Голодные Игры: Против правил

Надо мной нависают тяжёлые багровые тучи. Гроза готова разразиться – я слышу далёкий рокот грома и понимаю, что если ливень настигнет меня, то отнимет последние силы. Я бегу. Бегу через густые заросли тёмного леса, отчаянно пытаясь пробиться к свету. Я задыхаюсь, руки слабеют, ноги заплетаются, и глаза застилает туман. Последний раз взмахиваю ножом, пытаясь разрезать густые лианы, но тело уже не слушается меня. Я падаю на прохладную землю и больно ударяюсь головой. Чувствую, как тяжелеют конечности, и я уже не в силах ни подняться, ни даже ползти. Разжимаю пальцы, и нож откатывается в сторону. Мне всё равно, я уже не смогу им воспользоваться. А она уже близко. Я слышу её прерывистое дыхание, слышу, как шелестит трава под её ногами. Она знает, что погоня закончилась и что я сдался, поэтому перешла на шаг и пытается отдышаться. Я изо всех сил стараюсь разлепить веки и прогнать прочь липкую мглу, застилающую глаза. Тем временем, моя соперница уже здесь. Сквозь пелену я вижу, как она прислонилась к дереву и вытирает струящийся со лба пот. - Добегался, – произносит девушка усталым, но довольным голосом. – А я надеялась, ты продержишься дольше. Я знаю этот голос, знаю очень хорошо. Но всё-таки не могу вспомнить, кому он принадлежит. Её лицо плотно спрятано за пеленой тумана, и я вижу лишь очертания хрупкой фигуры. Наконец, она достаёт из-за пояса длинный кинжал и, не торопясь, подходит ко мне. - Пора покончить с этим. Тебе ведь не место здесь, Финник. Странно, что она назвала меня по имени. Обычно мы обращаемся друг к другу по номеру Дистрикта. Из моего горла вырывается хрип, и я вытягиваю перед собой руку, пытаясь защититься. Девушка наклоняется ближе, и густой туман внезапно рассеивается. Теперь я чётко вижу её лицо – знакомые глаза и радостную улыбку. - Прощай, Финник. Она заносит кинжал, намереваясь одним движением снести мне голову, и тут ко мне возвращается голос. Я кричу так, как не кричал никогда в жизни. - Нет! – я вырываюсь из объятий кошмара и резко сажусь на кровати. Меня бьёт лихорадка, и несколько минут я сижу, обхватив себя руками и пытаясь унять дрожь. Я вижу этот сон далеко не в первый раз, но только сегодня, наконец, смог разглядеть лицо моей преследовательницы. Сейчас я даже не знаю, что было хуже: томиться в неведении и гадать, кто из призраков моего прошлого так часто навещает меня в кошмарах или увидеть до боли знакомое и милое лицо, раскрасневшееся от предвкушения моей близкой смерти. Потому что моей убийцей оказалась Энни. Прошёл месяц с тех пор, как мы вернулись в родной Дистрикт. Девушка вместе с верной Делией поселилась в одном из пустых домов в Деревне победителей по соседству со мной и совершенно отгородилась от внешнего мира. Кроме меня и Мэгз к ним никто не наведывается, но Энни было бы всё равно, даже если бы к ней ежедневно приходил с визитами весь город. В своей небольшой комнате, которую Делия обустроила как спальню, она выбрала для себя уютное кресло и все дни проводит в нём, уставившись невидящим взглядом в окно. Три раза в день Делия с большим подносом в руках открывает дверь в комнату Энни и ставит его на резной столик рядом с креслом. - Ну, моя хорошая, - девушка присаживается рядом с подругой. – Кушать подано. Она вручает Энни тарелку и заставляет проглотить несколько ложек супа. Потом, словно почувствовав вкус еды, девушка принимается есть сама, но всегда оставляет примерно треть порции нетронутой, и никакие уговоры Делии не могут заставить её вычистить тарелку. Я провожу с Энни почти всё своё время. Разговариваю с ней, читаю вслух те немногие книги, которые достались ей ещё от родителей. Когда они заканчиваются, приношу новые тома из своего дома и принимаюсь за них. Вывожу девушку гулять в небольшой садик на заднем дворе, который по моей просьбе разбили несколько женщин из города, и мы никогда не покидаем пределов Деревни победителей. Энни послушно идёт за мной, но так и не произносит ни слова, и даже Делии не удаётся привести её в чувство. На нас по прежнему смотрит ушедшая в себя девушка, смотрит – и видит лишь пустоту. Я отдал бы всё на свете за одно только слово, за один лишь её осмысленный взгляд. Всё, что угодно, лишь бы не это равнодушие. Я был бы рад, если бы она вдруг накинулась на меня с кинжалом и изрубила на кусочки. Вчера вечером, когда мы с Делией сидели в гостиной после того, как Энни заснула, я рассказал ей об этом и был уверен, что она рассердится. Но, к моему удивлению, она лишь грустно улыбнулась. - Это всё от нашей беспомощности. Ты знаешь, что я готова жизнь за неё отдать, и мне тоже невыносимо смотреть, как она сидит там, уставившись в одну точку. Вчера, – Делия опускает глаза, - я чуть не накричала на неё, пытаясь разбудить. Как думаешь, она когда-нибудь станет прежней? - Мы должны надеяться, – говорю я дрогнувшим голосом. За этот месяц Делия стала для меня хорошим другом, но даже ей я не могу признаться в своих опасениях. Я пришёл домой, когда часы показывали половину двенадцатого, и сразу же лёг спать. Сон никак не шёл, и я несколько часов ворочался с боку на бок. Потом, видимо, всё-таки заснул, но выспаться не получилось, потому что вернулся старый кошмар. И вот теперь я сижу, обхватив себя руками и пытаясь прогнать из головы образ улыбающейся в предвкушении моей смерти Энни. Когда стрелки на часах подходят к семи, я поднимаюсь с постели и, не торопясь, одеваюсь. Остаться здесь ещё на час я просто не могу, и поэтому решаю наведаться к Мэгз перед тем, как пойти к Энни. Я знаю, что Мэгз давно уже не спит, когда открываю дверь её дома и, разувшись, прохожу на кухню. - Доброе утро, – она сидит в большом плетёном кресле, держа в руках дымящуюся чашку. – Налить тебе чаю? - Нет, спасибо, – я целую её в морщинистую щеку и сажусь рядом на низкий табурет. – Как спала? - Как младенчик, – Мэгз подмигивает мне. – А у тебя такой вид, как будто всю ночь кошмарами мучился. - Так и есть. - Тогда тебе точно необходим мой чай. - Делия всё равно всучит мне кружку, так что не беспокойся за меня, – я шутливо отмахиваюсь. – Сейчас посижу с тобой и пойду к ним. - Как там наша девочка? Есть какие-нибудь изменения? Я качаю головой. - Как думаешь, Сноу отменит тур победителя? Или Капитолию плевать на состояние Энни? Мэгз вдруг меняется в лице. - Ох, Финник, я совсем забыла! Посмотри, что написано в газетах! Раз в месяц Капитолий рассылает по Дистриктам свежеотпечатанные издания столичных газет. Предполагается, что они предназначены для мэра, нескольких важных лиц города и для победителей. Я от такого подарка отказался, а вот Мэгз нет. Она каждый раз неторопливо просматривает очередное издание, а потом растапливает ими печь. Я беру со стола газету и разворачиваю на первой странице. В глаза бросается большая красочная фотография Дафны в траурной рамке. - «Капитолий скорбит о роковой утрате», – читаю заголовок в слух, не веря своим глазам. – Дафна умерла? - Написано, что сердечный приступ, – Мэгз печально качает головой. – Она была такая молодая! И такая талантливая! Я потрясенно молчу и откладываю газету в сторону. Дафна мертва! Трясу головой, чтобы прийти в себя. Сердечный приступ? Что за чушь? Месяц назад девушка рассказала мне о тайном заговоре, в котором принимал участие её будущий муж. Раз Сноу до сих пор у власти, значит, заговор провалился, и те, кто что-либо о нём знал, поплатились за своё участие в нём жизнью. У Дафны было на редкость здоровое сердце, так что она просто не могла скончаться от приступа. Я вспоминаю наш последний разговор и чувствую, как живот стягивает в тугой узел. Дафна говорила, как Сноу добился власти, и о том, что помогло ему, такому молодому, победить всех своих конкурентов – яд. Возможно ли, что и сейчас он воспользовался проверенным методом, чтобы заставить замолчать новоявленных заговорщиков? Мэгз замечает моё состояние и заботливо накрывает мои ладони своими. - Ты расстроен? Не надо, не переживай, в конце концов, все мы смертны. - Просто это неожиданно, вот и всё. Меня гораздо больше беспокоит Энни. Мэгз ни в коем случае не должна узнать, что я был знаком с Дафной гораздо ближе, чем она может себе представить. Её смерть – словно камень с души. И хотя я понимаю, что, каким бы плохим человеком Дафна ни была, она не заслуживала такого конца, всё равно не могу скрыть радостную улыбку. Моему рабству конец. Я больше никогда не увижу этих искрящихся недобрым смехом глаз, мне больше незачем притворяться, что я люблю её. Единственное, за что можно быть благодарным Дафне – за маленький секрет Сноу. Будьте спокойны, господин президент, когда-нибудь о нём узнает весь Панем. Я пытаюсь отодвинуть воспоминания о Дафне подальше и снова возвращаюсь к мыслям об Энни. - Я разговаривал вчера с Делией. Она спросила, считаю ли я, что Энни может стать прежней. Сказала, что чуть не сорвалась и не накричала на неё, стараясь достучаться. Знаешь, – я опускаю голову и смотрю в пол, – мне иногда самому хочется опустить руки и сдаться. Мэгз подвигается ближе ко мне. - Она никогда не будет прежней, Финник. Все те, кто вернулся с арены, живут с незаживающими ранами. Эти раны на наших телах, в разуме, в сердцах. Важно, чтобы каждый раз, когда кажется, что сбывается самое худшее, что можно было представить, ты не смел сдаваться. Не сейчас, когда она так в тебе нуждается. Моё сердце наполняется благодарностью к этой удивительной женщине. - Спасибо, Мэгз. Я не сдамся. Никогда. Она улыбается мне, и тысячи морщинок разбегаются от уголков её губ по всему лицу. Эта улыбка – моя поддержка и опора. Мне не хочется думать о том, что когда-нибудь я лишусь и её. За те пять лет, что мы знаем друг друга, я успел настолько привыкнуть к Мэгз, что кажется, она была рядом всю мою жизнь. Она – якорь, который крепко держит меня на земле. Не будь её, я давно бы сошёл с ума. На прощание я крепко целую Мэгз в лоб и ухожу, пообещав скоро вернуться и рассказать все новости. Когда подхожу к домику Энни, то замечаю Делию, которая сидит на маленькой скамеечке у входа и в нетерпении теребит оборку на своей юбке. - Финник, наконец-то ты пришёл! – она поднимается мне навстречу. На её лице отражается настоящая гамма чувств, и меня бросает в дрожь. - Что случилось? Энни что-то сказала тебе? Делия качает головой. - Она проснулась полчаса назад. Я поднималась к ней с завтраком, а она вышла из комнаты и стала спускаться по лестнице. И ушла, представляешь? Я не верю своим ушам. - Как ушла? - Я побежала за ней, – Делия робко улыбается. – Ни за что не догадаешься, куда она пошла. К морю. - Она до сих пор там? - Да. Я посидела с ней несколько минут, а потом пошла встречать тебя. Энни даже не шелохнулась, когда я пробовала её увести. А потом я решила, что ничего плохого не случится, если она немного побудет там. Ведь так? - Конечно, – я делаю шаг назад и бросаюсь бежать. – Я присмотрю за ней! Несусь вперёд, не чувствуя под собой ног от радости. Моё сердце стучит так, как будто вот-вот выпрыгнет из груди. Энни сама вышла из дома! Возможно, она скоро придёт в себя и всё наладится. Внезапно меня озаряет идея, и я разворачиваюсь обратно к своему дому. В гостиной наверху долго роюсь в старом комоде и, наконец, вытаскиваю старый рюкзак. Спускаюсь с ним вниз, достаю из кладовой большой моток веревки и запихиваю его в рюкзак. Выбегаю из дома и несусь в сторону моря. Замечаю на чьей-то клумбе жёлтые головки георгин и срываю одну для Энни. Надеюсь, ей понравится. На берегу совсем пусто, и я сразу же замечаю одинокую фигурку девушки. Она сидит почти у самой воды, подобрав под себя ноги, и я сбавляю шаг, чтобы не напугать её. Иду по горячему песку и останавливаюсь в нескольких шагах. Энни никак не реагирует на моё приближение, и я, вздохнув, подхожу ближе и сажусь рядом. - Привет, Энни. Смотрю на бледное, словно окаменевшее лицо, распущенные по плечам волосы, и подавляю желание обнять её хрупкие плечики. Всё равно она не почувствует. Вместо этого убираю её волосы немного назад и вставляю в них цветок. Желтый бутон кажется маленьким солнышком, запутавшимся в прядях, и я закусываю губу, чтобы сдержать слёзы, которые готовы скатиться по моим щекам. - Я знаю, ты где-то здесь, внутри. Ты обещала мне однажды, помнишь? – в моём горле стоит ком. – Так что я буду сидеть и ждать, пока ты не вернёшься. Стягиваю с плеча лямку рюкзака и достаю из него веревку. Расправляю и нахожу конец мотка. Я провёл сотни часов, дожидаясь Энни с арены и навязывая узлы, как одержимый. Я и сейчас её дождусь. Только мне нужно чуть побольше терпения и что-то труднее, чем просто узлы. Скоро это становится нашей традицией. Я уже не бегу каждое утро к Энни домой, а спешу сюда, на берег. Я знаю, что она уже ждёт меня на прежнем месте, и, хотя по прежнему не произносит ни звука, мне нравится вот так проводить с ней целые дни. - Привет, Энни, – я сажусь рядом, уже и не надеясь услышать ответ, и вставляю ей в волосы свежий цветок. Он оживляет её осунувшееся личико, а я достаю из рюкзака моток веревки и продолжаю плести сеть. Мы просиживаем на берегу до вечера, и, когда с моря начинает дуть ветер и Энни ёжится от холода, я снимаю свою рубашку и набрасываю ей на плечи. Через две недели начинаю вместе с сетью приносить с собой связку дров и, когда темнеет, развожу костёр. Огонь весело трещит, пожирая древесину, и мы можем оставаться на берегу чуть дольше обычного. Я почти смирился с тем, что Энни больше никогда не заговорит со мной. И всё же, каждый раз вслушиваясь в шум прибоя, я вспоминаю, как море всегда помогало мне, и надеюсь, что однажды оно поможет и ей. Я провёл на побережье почти всю свою сознательную жизнь, приходил сюда, чтобы побыть наедине со своим горем или – реже – радостью. Когда умерла мама, мы с отцом целый день пробыли здесь в поисках утешения у этих тёплых волн. В день своего возвращения из Капитолия победителем Голодных Игр я пришёл сюда, чтобы остаться наедине с самим собой и попросить море забрать воспоминания об арене, которые терзали меня и не оставляли в покое даже ночью. Когда не стало отца, я искал здесь прощения за то, что практически свёл его в могилу. Если бы не это место, я никогда не обрёл бы покой. Через четыре долгих недели моя сеть, наконец, почти закончена. Она уже такая большая, что не влезает в рюкзак, и я просто закидываю её на плечо и не спеша выхожу из дома. Срываю по дороге красную гвоздику с клумбы и сворачиваю на короткую дорогу к берегу. Энни уже сидит на обычном месте, уставившись невидящим взглядом в одну точку. Я сажусь рядом и привычным движением вставляю цветок в пряди её волос. - Привет, Энни. В её сине-зелёных глазах блестят слезинки, но ни одна из них не скатывается вниз по щеке, и я, вздохнув, пододвигаю к себе сеть. Осталось совсем немного, и если Энни захочет и дальше проводить здесь время, придётся плести ещё одну. Молчание слишком тягостно, и чтобы не сойти с ума, мне нужно чем-нибудь занять руки. Ближе к вечеру, когда солнце почти садится за горизонт, я развожу костёр и оглядываюсь на Энни. - Сейчас приду. Иду вдоль берега, рассматривая все попадающиеся под ноги камни, и ищу самый острый. Мне осталось завязать на сети пару узелков, а потом обрезать лишние верёвочки. Нахожу нужный камень рядом с небольшим бревном, наполовину закопанным в песок. Оно слегка сыровато, но я забираю его с собой. Возвращаюсь к Энни, которая всё так же сидит, обхватив колени руками, и подкидываю бревно в огонь. Сажусь рядом, пододвигаю к себе сеть и снова принимаюсь за работу. Через час мои стёртые пальцы начинают отчаянно ныть, и я завязываю последний узелок. - Привет, Финник.* Сеть выпадает у меня из рук, и я резко оборачиваюсь к девушке. Это её голос, я не перепутаю его ни с чьим другим. Узнаю из тысячи голосов на свете. Нежность затопляет меня с головой, и я чувствую, как стоявший в горле ком пропадает. - Энни, – шепчу я. Она медленно поворачивает голову, и цветок в её волосах вспыхивает алым пламенем. - Финник, – слезинка медленно скатывается по щеке девушки, и я вытираю её большим пальцем. - Не плачь, моя хорошая. Я не в силах больше вымолвить ни слова. Обнимаю Энни и изо всех сил прижимаю к себе, чувствуя, как её руки лихорадочно цепляются за мою рубашку. Энни очнулась. У нас получилось.