«Любовь и ненависть одна рука взрастила...»
24 января 2017 г. в 15:40
Примечания:
Да, целых две части за один день. Возрадуйтесь и ужаснитесь!
Зельевар с особым пиететом расставлял наиболее редкие ингредиенты в своей каморке, в которую ученикам был вход заказан. Здесь было всё, чем он дорожил, и даже некоторые особые зелья, которые он берег на особый случай. Правда, когда подобный случай все же происходил, Слизнорт чаще всего придумывал отговорку для того, чтобы припасти обещанное зелье для повода получше.
Слизнорт бывал в подобном нетерпении каждую первую и третью пятницу месяца, точно по часам, но сегодня он был особенно возбуждён. Он то и дело ловил себя за напеванием и насвистыванием веселых детских песенок, что едва ли водилось за ним обычно.
Сегодня он ожидал заседание Клуба Слизней, и не мог слишком задумываться о чём-либо ещё. В этот раз он готовился представить старым членам клуба кое-кого ещё. Того, над кем он размышлял очень долго, и всё же решился на этот, как казалось Горацию, достаточно серьёзный шаг. Он собирался ввести в клуб студента факультета Гриффиндор, и все опасался того, как на это отреагируют другие «слизни».
— Доброго вечера, профессор, — льстивым тоном поприветствовал Слизнорта вошедший в кабинет Прокас Лестрейндж, а сразу за ним появились Джереми Нотт и Теодор Эйвери.
— Доброго вечера! — явно в предвкушении нового заседания клуба, воскликнул профессор и указал вошедшим за стол посреди кабинета, за которым уже сидел первый гость — Рейф Мальсибер.
Слизеринцы уселись за стол, ожидая теперь только своего декана, но Слизнорт не спешил садиться за стол, и присутствующие недоумевающе переглядывались друг с другом, пока вдруг в дверь кабинета не постучали. Гораций тут же ринулся к двери и открыл её, приветствуя последнего гостя. Из-за спины профессора слизеринцы с трудом могли увидеть хоть что-то.
— Прошу простить если я вдруг опоздал, — раздался голос гостя, и по характеру сладковатого голоса незнакомца присутствующие поняли, кого ожидал профессор.
— Совсем ненадолго, мой мальчик, — поспешил уверить его Слизнорт. — Не стойте же в дверях, проходите.
Гораций тут же отправился ко столу, следом за ним присутствующие увидели высокого и аккуратного, идеально причесанного гриффиндорца, который тут же вежливо улыбнулся присутствующим и уверенно занял отведённое ему место за столом.
— Прошу любить и жаловать нового члена нашего клуба, — вдохновенно произнёс профессор, после чего сел за последнее свободное место у стола. — Томас Марволо Реддл.
Слизнорт ожидал нечто совсем иного, чем-то, что пришлось увидеть ему теперь. Присутствующие будто были искренне рады тому, что Реддл сидел теперь с ними за столом, и Слизнорт был несколько удивлён. Впрочем, удивление это было приятным.
Во время заседания ничего сверхъестественного не происходило: присутствующие говорили о том, каких успехов и в чем достигли за последние две недели, о том, как провели рождественские каникулы дома и обсуждали темы, которые вскользь затрагивались кем-либо из присутствующих. Присутствующие те то и дело подносили ко ртам бокалы с шампанским. Это было одной из негласных тайн, о которой «слизни» никогда не говорили кому-то ещё. Слизнорт то и дело спрашивал у Мальсибера, Лестрейнджа, Нотта и Эйвери о том, как поживают их родители, обходя подобными вопросами Реддла.
Гораций и без того знал о семье матери Тома и не считал, что парень сам знает больше.
Когда заседание клуба было окончено, Слизнорт распрощался со своей «коллекцией» и все послушно удалились в свои комнаты, но обернувшись, Гораций испуганно вздохнул, после чего улыбнулся, выдохнув.
— Мальчик мой, признаться, я думал, что вы ушли.
Том водил кончиками длинных пальцев по крышке стола, задумчиво оглядывая кабинет, на стенах которого висели фотографии Слизнорта с выпустившимися членами Клуба.
— Прошу прощения, профессор, — как всегда учтиво произнёс Реддл, переведя холодный взгляд на декана слизерина. — Просто это моё первое собрание, и мне не даёт покоя что-то. Некоторые…эмоции.
Слизнорт заметил в его лице некоторое недоумение, что не было характерно для Тома, и это тронуло гордость Горация — этот замкнутый юноша чувствовал себя причастным, становился частью его большого коллекционного альбома, и недоумевал от того, как ему было это по вкусу.
Разгоряченный этим пониманием и шампанским декан снисходительно улыбнулся мальчику.
— Это прекрасно, Том! Здесь ты найдёшь таких друзей, которые тебе нужны, — уверил мальчика сердобольный профессор. — Я заметил, что слизни неплохо отнеслись к тебе.
— Это так, — едва заметно улыбнулся Том. — Но, профессор, меня мучают и другие вопросы…
— Какие же, мой мальчик?
Том не сразу заговорил. Его глаза опустились вниз, и лицо исказилось маской печали.
— Я ощущаю, что теряю время в Хогвартсе, — ответил он едва слышно, но уверено. — Я знаю даже то, чего не знают и многие из профессоров Хогвартса, и потому я стал изучать дополнительные источники. Однако мне не совсем ясно… И я хотел спросить у вас то, чего не могу понять до конца.
Это заявление было весьма громким и отдавало максимализмом юноши, но Гораций не мог отказать ему, когда тот так значимо выделил профессора из всех его коллег. Этот юноша, этот самородок волшебного мира, которому уготовано блестящее будущее в любом из направлений, к которому бы только не подтолкнула его судьба.
— И что же именно, Том?
Реддл поднял голову, глядя прямо на профессора, которому стало не по себе.
— Вы знаете, как мне интересна защита от тёмных искусств. Не так давно я прочитал интереснейшую летопись коммуны древних магов в горах Шотландии, об одном из их последних сражений. Там было написано о битве «тысяч против одного». Какое бы боевое заклинание они не применяли к врагу, но это человеческое существо не было изранено. Оно убивало одного за другим, и даже запрещённое смертельное заклинание не брало его. Я пытался разгадать это, и нашёл книгу уэльского Анонима…
Слизнорт поднял руку, прерывая Реддла. Он не мог поверить собственным ушам.
— Этих книг нет в библиотеке, даже в тайной секции, — произнеся это, профессор случайно покосился в дальний угол своего книжного шкафа. — Где вы нашли их?
— Вам известно о моей семье, профессор… — потупил глаза Том, и после небольшой паузы вновь вперил холодные светло-зеленые глаза на Горация.
Профессор чувствовал, будто шок проходил по всему его телу, но тембр голоса Реддла успокаивал его.
— И тем я был более благодарен мистеру Поллуксу Блэку за то, что он занимается со мной моим дополнительным обучением. Он надеется, что из меня выйдет лучший мракоборец нашего времени. Но даже он не знает всего, что мне интересно. Я хотел спросить вас о крестражах. Я понимаю достаточно, но не могу понять в полной мере, пока не узнаю как это возможно.
— Я не могу говорить с вами об этом, Реддл, — отрезал Слизнорт неуверенно.
Том не сдвинулся с места, ожидая. Будущее Тома лично ему самому было предельно ясно, и эта уверенность заставляла его добиваться своего. Как и заметил Гораций, его ожидало блестящее будущее. И Реддл всегда получал того, что хотел. Так или иначе. У каждому лишь нужен был свой ключ.
— Всё, чего я хочу, это защитить наш мир. Всех этих детей, которых вы ещё не учили, их будущее, — колко и в то же время сладко звучали эти слова в ушах Слизнорта. — Как можно защищать то, что тебе дорого, не зная, с чем ты сражаешься? Вы должны это понять.
Том знал, о чем говорил. Он верил в то, о чем говорил. За шесть лет в Хогвартсе он узнал о крестражах все, даже больше, чем знал истинный Реддл на момент его обучения здесь. Всё, чего ему теперь не доставало — процедуры. Тех самых заветных слов, которые он должен произнести, чтобы пазл сложился полностью.
И он получил их в эту ночь. В его роковую ночь в стенах Хогвартса.
Покидая школу под её покровом, спрятавшись под капюшоном мантии, Том Марволо Реддл направлялся туда, где должен был совершить убийства, которые стали бы отправной точкой истории его борьбы. Точкой невозврата.
Под покровом ночи в поместье деревни Эксбери раздался громкий стук в дверь. В пустых чернеющих коридорах стук отзывался громом, и единственные обитатели поместья тут же проснулись.
Девушка в легкой ночнушке бежала, едва касаясь носками пола так легко, что не издавала ни малейшего звука, в то время, как весь дом оглушал немыслимый грохот. Она до сих пор не опомнилась от ужасов нападения фашистов на Англию, и сейчас что-то в её голове не давало ей покоя, не давая ей, наконец, осознать, что стрижи Рейха больше не пролетают над её домом.
Ворвавшись в комнату отца, она обхватила его тонкими руками, прижавшись к массивному мужчине всем тельцем. Её тело тряслось от страха, но мужчина спокойно поцеловал её в лоб.
— Не бойся, ласточка, всё в порядке, — приговаривал он, гладя её волосы. — Всё кончилось. Я схожу и со всем разберусь, хорошо?
В такие моменты девушка почти ничего не понимала, Вторая война не прошла для их семьи бесследно.
Девушка кивнула и ослабила хватку своих и без того слабых рук. Мужчина потянулся к тумбе у кровати и вынул палочку.
— Иди в свою комнату и запрись, хорошо?
Она согласно кивнула и ушла, после чего мужчина направился к двери, сжимая в руке палочку. Дойдя до двери, он открыл дверь, и в темноте не разглядел незваного гостя.
— Что вам надо в такой час?!
Но гость не отвечал, он сделал шаг вперёд, укрывшись от хлеставшего в ночи дождя под навесом у входа. Незнакомец поднял руки и убрал с головы капюшон, закрывавший его лицо.
Мужчина не мог пошевелиться от сковавшего его осознания.
Незнакомец сделал ещё шаг, и тяжеленная дверь за ним с треском захлопнулась без малейшего на неё воздействия.
В темноте мужчина не видел почти ничего, но гость, казалось, видел в темноте так же, как и днём.
— Том?.. — будто не веря своим словам, неуверенно спросил мужчина. — Что ты здесь… Как ты нашёл это место?
— У меня было много времени для этого, Джон.
— Уходи, Том, — повелительным тоном попросил Уолет, открывая перед ним дверь. — Тебя не должно быть здесь, иначе мне придётся написать в Министерство о твоей отлучке из Хогвартса.
Реддл лишь рассмеялся, и дверь, вырвавшись из рук мужчины, снова с треском захлопнулась. Уолет почувствовал, как что-то больно кольнуло его в шею.
— Круцио, — лишь донеслось до его слуха, и все его тело пронзила раздирающая боль, от которой у Уолета выворачивало все кости. Ему казалось, что он сошёл с ума, что подобной боли не может испытывать человек без того, чтобы не обезуметь от болевого шока и не умереть.
В лунном свете, который озарил происходящую сцену мести, прорезав ночные тучи за окнами, мужчина, корчившийся на полу, мог отчётливо видеть глаза своего мучителя.
Светлые глаза, которые в первый раз, в том приюте смотрели на него преданно и так доверяли ему. Теперь они были полны ненависти, полны удовлетворения от созерцания мук Джона. Все так же светлы, но теперь они обдавали его колким холодом.
Измучив мужчину до тех пор, пока он стал неспособен даже шевелиться, Реддл прекратил пытку.
— Я думал о том, чтобы не отходить от плана, использовать Реддлов… Но потом узнал кое-что важное о крестражах. И, наконец, понял, что у меня есть подходящий кандидат.
Уолет все ещё дергался в судорогах, но пытался сказать что-то Тому.
— Том, прошу тебя… То, что ты делаешь, это ничего не решит, все станет лишь хуже для тебя…
— Ты и понятия не имеешь, о чем говоришь, — прервал Реддл слабого мужчину. — Ты даже представить не можешь, ради чего я делаю все это. Я пришёл убить тебя не ради удовольствия, более того, я вообще не получу его.
Том склонился у слабого тела Уолета. За четыре года, которые прошли с тех пор, как Реддл в последний раз видел его, Джон сильно постарел, волосы, прежде лоснящиеся и живые теперь были почти полностью седыми.
Парень направил палочку на мужчину, и сжал поблескивающий медальон на его груди, не слишком рассматривая его. Прошептав заклинание, Том приложил палочку к измученному телу мужчины и произнёс самое последнее. Джон собирался сказать Реддлу ещё что-то, но не успел.
— Авада Кедавра, — тихо произнёс Том, придерживая Уолета.
Яркая вспышка озарила темный коридор поместья, снова вокруг стало темно. Реддл дёрнул цепочку и отошёл от бездыханного тела, не оборачиваясь. В его ладони осталась небольшая подвеска с тонкими серебряными деталями. Ласточка.
Взяв себя в руки, Том вернулся к телу и с трудом оттащил его в комнату, уложив в кровать и заботливо накрыв одеялом.
Теперь никто бы и не подумал, что это могла быть неестественная смерть.
У самой двери Реддл прислушался — в поместье не раздавалось ни одного звука, только шорохи ветра за окном. Том прибегнул к окклюменции, чтобы убедиться наверняка, но не нашёл в доме ни одного открытого разума.
Вернувшись в Хогвартс к закату ночи, Том неслышно пробрался в гостиную и стянул с себя мокрую мантию, повесив на крючок сбоку камина.
Забравшись под одеяло, Реддл завёл руки за шею и неслышно щелкнул застежку цепочки у себя на шее. Серебряная ласточка тут же будто приросла к его телу.
В Хогвартсе начиналась большая игра.
Он видел что-то ироничное во всем этом акте. Серебряная слабая птичка на его шее была тем, что ни одна сила, доступная магу, не могла бы уничтожить.
Том понимал, что ничего уже было не вернуть после того, на что он сегодня решился. И теперь оставалось только идти вперёд.