Жалей живых.
6 февраля 2014 г. в 17:34
«Всегда есть выбор, всегда есть шанс и всегда есть смысл».
***
«Отец, мне очень жаль… Прости, но я не смогу приехать. Действительно не смогу. Очень много работы, детей не с кем оставить, а брать их с собой — не вариант. Ты же знаешь: Лили придерживается не совсем стандартных методов в воспитании детей — она просто не разрешит мне взять их на похороны! Отец, прости меня, но мы никак не можем приехать к тебе. Я перевёл на твой счёт в Гринготсе тысячу галлеонов. Понимаю, что это не сможет ничего поправить, но, прошу, устрой матери достойные похороны. Винсент принесёт нам твоё письмо. Не думаю, что он устал, так что можешь о нём не заботиться. С любовью, твои Альбус Северус, Лили Полумна Поттеры и твои внуки — Парацельс и Тобиас.»
Дряхлая дрожащая рука выронила письмо, которое тут же, прошуршав, опустилось прямо на липкий пол, грязный от времени. В своём возрасте старики уже не могли убираться по дому, да и магические способности потихоньку покидали их. Точнее, теперь-то он остался один. Седой старик, кривой, как деревянная клюка, подошёл к открытому настежь окну, на подоконнике которого чистила перья огромная сова-альбинос. — Лети, мой хороший, домой, — произнёс старик, поглаживая Винсента по голове. — Не стану я писать ответа. Винсент тут же послушно развернулся и вылетел в окно, растворяясь в вечерних сумерках. В это время, на протяжении вот уже более, чем шестидесяти лет, Гарри всегда испытывал неподдающуюся объяснению тревогу: он, конечно, понимал, что всё давно закончилось — Тёмные времена давно канули в лету, Вторая Магическая давно выиграна, а он герой, но это постоянное чувство беспокойства не исчезало. Сейчас это ощущение было ещё острее. Возможно, от того, что два дня назад ему пришлось похоронить ту, с которой он провёл бок о бок почти всю свою жизнь — Джиневра умерла, а он остался совсем один. Теперь он уже не был тем самым мальчиком-который-выжил, а его шрам был не более, чем напоминанием о том, что был в его жизни Хогвартс, были друзья, один за одним ушедшие в мир иной, были приключения, семья, но самое главное — был смысл. Теперь смысла не было. И дело тут даже не в том, что Гарри всё потерял, а в том, что, спустя годы, сейчас, он уже не мог сказать с полной уверенностью, имел ли он всё это. Друзей, пока те были живы, он видел слишком редко, да и они не шибко скучали по нему, а когда умер Рон, после — Гермиона, Луна и Невилл, и скучать стало некому; со своими детьми Гарри тоже не ладил: Джеймс Сириус ушёл из дома, как только ему стукнуло 18, и больше дома не объявлялся, а Лили Полумна и Альбус Северус поженились, чего Гарри не понимал и понять не мог, хотя такие браки и стали вполне обычными в мире волшебников. Всё это сделало жизнь Гарри очень сложной и запутанной, но то, что терзало его больше всего, имело несколько иную природу. Он не был уверен, что победа над Волдемортом стоила того, не был уверен, что сделал тогда правильный выбор, а потому Гарри не был спокоен ни дня своей жизни. Эта неуверенность со временем вылилась в навязчивую идею, от которой он не в состоянии был отделаться. Шли дни. В одиночестве время тянулось так медленно, словно было чем-то реальным, физическим, вязким… Гарри чувствовал себя жалким беспомощным насекомым, которого угораздило застыть в мелкой, едва заметной янтарной капле: мир не обращал на него решительно никакого внимания, а он не мог ничего изменить. Дожди и листопады сменились инеем на стёклах окон, мутных разводов которых уже не замечали глаза старика. Он всё ещё мог чувствовать тот сковывающий тело и разум холод, что царил за стенами его дома, но больше ничего не мог видеть. И это было весьма иронично, ведь он был избранным, был самым великим человеком своего времени, а теперь не мог даже видеть мира, который он спас от неминуемой гибели. Хотя навряд ли ему следовало волноваться об этом: единственное, что он мог бы увидеть, — пустая квартира, погруженная в грязь и копоть от топки камина, ведь уже несколько дней он не мог подняться со своего кресла. Теперь волшебный мир уже не вспоминал ни о Тёмном Лорде, ни о Пожирателях, не было притеснения полукровок, да и маглы тоже могли быть спокойны. Хотя маглы ведь даже не знали о том, какая опасность им угрожала, так что в их мире Гарри Поттер был и вовсе безвестен. Вот он, герой своего времени: одиноко доживающий свои дни старик, похоронивший свою жену и потерявший всех друзей и врагов, брошенный своими детьми под конец своей жизни. Как оказалось, слишком никчёмной жизни.***
Победа во Второй Магической была поистине грандиозной! Волшебники всего мира выходили на улицы, устраивали шумные посиделки, салюты, шествия, был даже организован Парад Победы. Все учебники магической истории тут же были переписаны и дополнены именами героев, среди которых были Гарри, Рон, Гермиона, многие другие ученики и почти все профессора Хогвартса, некоторые посмертно. Но все они забылись тут же, как только навсегда изменили историю. Они и сами стали историей: навсегда ушли в прошлое. Со временем волшебный мир стал приходить в упадок, буквально всё в нём разлагалось. Во-первых, спустя несколько лет озлобленные полукровки стали мстить тем, кто когда-либо поддерживал идеи возвышения чистой крови. Они были настолько жестоки, что Азкабан тем беднягам, которые становились их жертвами, показался бы курортом по сравнению с тем, что с ними вытворяли полукровки. Во-вторых, Министром магии стал Альфонс Локонс — сын Златопуста, при котором всё изменилось до неузнаваемости: пошатнулись многие устои, почти все законы были переписаны, над волшебниками нависла угроза разоблачения. В-третьих, волшебники теперь вступали в браки со своими же братьями или сёстрами, что считалось даже престижным. Плюс к этому, волшебники мало заботились об обучении своих детей магии, а значило это только одно: магическое сообщество неумолимо стремилось к краху.***
Так стоила ли победа того?! Этот вопрос прочно засел в голове Гарри, но, к сожалению, он уже не мог бы ничего изменить. Он был всего лишь жалким, беспомощным, слепым стариком, который уже больше недели сидел посреди спальни в неудобном кресле, воняющим его же испражнениями, и не мог сдвинуться с места. Гарри звал смерть, но она всё ещё не хотела прийти за ним. Только теперь он понял истинную значимость последних слов Дамблдора, которые он слышал: «Не жалей мёртвых, Гарри, жалей живых. Особенно тех, кто живёт без любви». И он подходил по обоим параметрам: Гарри всё ещё был жив, и, главное, ни капли любви в нём больше не осталось. И он заснул, а его глаза так и остались открытыми, ведь свет больше не мог разбудить его.
