Песня Сольвейг

Маша проснулась рано – солнце только встало. Большая часть неба была окрашена в нежно-оранжевый цвет, местами были видны белоснежные, совсем незаметные облака. Но самое интересное было… наличие рисунка на небе. Будто с помощью широкой кисти золотой краской нарисован замысловатый узор: большие завитушки; нечто, похожее на цветы, волны. Еще виднелось слабое сияние звезд. Все это необыкновение смотрелось на небе удивительно прекрасно. Фрида еще спала, а кровать Алана уже была аккуратно заправлена. Маше не очень хотелось с ним встречаться, поэтому она решила найти место для уединения, да такое, куда этот нахал даже не подумает прийти. Девушка прошла немного вперед от места ночлега. Ледяные Горы тут кончались, повсюду были трава, кустарники и диковинные цветы. Равнина. Она заметила впереди зеркальную гладь озера и решила чуть-чуть побыть возле него. Оно находилось не очень-то близко, но зато искать там Машу никто не будет. Да и повода давать для поисков не придется – девушка была уверена, что вернется до того, как Фрида проснется. Девушка побрела к озеру, отмахиваясь от комаров и пчел. Она провела рукой по траве, и роса приятно охладила ладонь. Воздух, пропитанный запахом распускающихся цветов, было приятно вдыхать. Никогда еще Маша не радовалась своему пребыванию на природе. Потратив навскидку десять минут на поход до озера, девушка была счастлива, увидев мерцающую на солнце водную гладь. Она осторожно села на траву возле воды и обняла руками колени, затем закрыла глаза и подставила лицо солнцу. Маша слышала хрустальные отзвуки щебетания птиц и погружалась в состояние абсолютного спокойствия и расслабления. Тишина. — Бу! — громко раздалось у нее под ухом. Маша подскочила от неожиданности. Состояние покоя сменилось сначала страхом, а потом раздражением, когда она увидела перед собой смеющегося Алана. — Чертов мужлан! Ты что творишь, негодного леща кусок?! — взвилась Маша. Ее глаза метали молнии. — Я до сих пор не могу понять, что ты имеешь в виду, — утирая выступившие слезы, выдавил парень, — но мне очень смешно наблюдать за твоими потугами...сказать…сказать мне что-то обидное. — Лещ – это рыба, — процедила Маша, распаляясь, — а еще я так называю человека, который постоянно всем льстит и не имеет собственного «я». Актеришка! Ничего в тебе настоящего нет! — Нет, ты только что обозвала всех актеров ненастоящими? — вытаращил глаза Алан, будто стал свидетелем сенсации. — О Древо, вы поглядите! Скандальное заявление…как тебя зовут, извини? — Маша, — проговорила по слогам девушка. — Удосужился запомнить, или твой мозг не способен запомнить и одного слова? — А второе имя какое? — спросил Алан, все еще расплываясь в улыбке, явно издеваясь. — В смысле – второе имя? — Ну, мое второе имя – Лалугг, потому что это вторая и третья буква моего имени плюс первые четыре буквы земли, где я родился, — терпеливо объяснил Алан, будто разговаривая с ребенком, — не надо строить из себя ледовика, сестрица. — Получается, мое – Ашземл, — фыркнула Маша. — Ну да, у вас даже фантазии на нормальное второе имя не хватило. Алан не сдержал смеха и прыснул. — Не надо! — предостерегающе произнес парень. — Не надо тут гнать псов на мой народ, не надо! Итак, — продолжил он свой репортаж, — Скандальное заявление Маши Аш! Она только что назвала всех актеров в мире второсортными: неиндивидуальными, не личностями, не людьми вообще! О-о-о, что она творит! Вы поглядите! Она замахивается на Осветителя событий! А-а-а, вы посмотрите на этот произвол! — Я сейчас прекращу замахиваться и врежу тебе по-настоящему, — злобно заскрежетала зубами Маша и попыталась ударить Алана под дых, но тот легко увернулся. — Ах, бедняга. Сразу видно, что не занималась, ох, не занималась боевой подготовкой во дворце! — сочувственно зацокал языком горе-герой. — Кстати, ты так и не сказала, почему Фрида так с тобой носится, будто ты со Светила свалилась? — Со Светила?... — Ночью этот большой круг светился в темноте, — иронично проговорил Алан, уворачиваясь от очередного удара. — Улавливаешь мою мысль? — Еще как, — фыркнула Маша. — Представляешь, я из другого мира. Свалилась с планеты Земля. А если быть точнее – я из России, если это тебе о чем-нибудь говорит. Во взгляде Алана читалось недоверие. — Как сказал бы сейчас Луг: «Не верю!» — Я серьезно! — воскликнула Маша, целью которой стало переубеждение нахального субъекта. — Некий Рейнар подошел ко мне в школе, сунул в руку медальон и говорит такой: «Ты Сольвейг! Это твое предназначение!», а потом водит руками из стороны в сторону, и – бац! – я уже тут! В доме Фриды! Она встретила меня с бревном и пошло-поехало: начала рассказывать про вашего Луга, про меня, про Рейнара, которого я теперь больше всех на свете – и даже тебя – ненавижу, вызвалась меня сопровождать, а потом мы встретили тебя, Фрида спасла кое-кого от верной гибели, — девушка укоризненно посмотрела на парня и ощутила вкус победы, когда в его глазах пронеслось недовольство, — вот и вся история. — Подожди-ка, ты хочешь сказать, что ты Сольвейг? — приподнял брови Алан. — Я в этом сама не уверена, но Фрида и этот Рейнар говорят, что да, — хмыкнула Маша. Алан ненадолго задумался. — Опять медальон сделал неудачный выбор. И тут парень не успел уклониться от кулака Маши.

***

— Это что еще такое?! Кто тебя так разукрасил? — вопросила Фрида, подбегая к Алану, на лице которого читалось глубокое возмущение. — Угадай с семи раз, — буркнул он, косясь на девушку, скрестившую руки на груди. — Сам виноват. Нечего было оскорблять меня! Я уже жалею, что поддалась на твои глупые уловки хитрого леща! — парировала Маша. Фрида усмехнулась. — Вот вы дети! Почему только я понимаю, что в подобной ситуации нельзя распускать руки? Маша! Мы с тобой наверняка одного возраста. Сколько тебе лет, что ты так поступаешь по отношению к недальновидным маленьким мальчикам? — Семнадцать, — произнесла девушка горделиво. — Не надо учить меня жизни, пожалуйста. Я считаю, что если тебя нахально провоцируют на грубость, нужно дать источнику провокаций в самое уязвимое место и побольнее – это его проучит! Фрида закатила глаза и только покачала головой. — Иди сюда, тут рядом целая армия широколистников, — подозвала покалеченного парня к себе девушка. — Приложишь, и через часок-другой пройдет. Она сорвала два больших листа и протянула их Алану. — Приложи так, они чистые, — мягко произнесла девушка. Алан подчинился, украдкой бросив сердитый взгляд на Машу. Повисло напряженное молчание. — Давайте отправляться. Думаю, что к середине дня мы доберемся до Оленьей опушки, — разрядила обстановку Фрида. Она повернулась к маленькому дому, что служил им всем ночлегом, и, совершая магические пасы, заставила его втянуться в землю. — Алан, убери, пожалуйста, купол. Парень вновь исполнил желание девушки, по-прежнему не говоря ни слова. Они отправились к Оленьей опушке в полной тишине. Маша злилась, потому что Алан нарушил ее утреннее уединение и, можно сказать, оскорбил; Алан думал о том, как виртуозно нагрубить девушке в следующий раз; а Фрида рассуждала о таком понятии как «третий лишний». Свернув по тропинке направо, Маша, Фрида и Алан очутились на уютной полянке. Здесь вальяжно и горделиво прогуливались статные, красивые олени. Их шерсть казалась очень ухоженной и шелковистой, рога поражали своим великолепием, а глаза светились мудростью. Но тут были не только олени – среди животных особенно выделялся маленький седовласый человек. Он стоял и взирал на всех прекраснейших существ так, будто они были его детьми – с нежностью и любовью. Фрида заметила его первой. — Бергрун! Дядюшка Берг! — завопила она и с немыслимой скоростью помчалась к нему. Старичок прищурился, а потом расплылся в широкой улыбке. Зубов у него не хватало, но это не мешало ему улыбаться так, как он делал это в далекой молодости. Когда Фрида буквально напрыгнула на дядюшку Берга и крепко обняла его, он погладил ее по волосам и проговорил: — Моя дорогая, моя милая Фрида, как же мы давно не виделись! — Я так счастлива видеть тебя! — искренне воскликнула девушка. Она отстранилась и обернулась в поисках Маши и Алана. Те притаились в нескольких шагах от нее, не решаясь подойти ближе. — Маша! И ты, с мечом, подойди! Все хорошо! — засмеялась девушка. — Мои друзья такие застенчивые, — усмехнулась она, повернувшись к Бергруну. — Застенчивость – хорошее качество, но иногда даже она может сыграть дурную шутку с существом, — заметил он. Маша подбежала первой, Алан еще плелся сзади. — Здравствуйте, — поприветствовала дядюшку Берга она. Старичок посмотрел на девушку. Взгляд его синих глаз-льдинок показался ей очень тяжелым от переполнявшей все его существо мудрости. Казалось, что этот человек знает безгранично много, но не желает ни с кем разделить бремя тайны. В любом случае, никакого чувства настороженности улыбающийся Бергрун не вызывал. — Здравствуй, Сольвейг! — поклонился дядюшка Берг. — Не нужно удивляться, Фрида, о ней я знал довольно давно, — уточнил он, увидев, как Фрида изменилась в лице. — А вот о том, кто этот очаровательный юноша, я совершенно не догадываюсь. Алан громко фыркнул, а Маша подпрыгнула от неожиданности. — Не смей так подкрадываться ко мне! — шикнула она недовольно. — А ты не будь такой пугливой девицей, Кашамашака, и я перестану подкрадываться! — ядовито ответил Алан. Маша махнула рукой. О чем с ним вообще можно говорить без взаимных оскорблений? — Здравствуйте, дядюшка Берг, — лениво поздоровался парень. — Я удивлен, что вы не знаете обо мне. Вы ведь знаете все обо всех на свете. — Видишь, ты исключение! — хлопнул его по плечу старичок. — Итак, вам нужны олени? — Еще как нужны, — деловито подхватила Фрида. — Мы путешествуем во дворец. Мне нужно отпроситься у короля Фроуди, Маше наверняка нужен будет совет, Алану тоже что-то там надо, — парень закатил глаза, а Маша злорадно хихикнула. — А потом к Вельве. Правда, я не совсем уверена, что знаю дорогу. — К Вельве?! — воскликнул Алан. — Издеваетесь? А я вам зачем? — Это был риторический вопрос, или ты желаешь услышать мое мнение? — съязвила Маша. — Почему вы мне сразу не сказали? — Алан не поддался на провокацию и продолжил свою мысль. — Я был там со своим отцом. Давно. Еще до того момента, как их… ну, в общем… — выдавил он, переменившись в лице, — украли и забрали в рабство в Хельхейм. На лице у Фриды отобразилось глубочайшее сочувствие. Даже Маша, которая всегда подкалывала парня, не смогла сказать что-то гадкое в ответ на такие слова. — В рабство? — Именно. Я считаю, что их можно вернуть, поэтому и направляюсь к королю Фроуди! — отчеканил он, глядя почему-то Маше в глаза. — Он должен мне помочь. Еще не все потеряно! Фрида явно жалела его; она смотрела на него, как на ребенка, который уверен, что можно научиться летать. — Понимаешь, Алан… из Хельхейма никто еще не возвращался, — осторожно проговорила она. — Никто. Все оставались и остаются там на веки вечные. Король, конечно, может попытаться отправить туда отряд, но все знают, что на своей земле жители Хельхейма практически непобедимы… — Да мне говорили это сотни раз! — вскинулся Алан. Его лицо сделалось пунцовым. — Я никогда не поверю в то, что сделать ничего нельзя! Ты бы смирилась с потерей родных? Ты, Фрида? Смирилась бы? А ты, Маша? — Они уже мертвы, мой дорогой мальчик, — печально отозвался Бергрун. — Фрида совершенно права – из Хельхейма никто не возвращался. Я не вижу их в мире живых. Прости. — Может, ваше зрение не действует на землях Хельхейма! — Алан, прекрати, пожалуйста, — отчаянно проговорила Фрида. — Успокойся. Бергрун говорит то, что видит. Конечно, — торопливо добавила она, — конечно, он может быть неправ. Давай верить в это вместе. Маша, ты веришь? — Верю, — внесла свою лепту девушка. Ей было непривычно видеть Алана таким… другим, поэтому она решила пока прекратить игру в «Кто кого больнее уколет». Бергрун снова растянулся в улыбке и бодро произнес: — Ну что, выбираем оленей?