Голодные Игры: Против правил

Грация врывается в мою комнату, словно разноцветный вихрь, и плюхается на соседнее кресло. - Свершилось! Наконец-то! Представление победительницы уже завтра! Я теряю дар речи. Прошло всего три дня с того момента, как я видел Энни – за несколько дней её состояние не могло улучшиться настолько, чтобы она могла предстать перед публикой. - Скажи, что ты пошутила. - Какие шутки, Финник! – от возмущения её очки сползают на самый кончик носа. – Ты думаешь, я могу быть так жестока, что буду шутить о самом важном для нас дне? Конечно-конечно. Самый важный день, ликующие капитолийцы, поздравления, праздничные вечеринки. Для Грации, как и для всех жителей столицы, дни представления победителя и последнего интервью наполнены ликованием и весельем. Для победителя – это заключительный этап Игр, когда нужно не ударить в грязь лицом и показать, насколько ты благодарен Капитолию за свою победу, за право жить дальше. Нельзя проявить и капли неуважения – за такое могут наказать. - Энни не сможет рта раскрыть, чтобы поприветствовать зрителей, – зло бросаю я. – Ей нельзя даже выходить отсюда – вдруг станет хуже? Грация небрежно поводит плечами. - Ты слишком сильно переживаешь. С нашей девочкой всё в порядке, представление пройдет отлично, не волнуйся. - Кто тебе сказал, что с Энни всё в порядке? - Никто, – она поправляет очки. – Но если президент объявил о завтрашней церемонии, то значит всё хорошо, ведь так? Чувствую, как во мне закипает ярость. - Президент? Да откуда он может знать о состоянии Энни! - Президент знает всё, – гордо заявляет Грация. – И кстати,он хочет видеть тебя. Машина уже ждёт. Меня бросает в холод, и живот стягивает в тугой узел. Каждая поездка во дворец Сноу – словно пытка, и у меня нет никакого желания её повторять. Поднимаюсь с дивана и делаю несколько шагов к двери. - У нас сегодня ещё столько дел! – Грация провожает меня печальным взглядом. – Не задерживайся там, мне ещё понадобится твоя помощь. - К чёрту всё, – я выхожу из комнаты и хлопаю дверью. Спускаюсь на лифте в холл Тренировочного центра и выхожу из здания. Очередной чёрный автомобиль везёт меня по широким капитолийским улицам прямо ко дворцу Сноу. Безгласый слуга знаком просит следовать за ним и ведёт по витиеватой лестнице в покои президента. Я толкаю дверь и оказываюсь в знакомом кабинете. - А, мистер Одейр, – губы Сноу растягиваются в подобие улыбки, – прошу, заходите. Прохожу вперёд, занимаю свободное кресло напротив него и смотрю прямо в холодные глаза. - Вы хотели меня видеть. - Конечно хотел, – он откидывается на спинку кресла. – Поздравляю, Финник. С вашим первым победителем. Я криво усмехаюсь. - Мне вдвойне приятно услышать это от вас. После того, как вы ясно дали понять, что не желаете видеть моего трибута выжившим. Улыбка Сноу меркнет. - Ну а сами посудите: зачем вам победитель? У вас и так забот хватает. А если не хватает, я легко могу добавить. Теперь я знаю, что он имеет в виду. В его понимании я не могу быть занят ничем другим, кроме как развлечениями с клиентами. Забота о победителе займёт всё моё свободное время, и поэтому у Сноу будет всё меньше возможностей продавать меня, а значит и денег в его личную казну попадёт тоже меньше. Дать возможность такому, как я, получить победителя – непростительное упущение. - Вы попытались добавить мне забот, – я пожимаю плечами. – Это не сработало. - Я, признаться, снимаю перед вами шляпу, – Сноу ухмыляется. – Никогда не думал, что вам удастся повлиять на Дафну. Она слишком своенравна и упряма, чтобы позволить кому-либо помыкать собой, но вы сумели подобрать ключик к её сердцу. - Вы недооценили мои способности. - Это точно. Скажите, Финник, но разве вас теперь не будет мучать совесть? Раз уж вы смогли обойти некоторые препятствия и получить победителя, почему так получилось, что храбрый мальчик, на которого ставила половина Капитолия, погиб, а вам досталась слабая полоумная девчонка? Я чувствую, как моё сердце сжимается от боли, и изо всех сил сжимаю кулаки. Лицо президента искажается в ухмылке. - О, кажется я попал по больному месту? В том, что случилось, вы можете винить только себя. Вы играли против правил, Финник, и поплатились за это. Теперь все запомнят вас как ментора сумасшедшей. И кстати, – Сноу выпрямляется в кресле, – в ваших интересах сделать так, чтобы как можно больше людей оставалось в неведении о реальном состоянии Энни. Наверняка нам придётся отменить последнее интервью, а это может вызвать подозрения. Но на коронации всё должно быть идеально. - Что-нибудь ещё? – я твёрдо смотрю в его стальные глаза. - Нет, вы свободны, – его лицо снова становится невозмутимым. – Увидимся завтра на церемонии. Встаю с кресла и делаю несколько шагов к выходу. - Помните, что во всём виноваты только вы сами, – голос Сноу догоняет меня у двери. – Нарушили правила – вот и возитесь теперь с сумасшедшей до конца своих дней. Я даже не оборачиваюсь и быстро выхожу из кабинета, не потрудившись закрыть за собой дверь. Сноу прав: я пошёл против его правил, когда уговорил Дафну оставить меня в покое на время Игр и стал бороться за жизнь моих трибутов. Но в главном он ошибся: с самого начала я хотел вытащить именно Энни. Я бесконечно виноват перед Аэроном, и мою вину никак не загладить. До конца жизни я не забуду момента его смерти, и мне так стыдно за своё желание спасти не его, а девушку, что кажется, я буду гореть в аду. Но я ничего не могу с собой поделать. Мне нужна была Энни Креста, и она выжила. А значит, я до сих пор играю не по правилам. Но теперь не один. На следующий день мне не разрешают увидеть Энни даже краем глаза, потому что команда подготовки с самого утра запирается с ней в её комнате и выставляет меня за порог. - Потерпи до вечера, Финник, – Грация придирчиво осматривает свой маникюр, не обращая внимания на моё взвинченное состояние. – С Энни всё в порядке, ты зря волнуешься. Я нехотя плетусь в гостиную, где Науэль дожидается своей очереди приступить к созданию финального образа девушки. Несколько часов мы составляем друг другу компанию, и стилист рассказывает мне последние капитолийские новости. Его общество нравится мне больше, чем общество Грации, и мы довольно неплохо проводим время. Затем команда подготовки зовёт Науэля, и он уходит, пожелав мне удачи на церемонии. В пять часов Грация приносит мне новый костюм и оставляет переодеваться. Через несколько минут я готов, и мы вместе спускаемся в лифте на первый этаж и идём на сцену. Волосы нашей сопроводительницы выкрашены в новый, насыщенно бордовый цвет, который отчаянно не сочетается с её жёлтым платьем, но я заявляю, что в восторге от её нового образа. Грация надувается от гордости и тоже опускает похвалу моему синему костюму. Мы занимаем места за кулисами и ждём своего часа. Когда наконец начинает играть гимн, я уже готов сорваться с места и кинуться на сцену прямо сейчас – ведь только там я увижу Энни. Первым перед зрителями появляется Цезарь Фликермен, и толпа разражается аплодисментами. Ведущий приветствует публику и представляет им команду подготовки Энни. Я не сталкивался с ними до этого времени, и сейчас, видя, как они скачут по сцене и по-дурацки кланяются, я ни чуть об этом не жалею. Следующая очередь Грации. Огромные каблучищи цокают по паркету, когда она выходит на поклон, и по лицу Цезаря видно, что он раздумывает, насколько они устойчивы. Науэля приветствуют громкими овациями: все помнят его милые и женственные наряды, которые сделали Энни неотразимой. Мой выход. Нацепляю на лицо одну из своих самых обворожительных улыбок и выхожу на сцену. Приветливо машу рукой многотысячной толпе, которая, словно обезумев, скандирует моё имя, и становлюсь рядом с Грацией. Тут музыка становится ещё громче, и под оглушительный рёв толпы откуда-то снизу появляется специальный лифт. Он раскрывается, и я, наконец, вижу Энни. На ней скромное голубое платье, которое едва достает до колен. Волосы распущены по плечам, на некоторых прядях сияют и переливаются крошечные драгоценные камни. Энни оглядывает ревущую толпу невидящим взглядом и остаётся на месте. Я подаюсь вперёд, но Цезарь опережает меня: быстро подходит к девушке и берёт её за руку. - Энни Креста! – вопит ведущий и слегка тянет её за собой. Она послушно идёт вперёд, и Цезарь подводит её к нам. Капитолийцы, не прекращая, орут от восторга, словно не замечая ничего странного, как будто и раньше ведущий за руку выводил победителя на сцену. Я приобнимаю Энни за талию и веду её к трону победителя, на котором она должна сидеть во время показа фильма с наиболее яркими моментами Игр. Девушка даёт усадить себя, но никак не реагирует ни на меня, ни на визжащую толпу. Я сажусь рядом справа от неё в специальное кресло и легко сжимаю её холодные пальчики, надеясь почувствовать пожатие в ответ. Но Энни словно ничего не замечает. Цезарь Фликермен отпускает ещё пару шуточек, и начинается основная часть программы – фильм. Он будет идти ровно три часа, и его посмотрят во всём Панеме. Свет тускнеет, на экране появляется герб. Уместить несколько недель Игр в трехчасовую программу – задача не из легких, особенно если учесть количество камер, одновременно работавших на арене. Поэтому волей-неволей телевизионщикам приходится выбирать, какую историю они хотят показать. Сегодня это история двух союзников. Первые полчаса посвящены событиям перед Играми: Жатве, выезду на колесницах, тренировкам и интервью. Показ сопровождается бодрой музыкой, и от этого жутко вдвойне: почти все, кто на экране, сейчас мертвы. Потом – арена. Кровавая бойня у Рога во всех её ужасающих подробностях. Я бросаю взгляд на безмятежное лицо Энни, боясь, что эти кадры пробудят в её мозгу ещё более страшные картины, но ничего этого не происходит. Девушка, не мигая, смотрит прямо на экран, но не видит ничего из того, что там происходит. Её сознание так далеко отсюда, что мне становится страшно: неужели я потерял её навсегда, и больше никогда не услышу от неё ни одного слова? Поворачиваюсь обратно к экрану и чувствую, как силы вот-вот покинут меня: я просто не готов пережить эти Игры ещё раз. Смерть трибутов Двенадцатого Дистрикта, Элизы, и еще нескольких детей, павших от рук профи, показывают во всех деталях. Энни умирает от жажды. Энни находит реку и вечером встречает Аэрона. Филип подрывается на капсуле. С подачи операторов история моих трибутов смахивает чуть ли не на любовную. Девушка так стремится помочь ему победить, а парень, в свою очередь, помогает ей тащить припасы, когда они убегают из пылающего города, охраняет её сон, оставляет самые большие куски мяса убитого кролика. И, конечно, ради того, чтобы спасти Энни от профи, погибает сам. Её реакцию на смерть Аэрона вырезают – слишком ужасен был тот крик. Смерть Оникс. Ту часть, где Энни скрывается в лесу, показывают лишь частично, пропуская момент, когда Маркус оставил её в живых. Крушение дамбы. Волна поглощает Гиацинта, а затем и Маркуса с Энни. Смерть выбившегося из сил трибута Десятого Дистрикта. Фильм заканчивается победными фанфарами и объявлением Энни победительницей. Снова играет гимн и мы встаём. На сцену выходит президент, следом за ним маленькая девочка несёт на подушке корону. Сноу, улыбаясь, подходит к Энни, берёт корону и надевает на её голову. Затем одаривает меня колючим взглядом и возвращается на своё место. Бесконечные поклоны и овации. Рука уже чуть не отваливается от приветственных взмахов толпе, когда Цезарь Фликермен, наконец, прощается со зрителями. Я снова приобнимаю Энни за талию и веду за кулисы. На очереди у нас праздничный банкет в президентском дворце, но мне плевать. Быстро шепчу Грации извинения и прошу её что-нибудь придумать, а сам увлекаю девушку подальше от любопытных глаз. Веду её через длинные коридоры, пока не оказываюсь в знакомом холле. Нажимаю на лифте кнопку с номером четыре, и он поднимает нас на нужный этаж. Энни никак не реагирует на мои попытки привести её в чувство, и в конце концов я просто отвожу её в комнату и укладываю спать. Девушка почти сразу же отключается, тревожно вздрагивая во сне, и я остаюсь рядом с ней, держа за руку и отгоняя ночные кошмары. На следующее утро приходит Грация и с кислым лицом сообщает, что последнее интервью отменили и заменили коротким фильмом об Энни, который операторы состряпали из некоторых не включенных в трехчасовую программу кадров. - Не понимаю, – сопроводительница поводит плечами, – в чём причина? Энни вполне здорова и смогла ответить на все вопросы, которые бы ей задали. Мне хочется изо всех сил приложить Грацию по голове чем-нибудь тяжёлым, и я едва себя сдерживаю. Когда Энни просыпается, все наши немногочисленные вещи уже собраны, и мы готовы трогаться в путь. Нас везут по улицам Капитолия в машине с затемнёнными стёклами. На станции уже стоит поезд. Я наскоро прощаюсь с Науэлем; через несколько месяцев нам предстоит встретиться снова: он вместе с нами будет совершать тур победителей по всем Дистриктам. Так Капитолий напоминает народу, что Голодные Игры по-настоящему никогда не заканчиваются. Энни снова вытащат под свет камер, а в дистриктах будут притворяться, как рады её победе. Поезд трогается, мы погружаемся в темноту туннеля, затем выныриваем на свет. По мере того, как Капитолий становится всё дальше, я позволяю себе задуматься о том, о чём раньше боялся. Сегодня вечером мы уже будем дома. Игры кончились, впереди – обычная жизнь. Когда мы ехали в столицу, я и представить не мог, что возвращаться буду не один. Эти несколько недель я так боялся потерять Энни, что до сих пор не могу осознать, что она вернулась, и теперь уже ничто не отнимет её у меня. Я подхожу и сажусь рядом с девушкой на мягкий диванчик у окна. - Всё хорошо, Энни. – я беру её руку в свои ладони. – Мы едем в Дистрикт-4. Скоро ты будешь в безопасности. Энни безмятежным взглядом смотрит в окно, не обращая на меня внимания. Я не знаю, какие картины сейчас предстают перед ней, но почему-то уверен, что меня в них нет, как нет ни арены, ни Капитолия, ни воспоминаний об Играх. Только эта мысль греет меня и помогает не сорваться – что бы ни происходило с девушкой, кошмары больше её не мучают. И я почти счастлив. Когда поезд прибывает на вокзал Дистрикта-4, Грация первой бросается к выходу и манит нас за собой. - Ну же, давайте скорее! – она в нетерпении приплясывает на месте. – Люди хотят видеть свою героиню! Я приобнимаю Энни за плечи и помогаю ей встать с дивана. - Пойдем, милая. Ты почти дома. При слове «дом» в глазах девушки мелькает какое-то осмысленное выражение, и она делает несколько шагов к выходу. Радостный шум голосов и аплодисменты, с которыми нас встречают, затихают сразу же, как только жители замечают рассеянный взгляд Энни. Та Энни Креста, которую они знали, никогда бы с таким равнодушием не встретила их радость и поздравления. Телевизионщики, заметив, что что-то не так, в недоумении переглядываются. Тут из толпы к нам пробивается девушка и крепко обнимает Энни. Это Делия. - Энни, дорогая, неужели это ты! – Делия отстраняется и с любовью смотрит на подругу. В её глазах стоят слёзы. – Ты вернулась к нам! Энни не чувствует объятий подруги, и я, оттеснив Грацию, наклоняюсь к девушке. - Тебе лучше увести её отсюда. Делия смотрит на меня большими синими глазами. - Зачем? Энни, почему ты молчишь? – она берёт её за плечи и легонько встряхивает. – Энни? Девушка смотрит прямо в глаза подруге, но не видит ничего. На лице Делии мелькает страх, и она поворачивается ко мне. - Что с ней? – её голос дрожит. - Я же сказал, уведи её. Делия меняется в лице, но берёт Энни за руку и тянет за собой. - Пойдём, моя родная. Толпа в гробовом молчании провожает их, пока девушки не скрываются за углом, а потом их взгляды обращаются ко мне. Внезапно я понимаю, как сильно я устал. Устал от притворства, лжи и обмана. Меньше всего сейчас мне хочется лгать этим людям. - Что? – я вымученно улыбаюсь. – Неужели вы так ничего и не поняли? Операторы выключают камеры, и над вокзалом повисает зловещая тишина. - Её больше нет! – я делаю шаг с платформы на дорогу. – Энни Креста не вернулась с арены. Вижу, как страшная правда наконец доходит до них, и усмехаюсь. - В этом году наш Дистрикт снова потерял обоих своих трибутов. Толпа расступается, а я бросаюсь бежать прочь.