«…Мать его была одной из чистейших и непорочных девушек, а в самой душе её не было место ни злу, ни зависти, ни порокам. Как и водится, именно её захотели получить тёмные силы. Много лет не могли злые силы заполучить девушку, ибо не было в ней ни скверны, ни червоточины, но однажды все преграды рухнули. У девушки этой была сестра — полная ей противоположность, и как-то раз пришла она к сестре своей младшей и от помутнения винами принялась она попирать все законы, ругая сестру за честность, называя её отвратительно грязными словами, нарушая покой её и разрушая уют дома её. Не выдержала девушка этого, и, всего на миг, зародилась в ней злоба. Но тёмные силы ждали именно этого, и тем слаще была их победа над девушкой — они оставили плод свой в чреве её. И взмолилась дева, чтобы забрали святые плод её зла и ненависти, но небо не смилостивилось, не услышало ее просьб. Отчаялась дева и обратилась к своему духовнику Блезу, чтобы помог ей тот, чтобы избавил её от ребенка, от исчадия, однако Блез отказался выполнить эту мольбу. И сказал он тогда, что не виновен плод, даже плод тёмных сил не заслуживает смерти — он предложил покрестить младенца по рождении, чтобы не успели демоны овладеть душой его. Слабым и недоношенным родился ребенок, и тайно возрадовалась мать, что погибнет он от слабости своей, ибо не любила его и боялась его она. Как и было положено, Блез окрестил младенца и дал имя ему — Мерлин, и тут же порозовел мальчик: покинули его злые силы, но оставили дары свои — провидение, знание и магию…»
От чего-то Том закрыл книгу, не дочитав до конца. Что-то больно щeмило в его сердце: обида и желание мести. И он не понимал почему: это всего лишь история человека, который давно перестал существовать, как и его мать, как и Блез. Мстить было некому, обижаться не на кого. Но впервые злость так сильно сверлила его изнутри. Том раньше думал, что сильнее обиды и злости на Уолетта, забравшего у него его Лиз, в его жизни никогда ничего не будет, но он ошибался. И что заставило чувствовать его что-то столь сильное? Обычная книга из школьной библиотеки. Малкольм уже не сопел на соседней кровати, а часы на тумбе показывали полдень. Прошло уже несколько часов, а он даже не замечал течения времени. И тут ему ударило в голову: — Альфард давно должен был вернуться с астрономии — как минимум пару часов назад. Том вышел из спальни в гостиную, а оттуда в коридор с лестницами, он спустился на первый этаж и уже хотел выйти во двор, но тут его окликнул чей-то голос: — Том, — мальчик обернулся и увидел Альбуса Дамблдора. Том испугался. Нет, не от неожиданности, с которой появился декан, — от выражения его лица. Дамблдор был бледен, как льды Северного моря. Конечно, Том не видел их, но представлял именно такими: белоснежными и холодными. — Я должен показать тебе… Я знаю, что он твой друг, — Дамблдор едва дрожащей рукой указал направление и быстро направился в ту сторону, Том побежал за ним. Он, не спрашивая ни о чем, побежал за ним. Том будто бы умер, потому что он не видел, не слышал и не чувствовал ни своих конечностей, будто бы не было в нём ничего живого, кроме мозга, который каждую мучительную секунду пытался вернуть его к действительности. Мозг заставлял сердце остановиться, но не мог выключить и себя — Том уже представлял всевозможные исходы, но реальность оказалась куда хуже, чем он ожидал. Том вместе с Дамблдором вошли в больничное крыло, и перед ними открылась ужасная картина: на первой же койке лежал совершенно неподвижный Альфард Поллукс Блэк, будто застывший в капле янтаря муравей… Том подошёл к нему и уставился в блестящие, неподвижные глаза друга. Совершенно безжизненные и кукольные. Мальчишка наклонился и — он был тёплым. — Живой, — подтвердил Дамблдор, подойдя к мальчику, и положил руку ему на плечо. Почему-то стало легче, гораздо легче, будто его друг совсем не лежит на больничной койке, совершенно не двигаясь и не замечая ничего вокруг, будто бы не его друг совершенно не дышит, но он абсолютно жив. Том развернулся к Дамблдору, смотря на него влажным взглядом. — Вы не знаете, что с ним, да, профессор? — Да, Том, мы не знаем, что с ним. Но мы с директором Диппетом уверены, что кто-то наложил на него мощное заклинание, которое… — Которое не под силу никому из учеников Хогвартса, и поэтому вы боитесь. Том не хотел этого говорить. Он даже не понимал, почему он говорит это, слова просто не хотели оставаться в его мыслях, они хотели, чтобы он сказал, они хотели этого сами. Том понимал, что Дамблдор не будет доверять ему никогда: Том знает слишком много. Того, что он не должен знать, того, чего он не может знать. — Но вы же знаете, что делать, профессор Дамблдор. Вы всегда знаете, что нужно делать. Дамблдор молчал. Тома начало трясти — он начал проваливаться куда-то вниз, в темноту, но последняя его мысль осела ужасом в его мозгу:Дамблдор не мог помочь Альфарду. Он не мог ему помочь.