Голодные Игры: Против правил

POV Энни Мне приходится зажать рот руками, чтобы не вскрикнуть от облегчения. Глупо, конечно, но я уверена: Элиза не станет меня убивать, если сейчас обнаружит моё укрытие. Она не из тех, чья стратегия – нападение. Я вспоминаю её растерянный взгляд, блуждавший от одной секции к другой в первый день тренировок в Капитолии, и меня охватывает жалость к этой маленькой девчушке. Финник говорит: несправедливо, что Жатва вытянула моё имя, но я считаю, что еще более несправедливо судьба обошлась с Элизой. Даже я – самое, казалось бы, неприспособленное к Играм существо, нашла для себя подходящую секцию для тренировки, где плела сети и делала крючки. Элиза же казалась совсем неприкаянной. Я не заметила, чтобы она продемонстрировала хоть какие-то навыки или надолго задержалась хотя бы у одного инструктора. Помню только, как она делала вид, что разводит костёр, а сама, прищурив близорукие глаза, наблюдала за действиями профи. Она явно не боец, так же как и я. Но в отличие от меня, Элиза умеет выживать – в этом я могу убедится сейчас, наблюдая за тем, как она складывает банки с едой в шкаф. И где она только всё это нашла? Не думаю, чтобы это спонсоры так её одарили – вряд ли они у неё вообще есть. У таких как мы, обычно не бывает покровителей. Я наблюдаю за Элизой, стараясь сильно не высовываться из-за двери. Она поднимается с колен и отряхивает запыленные штаны. Затем поворачивается, и я отчетливо вижу кровавый порез на её бледной щеке. Это не царапина, а след от ножа. Кто это сделал и как ей удалось от него уйти? На секунду меня охватывает мучительное желание выйти и поговорить. Но почему-то кажется, Элиза не согласится на союз, да и я не уверена, что хочу с ней объединяться. Есть что-то в этой девочке, что отталкивает меня. Может быть, её затравленный взгляд, может слишком резкие и неуверенные движения. В любом случае, ей нельзя доверять. Она, возможно, и не убьёт меня, но непременно бросит при малейшей опасности. Поэтому я вжимаюсь в стену и задерживаю дыхание, когда Элиза проходит обратно в холл мимо моего укрытия. Я слышу, как скрипит открывающаяся дверца каморки под лестницей, и чувствую, как сжимается моё сердце. Если она догадалась об этом тайнике, что помешает другим трибутам найти его? Несколько минут до меня доносится тихая возня – это Элиза устраивается в новом укрытии, а потом всё затихает. Я жду ещё несколько минут, а потом неторопливо выхожу из-за двери. Прислушиваюсь к тишине, убеждаясь, что ничто её не нарушает, и на носочках перемещаюсь к шкафчику с едой. Медленно и аккуратно открываю дверцы и забираю одну банку. Надеюсь, Элиза их не пересчитывала, а если да, то наверняка решит, что ошиблась и взяла меньше, чем насчитала. Я сажусь прямо на пыльный пол и неторопливо тяну за крючок на крышке банки, чтобы открыть. Потом сгибаю крышку напополам и этой импровизированной ложкой зачерпываю ароматную гречку. Она совсем холодная, но от этого не менее вкусная. На дне банки оказывается целых два кусочка мяса, и я съедаю один из них вместе с половиной содержимого банки, решая оставить ещё и назавтра. Кто знает, что со мной будет и удастся ли мне найти ещё еду, поэтому лучше не рисковать. Засовываю банку в бумажный пакет, который нахожу тут же, и кладу в карман куртки. Хорошо, что он вместительный, а то пришлось бы мне носить свои немногочисленные пожитки в руках. Потом встаю и медленно выхожу из кухни. Прохожу мимо коморки Элизы и с сожалением оглядываю её. Жаль, но сегодня мне придется поискать другое место для ночлега. Раздумываю над тем, стоит ли уходить из этого дома. На улице уже ночь, а значит велика вероятность того, что профи вышли на охоту. Поэтому для меня будет самоубийством выходить отсюда и искать другое укрытие. Стало быть, сегодня я останусь здесь. Поднимаюсь по лестнице наверх и уверенно иду к маленькой дверце слева от комнаты. Обстановка здесь повторяет предыдущий дом, поэтому неудивительно, что за дверью оказывается небольшая лестница, ведущая на чердак. Я поднимаюсь туда и, двигаясь в полной темноте, на ощупь добираюсь до маленького окошка, через которое льётся лунный свет. Распахиваю его и облегченно вдыхаю свежий воздух. На сегодня моё путешествие закончено, пора прилечь. Начинает играть гимн, и я замираю от неожиданности. Огромный герб Капитолия, парящий высоко в небе, сменяется портретом девочки из Дистрикта-12, и я моё сердце сжимается от жалости. Вот и всё, Игры для неё окончились, едва начавшись. Затем её лицо гаснет, и при виде следующего портрета у меня на глаза наворачиваются слёзы. Это второй трибут из Двенадцатого Дистрикта. Несколько секунд он смотрит своим серьезным недетским взглядом прямо мне в душу, а потом звуки гимна смолкают, и лицо мальчика растворяется в темноте неба. Навсегда. Я захлопываю окно и отворачиваюсь. Слёзы застилают мне глаза, но я даже не пытаюсь их смахнуть. Нора и Ройс, трибуты, вызвавшие у капитолийцев такой ажиотаж во время интервью, мертвы. Я ни разу не говорила с ними, но с первого дня тренировки поняла, что они не просто земляки, не просто команда, а единое целое – немая девочка и мальчик, готовый защищать её до последней капли крови. Я даже не сомневаюсь в том, что Ройс умер, пытаясь спасти подругу. Если бы я только могла, вернулась бы на несколько дней назад, в день последней тренировки только ради того, чтобы поговорить с ним, чтобы сказать, как глубоко я им восхищаюсь. Для него, возможно, это не имело бы никакого значения, а для меня было бы так важно. Лунный свет освещает чердак, и я вижу прямо перед собой старое, почти развалившееся кресло. Оно совсем пыльное и дряхлое, но мне всё равно. Я опускаюсь в него и подбираю под себя ноги. В голове беспокойным роем кружат мысли, и я закрываю глаза, чтобы привести их в порядок. Самое большое открытие за сегодняшний день – на арене спрятана еда. Я не знаю, где её искать, но главное то, что она есть. Не припоминаю, чтобы раньше распорядители устраивали что-либо подобное, но это очевидно – эти Игры не такие уж и голодные. Значит, я могу увеличить свои смехотворные шансы на выживание. Воду я уже нашла, значит найду и остальное. Вопрос в том, с чего начать. Если остаться здесь и понаблюдать за Элизой, я, скорее всего, пойму, как она смогла найти продукты. Надеюсь, мне удастся остаться незамеченной. Буду держаться достаточно близко, но не настолько, чтобы выдать своё присутствие. Эта мысль воодушевляет меня, и я покрепче прижимаю к себе колени и поудобней устраиваюсь в кресле. Я недолго задержусь рядом с Элизой. Конечно, я подвергаю себя огромной опасности, но всё же это лучше, чем просто умирать с голоду. Вспоминаю рюкзаки, набитые едой, лежащие у Рога изобилия, и тяжело вздыхаю. Вот уж кому сейчас не приходится думать о том, как добыть пропитание, так это профи. Наверняка они собрали все припасы в одну большую кучу и охраняют её днем и ночью, чтобы никто не посмел и близко к ней приблизиться. Да никто и не осмелится. Тягаться с профи – не лучшая идея. Потом я внезапно вспоминаю об Аэроне, и мои губы сами по себе растягиваются в улыбку. Кто-кто, а он точно смог бы отобрать у профи всё, что бы ему ни понадобилось. Он, конечно, не с пустыми руками от Рога ушёл, но всё равно, огромную долю "подарков" распорядителей захватили Оникс и её союзники. Если бы Аэрон только захотел, он мог бы оставить их без большей части всего этого. Но он, наверняка, взял только необходимое и предпочел с ними не связываться. Потому что Аэрон – самый честный, смелый и мужественный человек, которого я встречала в своей жизни. Больше всего на свете мне хочется, чтобы он победил. Есть только одно но: Финник почему-то убеждён, что я заслуживаю победу больше, чем Аэрон. На миг я возвращаюсь в поезд, мчащий нас в Капитолий, и вспоминаю потухший и безжизненный взгляд моего ментора, с которым он убеждал меня, что счастлив и не нуждается ни в чьей помощи. Моё сердце наполняется безграничной жалостью к нему. Я знаю, что он глубоко несчастен, и мне ничего так не хочется, как забрать все его печали и снова заставить смеяться и радоваться. Мне горько оттого, что этому не суждено сбыться – ведь он успел сильно привязаться к нам с Аэроном, и наша смерть заставит его мучаться только сильнее. Впрочем, Аэрон, наверняка вернётся домой, а значит Финнику будет не так тяжело пережить мою смерть. Надеюсь, когда-нибудь он сможет обрести покой и счастье, и одним одиноким человеком на земле станет меньше. От этой мысли мне становится немного легче, и я засыпаю спокойным сном без сновидений. На следующее утро я выполняю свой план: просыпаюсь пораньше и быстро спускаюсь вниз. Выхожу на улицу и осторожно осматриваюсь. Никого из трибутов поблизости не видно, поэтому я спокойно достаю из кармана стаканчик с ягодами и доедаю их. Потом прячусь в густой листве кустарников, растущих неподалеку от дома, и приготавливаюсь ждать. Неизвестно, когда Элиза решит выйти из своего убежища, но лучше ждать её здесь. Отсюда меня не видно, а значит пока я в относительной безопасности. Ждать приходится несколько часов. Ноги затекают, и мне приходится встать, чтобы размяться. Съедаю маленький кусочек хлеба с сыром, чтобы слегка утолить голод, и успеваю снова захотеть есть, когда, наконец, дверь приоткрывается, и Элиза осторожно выглядывает на улицу. Я поглубже прячусь в листву, а она выходит на крыльцо и осматривается по сторонам. Убедившись, что рядом никого нет, осторожно спускается по ступенькам и выходит на широкую дорогу, ведущую в город. На спине у Элизы маленький коричневый рюкзачок, явно пустой, значит все её припасы остались в доме. Отлично – вечером она вернётся сюда. Дорогу я запомнила, а значит, могу добраться обратно сама, не следуя за девочкой по пятам. Я жду, пока она отойдёт подальше, а потом вылезаю из кустарника и бросаюсь к роще, которая начинается через несколько метров от дома и тянется как раз около дороги, по которой идёт Элиза. Весь путь мне приходится то ползти, то бежать согнувшись, то двигаться короткими перебежками от одного дерева к другому. К счастью, Элиза идёт не оглядываясь, и я остаюсь незамеченной. Пару раз вспоминаю, что за мной сейчас следят камеры, и пытаюсь представить, как Финник отреагировал на мою стратегию. Я ясно дала ему понять, что бойца из меня не выйдет, и он даже, может быть, с этим смирился. Моё нынешнее состояние не совсем соответствует обычному поведению Энни Кресты, и сама я с трудом верю, что это именно я бегу сейчас по следам трибута, который даже младше и неопытней меня. Хотя моё сердце всё так же тревожно бьётся от страха, а ноги подкашиваются при мысли о том, что меня кто-нибудь заметит, сейчас у меня есть то, чего не было два дня назад – надежда. Надежда на то, что я не умру так быстро, как предполагала, на то, что мне удастся продержаться подольше. Есть ещё одна безумная мысль, которая пугает меня своей дерзостью – попытаться найти Аэрона и передать ему всё то, что я смогу найти. Всем ясно, что мне отсюда живой не выбраться, а значит моя задача – помочь Аэрону стать победителем. Помочь всем, чем могу. А поскольку физически от меня никакой пользы нет – ведь я не могу стать его союзницей и прикрывать его спину в битве – значит я обязана достать еду. Конечно, у Аэрона должно быть уйма спонсоров, которые не дадут ему умереть с голода, но в конце Игр, когда невероятно поднимаются цены даже на хлеб, выживание может зависеть даже от мелочей. Вот тогда-то он и возьмет припасы, которые я для него соберу. Эта мысль так воодушевляет меня, что я чувствую даже некоторый прилив сил и продолжаю бежать за Элизой. Когда она доходит до самого города, оставаться незамеченной для меня становится сложнее. Приходится перебегать от одного дома до другого только тогда, когда девочка заворачивает на соседнюю улицу. Двигается она с большой осторожностью: иногда заходит за дом и идёт дальше дворами. На меня эти пустынные и заброшенные места нагоняют суеверный страх и ужас, а она идёт так, словно знает здесь каждый уголок. Вряд ли первые два дня Игр она занималась тем, что изучала каждый квадратный метр арены, но во всяком случае, у меня складывается такое ощущение. Наши ботинки, наверняка, специально сделаны из такой мягкой кожи, чтобы ступать можно было совершенно бесшумно. По мнению капитолийцев, гораздо интереснее наблюдать за тем, как соперники подкрадываются к ничего не подозревающему трибуту тихой тенью. Сейчас я ужасно рада тому, что мои сапоги не издают лишнего скрипа, и Элиза ни разу не заподозрила, что за ней кто-то следит. Примерно через полчаса мы добираемся до небольшой площади с покосившимися одноэтажными домиками. Элиза замирает на месте, а я чуть не вылетаю на открытое пространство, не успев сбавить шаг. К счастью, успеваю спрятаться до того, как она оборачивается. Её испуганные глаза напряженно всматриваются в стену дома, за которой я прячусь, но потом она поворачивается обратно и кидается к самому ближнему от неё укрытию. Я успеваю заметить, как она захлопывает за собой дверь, и раздумываю, идти ли за ней. Потом решаю всё-таки остаться и подождать здесь. Я немного устала, и поэтому опускаюсь прямо на тротуар и достаю из кармана последний кусочек хлеба с сыром. Сыр совсем расплавился от жары, а хлеб раскрошился, но я вытряхиваю из пакета все крошки до одной и жадно проглатываю их. Голод от этого ничуть не утихает, но остатки каши я решаю пока не трогать, у меня ещё целый вечер впереди. Внезапный грохот пушечного выстрела заставляет меня подскочить и быстро подняться на ноги. Неужели Элиза попалась? Я вжимаюсь в стенку и отчаянно всматриваюсь в дверь дома, в котором она скрылась. Ну давай же, выходи! Ты не можешь вот так глупо умереть, я ещё не выполнила свой казавшийся таким идеальным план. Проходят несколько секунд, кажущихся мне вечностью, а потом дверь распахивается, и девочка вылетает на крыльцо. Я чуть не смеюсь от облегчения, когда вижу её растрёпанные волосы и раскрасневшиеся щёки. Она бросает тревожный взгляд на улицу, с которой мы пришли, и пулей бросается в противоположную сторону. Я дожидаюсь, пока Элиза скроется за поворотом, а потом бросаюсь следом. Не знаю, чья смерть приблизила меня сейчас к исполнению моего плана, но сейчас даже некогда об этом думать. Прежняя Энни Креста непременно остановилась и долго бы гадала, кто из трибутов пал, но сегодняшняя Энни, у которой есть цель, должна бежать следом за девочкой, от которой на данный момент зависит её жизнь. Поэтому я не могу думать о том, кто сейчас погиб. Я только надеюсь на то, что это не Аэрон.