлили ее немигающим взглядом: «да-а, тебе-то хорошо-о!» Ага, хорошо. Это вы точно заметили, орлы. Это только в первый раз страшно…ну, может, во второй - тоже слегка, зато потом – хуже наркоты… Не отпустит высота, подарит вечную тоску по разорванной ветрами синеве, отнимет покой. И каждый, кто бывал здесь, пусть не сразу, не через день или год, а просто – однажды – вдруг ощутит эту тоску, и, прыгнув в первую попавшуюся электричку, рванет в сторону ближайшего аэродрома. Потому что иначе никак… Уж такая у нас, у крылатых судьба! - Что делать, все помнят? Готовы? – сурово осведомилась она, но тут же, не удержавшись, улыбнулась и весело крикнула, перекрывая вой двигателей: - Ничего не боимся, все просто, товарищи пассажиры. На выход проходим, не толпясь, в порядке живой очереди, билеты и проездные документы предъявляем в развернутом виде… Кто-то заржал: нервы… Но тут раздался резкий звук сирены и под по-толком пассажирского отсека замигала желтая лампочка. Оп-па! Шутки в сторону…Правый ряд поднялся и замер в стандартной позе: лицом к выходу, руки на правом плече. Сирена рявкнула вторично. Красная. Распахнулась тяжелая створка люка. - Первый! Готов? Пошел! Хлопок по плечу, и долговязый парнишка, чем-то похожий на Димона, зажмурив глаза и старательно пригнув голову, храбро шагнул в пустоту. Его место тотчас же занял следующий. - Второй! Пошел! Крепко сбитый круглолицый юноша, сияя всеми своими веснушками, сильно оттолкнувшись левой, прыгнул вперед. Хорошо вышел, под сорок пять к корпусу…Молоток, на земле похвалю. - Третий….Четвертый Второго круга не было. По звуку сирены левый ряд поднялся и покинул салон. Старший лейтенант Макаренко осталась одна. Легкая грусть защемила сердце: это ее последний полет. Ну почему в Казани нет воздушно-десантных подразделений! А, может, стоило уйти в отставку, устроиться инструктором по прыжкам на какой-нибудь аэродромишко? Нет, не поможет…для этого нужно иметь спортивный разряд, а для нее это никогда не было спортом. Как же она сможет жить без этого чистого неба, без тугого гудения строп, уходящих ввысь, без своей белокрылой юности? Может, и не стоит сейчас, а? Людмила скосила глаз на красную скобу «кольца». Зачем? ведь можно же просто захлопнуть дверь, и вернуться на землю в самолете…хотя приземление на Ан-2 еще хуже, чем взлет. Она сделала шаг назад. Да, все правильно…Всему свое время. Однажды приходит время забывать, отрекаться от себя или других… Ей будет даже проще: жизнь и так разделена войной на две части, так пусть же последний прыжок остается в том далеком времени, где слово «растяжка» означало рекламный транспарант или физкультурное упражнение…безо всяких третьих, четвертых и шестнадцатых толкований. Забыть… Но нет! Она должна сделать это! Пусть все знают, что Людмила Макаренко держит слово…всегда. Она обещала. Рывком распахнув полузакрытую дверцу самолета, Макарона шагнула к люку. Ветер рвал воздух в клочья, не давая вдохнуть. Там, внизу, белея на фоне черно-зеленых квадратов полей, плыли облачка белых шелковых медуз, унося на себе ее мальчишек. Ее птенцов. Как же счастлив познавший ощущение полета: раскинувший руки между небом и землей, соприкоснувшийся с нестерпимо-лазурным покоем мироздания – ладонь-к-ладони… Она улыбнулась, представив себе лицо седого человека в черных одеждах, чьи неуловимо меняющие цвет глаза смотрели в упор, в самое сердце. Взгляд этот ощущался почти физически, и в нем сквозила такая смесь обреченности, надежды и восторга, что последние сомнения испарились как вода с раскаленной сковородки. И, привычно оттолкнувшись, она сделала последний шаг. Шаг в объятия бездонного неба.