Стальное сердце

      — Мэлл. Мэ-э-э-элл. Ты слышишь? Давай просыпайся. — Альма всё никак не могла разбудить племянницу. Она стояла над кроватью Мэллори уже несколько минут, тряся её за плечо, но та только мычала в ответ что-то непонятное.       — М-м-м… Альма, уйди. Я сплю. — Мэлл откинула руку тёти со своего плеча и, потянув на себя одеяло, накрылась с головой.       — Ну уж нет, вставай! Мэлл, ну ты же проспишь сейчас! — Альма попыталась стянуть с девушки одеяло, но та ухватилась за него, не желая отдавать.       — Я никуда не собираюсь идти. Выйди. — слышался сонный голос из-под одеяла.       — Мэлл, ты уже три дня не появлялась в школе. Пойми, терпение учителей скоро лопнет и они перестанут понимающе к тебе относиться.       Мэллори немного раскрылась, из-под одеяла показалось сонное лицо и копна чёрных волос. Альма села на краешек кровати и улыбнувшись, посмотрела на племянницу.       — Как же ты на своего отца похожа… — протянула она.       — Я знаю, — резкий тон девушки дал понять, что она окончательно проснулась. — Хватит об этом. В школу я не пойду. И мне плевать, как ко мне будут относиться учителя. Признаться, мне уже надоели их поблажки. Не хочу, чтобы меня жалели. — Мэлл отвернулась от Альмы, повернув голову к стене.       — Если тебе плевать на то, как к тебе относятся окружающие, то почему ты не можешь вернуться в школу?       — Я же говорю: ненавижу, когда меня жалеют. Мол, бедная сиротка, у неё такое горе, — девушка изобразила писклявый голосок и скорчила при этом рожицу, изображая сочувствие.       — Кто захочет жалеть такую вредину? — тётя широко улыбнулась и щёлкнула Мэллори по носу, пытаясь хоть как-то её развеселить. Однако, ни смеха, ни даже улыбки в ответ она так и не дождалась.       — Я никуда не пойду. Точка. — девушка повернулась на бок и накрыла голову подушкой, давая понять Альме, что больше не желает продолжать разговор.       Чуть более трёх месяцев назад, 5 июня, случилось то, что перевернуло жизнь юной Мэллори. Её родители по приглашению старых друзей уехали за город, прихватив с собой свою младшую дочь — пятилетнюю Кэти. Родители долго уговаривали Мэлл поехать с ними, но та наотрез отказывалась, потому что терпеть не могла эту семейку Петтерсонов, а если говорить совсем откровенно, их сына Кена. Мальчик был ровесником Мэлл, но выглядел гораздо младше своих лет. Он был не очень высокого роста, щупловат, со странной причёской «боб» и носил большие круглые очки. Довольно странная внешность для сына военного. И вроде бы всё ничего, славный парнишка, но он был так влюблён в Мэлл, что стоило им только увидеться, он таял на глазах и расплывался, как кусок масла на горячей сковороде. Он постоянно признавался девушке в любви и не отходил от неё ни на шаг, то и дело восхищаясь и обожествляя её. Может, оно и здорово, когда тебя так любят, но для Мэллори это таковым не казалось. Она вообще далека была от романтики. Хотя имела она кучу поклонников, Мэлл ловко «отшивала» одного за другим. А этот… На него ничего не действовало. Как бы девушка грубо себя не вела, как бы сухо с ним не общалась, он продолжал её обожать. Лип, как муха, одним словом.       Родителям так и не удалось уговорить старшую дочь. Мэлл осталась дома. В 8 часов вечера раздался телефонный звонок. Это был глава семейства Петтерсонов. Он поинтересовался, как скоро они планируют выезжать. «Но родители и Кэти уже давно выехали, ещё утром» — удивлённо ответила девушка, тогда ещё не подозревая о страшной трагедии. Родители Мэлл выехали из дома в 10 часов утра. Ехать до Петтерсонов часа 2, не более. «Что-то случилось», — сразу почувствовала Мэллори и принялась звонить родителям. И у отца, и у матери телефоны были выключены.       Спустя час раздался второй телефонный звонок. Из полиции. Они сообщали, что неподалёку от выезда из города была найдена разбитая машина её родителей. Не сработали тормоза, машина влетела в столб, произошло возгорание, взрыв… Девушка плохо помнит все подробности, слова шерифа доносились будто издалека, всё плыло перед глазами как в тумане. Но Мэллори отлично помнила последнюю фразу: «Никого в живых не осталось». Она до сих пор иногда звучит эхом у неё в голове. «Никого в живых не осталось. Никого в живых не осталось. Никого…».       После похорон Мэлл переехала из Штатов во Францию к своей тёте, младшей сестре её погибшей матери — Альме Фрэнс. Смерть самых близких людей подкосила девушку. Она перестала выходить из дому, перестала с кем-либо общаться. Мэлл часами сидела в своей комнате, смотря в одну точку. Даже плакать она не могла. Случившаяся авария словно лишила девушку всех человеческих чувств. Она часто думала, что было бы, согласившись она тогда поехать с родителями. Она бы тоже умерла? Да… Но зато она была бы со своими родными. Где-то там, в неизвестном ей мире, но с ними. А сейчас она одна.       Прошло долгих три месяца, прежде чем Мэллори хоть как-то пришла в себя. Однако, она стала другой: грубой, холодной, бесчувственной. Альма уверяла девушку, что новая школа и новые знакомства помогут ей забыть весь случившийся ужас. Но как? Как можно забыть? Как можно забыть мать, когда ещё совсем недавно вы вместе готовили праздничный пирог? Как можно забыть отца, когда кажется, будто вчера, вы спорили о том, кто будет мыть посуду? Как можно забыть сестру? Свою маленькую копию, которой по утрам заплетала косички? Никак. Это навечно останется в памяти. И даже время не сможет вылечить. Ничто не сможет.       Мэлл попыталась уснуть. Но не смогла. Опять начинали терзать воспоминания. Хоть бы можно было поплакать… Говорят, становится легче, когда поплачешь. Но ни одна слезинка не появлялась в глазах. Размышления девушки прервал звонок мобильного телефона. Сначала, она не хотела снимать трубку, но потом вспомнила, что месяц назад поменяла номер, и никто из старых знакомых его не знал. Стало любопытно. Девушка вытянула руку, чтобы дотянуться до телефона, лежавшего на прикроватной тумбочке. Номер незнакомый. Она сняла:       — Алло.       — Мэллори? — в трубке послышался мужской голос.       — Кто это?       — Это Натаниэль…       Нависло молчание, но Мэлл почему-то не стала класть трубку.       — Мэлл, — снова начал парень, — я хочу попросить прощения за тот случай. Это действительно не моё дело, я сожалею, что так поступил.       — Это всё? — голос девушки как всегда прозвучал сухо и безразлично.       — Не совсем. Я хотел поинтересоваться, всё ли с тобой в порядке? Ты не появляешься в школе. Ты заболела? — обеспокоенно спросил молодой человек.       — Нет. Просто не хочу приходить.       — Если ты думаешь, что я кому-то рассказал, ты ошибаешься. Я никому не расскажу. Это твоя тайна. И я не посмею её раскрыть остальным, — сейчас голос Натаниэля прозвучал твёрдо и уверенно. Сама не зная почему, Мэлл ему поверила.       — Ещё что-то?       — Мэлл, прости пожалуйста. И возвращайся в школу, — на этих словах звонок прервался, в трубке послышались короткие гудки.       «Надо же, а он опять залез в моё досье. Только оттуда он мог узнать мой номер», — подумала Мэллори, но опять злиться на Ната не стала.       — Дорогая, тебе кто-то звонил? — крикнула из другой комнаты Альма.       — Нет, тебе послышалось.       В дверях показалась фигура тёти. В розовом махровом халатике, с бигуди в волосах и с маской на лице из белой глины она напоминала сейчас поросёнка. Альма ехидно улыбнулась:       — Это был мальчик?       — Альма, прекрати. Это просто наш староста, он хотел узнать, почему меня нету в школе, — отмазалась Мэлл.       — И всё? — недоверчиво произнесла тётя.       — Всё. Ой, Альма, мне кажется, ты передержала маску, нет? — Мэллори всегда знала, как отклеиться от временами надоедливой тётки.       — Правда? Ох чёрт, точно! — Альма выбежала из комнаты и понеслась в ванну.       Мэлл выдохнула. Альма права. Нужно идти в школу. Пусть там всё дико раздражает, но ведь это продлится всего год. Потерпеть какой-то жалкий год. И ребёнок справится. Девушка посмотрела на часы. Два урока уже прошло, сейчас должен начаться третий. Впрочем, в школу лучше пойти завтра. К третьему уроку уже не успеть, а идти на последние два бессмысленно. Мэлл сладко подтянулась, и потеплее укрывшись одеялом, погрузилась в сон.