Ветер ласкает заросшую вереском и ковылем слегка холмистую равнину, раскинувшую свой головокружительный простор от болотистого, изрытого сотней ручьев, речек и протоков, незамерзающего даже в самые суровые зимы, побережья до сокрытых горизонтом предгорий величайших гор — Сидданея.
Ветер проносится над суровыми северными красотами с искусностью бывалого любовника: размашистыми широкими движениями охаживает изгибы речных берегов, обвивает призывно возносящиеся холмы, нежно скользит по оврагам и ложбинам всех мастей, запускает свои незримые пальцы в густую шевелюру лесов и рощ, вырастающих из мутной дымки вдалеке.
Аромат степи, отдающая сладостью мягкая горечь с вкраплениями доносимой с близкого побережья соли, будоражит, вместе с тем даря спокойствие и некую простоту мироощущения.
Бледные краски земли и насыщенный багрянец заката, глубокие тени на древних камнях и накатывающая с востока зеленоватая темнота. Чудесное время для смерти, чужой или собственной.
Все слова сказаны, все дела сделаны, остается лишь пройти между устремленными в небеса древними камнями и начать танец под взорами безмолвных дуйенов.
Шрай (
прим. серповидный клинок, церемониальное оружие рессайских аристократов) ложится в руку легко, неся ощущение приятной свободы от глупых запретов и норм, кровь заката играет на гранях серповидного клинка, очерчивая резкий изгиб лезвия в месте крепления рукояти.
Противник движется навстречу с таким же клинком в руке. Воздух хрустально чист, но в круге камней все словно бы приправлено мягкой, еле заметной пеленой, странным неосязаемым туманом.
Стойка, салют клинком — и танец начинается.
В отличие от фехтования обычными клинками, в схватке со шраями нет места суете и череде бесполезных ударов, парирований и контратак — это по большей части дуэль двух воль, дуэль взглядов и плавного кружения — до тех пор, пока один из противников не выдержит, бросившись в атаку, чаще всего единственную и последнюю, независимо от степени ее удачности.
Иссеченные клинками бессчетных дождей и дыханием бесчисленных ветров, древние плиты под ногами пели, предвосхищая кровь, что прольется. Они выпили ее немало, а впереди ожидало еще столько же.
Пружинящий шаг, позы изготовившихся к прыжку хищников — между ними всего четыре шага. Мир замедлился до предела — каждый вдох, кажется, длится вечность. Зеленые искры в глазах соперника внезапно прекращают плясать, что означает одно.
Сейчас!
В момент перед ударом не остается времени гадать, куда ударит враг, выручают инстинкты и нечто еще, интуитивное чувство чужого клинка, чужого движения — почти пророчество.
Почти чудо.
Один небольшой шаг, смена ритма движения, и шрай противника проходит в дюйме левее, рассекает воздух косым ударом снизу вверх, сопровождаемый запоздалым криком-стоном. Ибо он понял, что проиграл.
Собственное лезвие не медлит — удар, один единственный, и острие с хрустящим свистом пропарывает сначала воздух, затем грудную клетку того, кто промахнулся мгновением раньше.
Алое благословение нисходит на древнее капище.
Удар обмякшего тела об истертые плиты, старающиеся впитать как можно больше крови, возвещает об окончании танца.
Секунданты срываются с места, торопясь к поверженному: они возбужденны, их рты издают множество странных звуков, что зовутся словами, но сейчас не до того.
Победа пьянит, вместе с тем примешивая к триумфу нечто, вроде запоздалого сожаления. Можно ведь было и не доводить до такого.
Можно ли?
Молча разминувшись с потрясенными дуйенами, победитель выходит из круга, направляясь к лошадям. Одну из них обратно придется вести в поводу.
Но это, впрочем, неважно.
Влетев в седло, победитель пришпоривает коня и уносится вдаль, оставляя за спиной поверженного противника, чья кровь мешается с кровью заката.
Да пребудет с ним ночь!
- 2 -
«Дорогой Балеральд, к сожалению, ввиду обстоятельств моего отъезда, мне не удалось попрощаться с тобой лично, потому я доверяюсь бумаге, в надежде, что она достаточно точно передаст мои мысли и чувства. Дорога не располагает к излишней распространенности, так что придется обойтись малыми объемами.
Прежде всего, хочу вновь поблагодарить тебя за прекрасно исполненную роль моего дуйена (прим. в широком смысле означает поручителя, в узком синонимично секунданту, но не совсем тождественно) и за последующее заступничество перед комендантом и людьми Его Величества. Хочется верить, что своим обществом они доставили тебе не слишком много неприятных минут. Я твой должник, и ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь в будущем (которое, остается надеяться, я встречу, вернувшись в столицу).
Мой отец, как я и ожидал, был слишком разъярен, чтобы внимать моим доводам, но быстрота, с которой он согласился с решением Высшего совета, настораживает и немного обижает. Даже облегчение от того, что не нужно объясняться с родственниками почившего Талькрида не перебивает этого. В сей небрежной поспешности я вижу предвозвестие очередной грызни между сформировавшимися при дворе группировками. Потому могу лишь попросить тебя, мой дорогой друг, быть осторожней в обозримом будущем.
Еще одна просьба. Если в ближайшее (или не совсем ближайшее) время ты нанесешь визит Матили или Анкрее, передай им от меня несколько теплых слов. Так же поступи с другими нашими общими знакомыми, если вдруг они вспомнят обо мне, в противном случае напоминать не надо.
Как странно — в последнюю ночь в столице, посвященную воспоминаниям и созерцанию звезд, я внезапно понял, что совсем не сожалею о сложившихся обстоятельствах. Нет, будь у меня выбор, я бы остался в городе, но отъезд не слишком высокая цена за восторжествовавшую справедливость. В конце концов, холодные ветра и мрачные горные леса Штаарэ вполне могут оказаться именно тем, что заполнит мятущуюся пустоту моей души.
Сейчас, запечатывая письмо, я трясусь в карете по дороге в Огресс, коий будет первой серьезной остановкой на моем пути в загадочное горное королевство, полное опасности и неизвестности. Вспоминаются строчки из Гарратая — « Вступая в неизвестность — будь весел и надейся на лучшее».
На этой воодушевляющей ноте я и прощаюсь с тобой, дорогой Балеральд, да хранит тебя Светозарный. Надеюсь, судьба еще сведет нас, и мы сможем повторить старые добрые деньки. Tar piriella de Thartumal. И возгорится свет.
Писано в седьмой день второго месяца
Алой луны князем Альпридом Терронаем.
